— Для нас невозможного мало.
Караджа-бей перевёл взгляд на визиря.
— Нет, — Халиль-паша отрицательно качнул головой. — Константин дважды бросил открытый вызов могуществу султанов. Он должен умереть, сломленный силой, а не от ножа наёмного убийцы. Это послужит хорошим уроком для всех строптивых.
Караджа-бей пожал плечами.
— Ты прав как всегда, мудрейший, — разочарованно протянул он. — Но как много вопросов можно было разрешить одним ударом кинжала! Пусть даже то будет кинжал наёмника.
— Ступайте, — приказал он хассисинам. — Договор остаётся в силе: через день, к закату солнца, голова Орхана должна лежать у ног султана.
Воины поклонились и направились к выходу.
— Запомните, храбрецы, — голос визиря остановил их, — ошибки быть не должно. Отличительный знак принца — родимое пятно величиной с акчу[11] на левой щеке у мочки уха.
— Мы будем помнить это, господин, — ответил сириец.
— И еще: один из вас останется в лагере и будет дожидаться возвращения остальных.
Вожак покачнулся на костыле и удивленно взглянул на пашу.
— Это ослабит нашу силу! — возразил он.
Визирь нахмурился.
— Приказы султана не обсуждаются! Имей это ввиду, прежде чем в следующий раз откроешь рот. Ступайте!
Когда двери закрылись за хассисинами, визирь обратился к Караджа-бею и Исхак-паше, за всю беседу так и не оборонившему ни одного слова:
— Пока что всё складывается достаточно удачно. Заполучив голову Орхана, султан может отказаться от дальнейшей осады Константинополя. Придворная клика во главе с Шахаббедином потерпит поражение и будет отстранена от ведения государственных дел. Мы же получим возможность без помех заняться обустройством и наведением порядка в нашей разоряемой бесконечными войнами стране.
— Когда я смотрел на этих удальцов, — нарушил свое молчание восточный бейлер-бей, — я думал вот о чем. Мне не хотелось бы, чтобы кто-либо заказал мою голову хассисинам. Я не могу пожаловаться на надежность своей охраны. И многие, очень многие из моих ратников телосложением покрепче этих семерых, да и клинками наверняка владеют лучше. Но их решимость, этот тусклый блеск в глазах, как у оживших мертвецов……
— Они фанатики, им неведом страх смерти, — хмуро согласился визирь. — Таких можно убить, но остановить — никогда.
— Однако…., - начал было Исхак-паша.
— Я знаю, что ты скажешь, — перебил его первый советник. — Что немалое число твоих воