— Прямо на горизонте паруса кораблей! — внезапно крикнули с салинга.
Сенявин быстро взбежал по трапу на ютовую надстройку. В эти минуты первые лучи солнца выпорхнули из-за Лемноса, и небесная синь стала прозрачной. «Один, второй, третий. Против тысячи двухсот пушек турок у меня всего семьсот, ну что же, Саид-Али, потягаемся…»
Через минуту-другую флагман поднял сигнал: «Назначенным кораблям построиться для атаки неприятельских флагманов».
Сенявин посмотрел на грот-стеньгу. Вымпелы вздымались лениво, чуть колеблясь.
«Превосходно, мы находимся на ветре». Он повернулся к Малееву:
— Дмитрий Иванович, распорядитесь живо накрыть чай в кают-компании и не забудьте накормить экипаж.
По кораблю разнеслась трель боцманских дудок. Коки спешно готовили завтрак. Команда надевала чистые рубахи и лучшее платье. Канониры в батарейных палубах откидывали крышки портов, снимали найтовы с орудий, подкатывали их к борту, раскладывали боеприпасы.
После завтрака иеромонах в новой рясе наскоро отслужил обедню.
За это время эскадра перестроилась. Слева выстроились три пары кораблей для удара по флагманам. Впереди всех шел «Рафаил». Чуть отвернув вправо, «Твердый» возглавил отряд для охвата авангарда турецкой эскадры, которая шла двумя колоннами. В первой — десять линейных кораблей, во второй — шесть фрегатов.
Пробило полторы склянки. Сигнальные матросы на всех кораблях доложили:
— Флагман «Твердый» поднял сигнал: «Начать сражение, атаковать неприятеля!»
Вперед вырвался «Твердый». Лукин увидел алый флаг первого флагмана Саида-Али.
— Держать на форштевень! — он показал на «Мессудие».
Справа впереди него и по корме находились младшие флагманы турок.
Первым, не выдержав, открыл огонь по «Рафаилу» стопушечный корабль Саида-Али. «Рафаил» сближался, не отвечая. Его пушки на всех деках были заряжены двойными ядрами. Над верхней палубой засвистели ядра. Один за другим перебило брасы — снасти управления у марселей — грохнула перебитая пополам ядром марса-рея. «Рафаил», чуть замедлив ход, упорно сближался с «Мессудие». Когда до него оставалось не более кабельтова, Лукин скомандовал: «Право руль!» — и через несколько минут с левого борта открылась громада первого флагмана турок.
— Пли! — раздался громкий голос командира. Мощный бортовой двухдечный залп «Рафаила» накрыл «Мессудие» и заставил замолчать его пушки. Сражение началось. Турки яростно огрызались. «Рафаил», двигаясь по инерции, непрерывно стреляя, прорезал неприятельскую линию под кормой их флагмана. Теперь он оказался в окружении турецких кораблей. Впереди продолжал отстреливаться поврежденный корабль капудан-паши. Сзади, упершись бушпритом в ютовую надстройку, надвигалась громада стопушечного корабля. На баке его столпились янычары. Размахивая ятаганами, они приготовились к абордажу. Слева по «Рафаилу» открыли огонь два фрегата.
— Абордажных наверх! — мгновенно скомандовал Лукин. — Карронады и пушки на ют. — Решительность командира спасла корабль.
Стоявший рядом барабанщик ударил дробь. В считанные минуты вытащили на ют две пушки и карронады и в упор ударили по янычарам. Вслед за этим открыли оружейный огонь выбежавшие абордажные матросы. Турецкий корабль, медленно удаляясь, выходил из боя. Удачными залпами «Рафаил» вскоре обратил в бегство фрегаты и продолжал расстреливать адмиральский корабль «Седель-Бахри».
Вокруг свистели ядра, то и дело вскрикивали раненые, падали убитые. Рядом, невидимые в пороховом дыму, громили турок другие корабли.
Взглянув на кормовой флаг, Лукин подозвал мичмана Павла Панафидина: «Ступай живо на ют, расправь флаг». Схватив фалы, Панафидин проворно расправил флаг, через минуту бегом вернулся доложить и замер, пораженный. На окровавленной палубе, раскинув руки, лежал мертвый командир — ядро перебило его пополам. Около тела хлопотали забрызганные кровью адъютант Захар Панафидин и барабанщик. Рядом валялись, точно перерезанные, две половинки кортика. Бережно подняв останки, они перенесли их в каюту. На шканцах вступил в командование «Рафаилом» капитан-лейтенант Быченский. Заканчивался третий час боя…
Далеко за кормой скрылись за горизонтом берега Лемноса, а слева медленно надвигалась, вырастая из моря, Святая гора — Афон. На склонах ее, тут и там, белели опоясанные мощными стенами греческие монастыри.
В это время флагман «Твердый» с тремя кораблями обогнул авангард турок, атаковал и отогнал фрегат и, пройдя под носом головного корабля, в упор расстрелял его. Когда турок вновь пытался напасть на «Рафаила», Сенявин пресек и эту попытку.
— Мы на ветре, — сказал он капитану первого ранга Малееву. — Уваливайтесь, пересекайте курс и отучите его ввязываться в схватку с вами.
Вскоре продольный залп с правого борта сбил паруса у турок, их корабль отстал и вышел из строя.
А русский флагманский корабль без передышки, с ходу обстрелял левым бортом и следующие за головным два мателота.
Сенявин редко вмешивался в действия Малеева, предоставляя командиру «Твердого» самому распоряжаться и действовать исходя из обстановки. У адмирала были свои флагманские заботы.
Два с лишним часа прошло с момента первого залпа. Бой с турками был в полном разгаре.
Повсюду на огромном пространстве моря ежеминутно вспыхивали все новые стычки кораблей, сопровождаемые артиллерийскими дуэлями, и тогда непроницаемая завеса дыма сплошь окутывала акваторию, скрывая сражающиеся корабли. Из этой мглы раздавался непрерывный гул пушечной канонады, в редких просветах сверкали огненные молнии орудийных залпов, и только верхушки мачт с вымпелами показывали расположение и характер движения своих и неприятельских судов.
После каждого залпа, в особенности одновременного с двух бортов, плотная стена дыма окружала «Твердый», оставляя узкие «окна» лишь по носу и корме. Поэтому-то адмирал специально отрядил на марс лейтенанта, который следил за обстановкой, принимая сигналы, подаваемые кораблями, и докладывал обо всем флагману.
Сенявин, конечно, ощущал, как все окружающие его офицеры и матросы, непередаваемое возбуждение битвой. Но кроме того, что он нес ответственность за действия флагманского корабля, он должен был видеть и замечать то главное в общей обстановке в тот или иной момент, что могло повлиять коренным образом на ход и исход сражения. Спокойствие и рассудительность, присущие ему обычно, не покидали его и теперь, в разгар сражения, которое протекало пока, слава Богу, по его, сенявинским, замыслам.
Еще в самом начале сражения он решил оставить арьергард турок без внимания, а с четырьмя кораблями атаковать три корабля авангарда эскадры Саида-Али. Это должно расстроить боевой порядок турок и задержать их отступление к Дарданеллам.
После яростной атаки «Рафаила» первого турецкого флагмана «Мессудие» «Твердый» и «Скорый» вместе с отрядом Грейга вышли в голову кильватерной колонны турок. Охватив голову эскадры и нарушив ее строй и тем самым завоевывая тактическое превосходство, Сенявин огнем заставил турок изменить курс, выйти из линии и спуститься под ветер. В это же время «Селафаил», «Уриил», «Сильный», «Мощный» и «Ярослав» атаковали, как и было задумано, одновременно трех младших турецких флагманов. Сомкнув линию, они сблизились на ружейный, а то и на пистолетный выстрел, сокрушая паруса, такелаж, сметая турок картечью с палубы. «Селафаил», громя корабль Бекир-бея, загнал его в дымовой завесе прямо на «Твердый».
…Малеев, стоя на шканцах, вдруг увидел, как с левого борта из пороховой завесы показался высоко торчащий утлегарь с турецким вымпелом младшего флагмана…
— Батареи левого борта — товьсь! — не мешкая скомандовал он старшему офицеру, который, поняв все, мгновенно скрылся в люке…
Спустя минуту в расстоянии пистолетного выстрела показалась громада восьмидесятичетырехпушечного «Седель-Бахри». На его баке отчаянно заметались в панике турецкие матросы. Тут же загрохотал залп всех батарейных деков. Сметая все на своем пути, картечь крушила мачты, паруса, такелаж, унося десятки и сотни жизней… Будто раненый зверь, «Седель-Бахри», чуть накренившись, потерял ход и вышел из линии боя…
Но турки сражались отчаянно. Сенявин видел, как атаковали сразу с двух бортов «Скорого». Правый борт его непрерывно опоясывался залпами картечи, отбиваясь от наседавшего неприятеля. Слева приближался другой корабль. На его верхней палубе столпилась не одна сотня обнаженных по пояс турецких янычар. Они вопили изо всех сил, потрясая ятаганами.
«Пожалуй, абордажа не избежать», — подумал командир «Скорого» капитан первого ранга Шельтинг и не мешкая распорядился:
— Абордажные партии наверх! Открыть беглый ружейный огонь!
Выскочившие на верхнюю палубу стрелки меткими залпами заметно охладили разгоряченных турок, а спустя несколько минут вытащенные пушкарями карронады рассеяли янычар.
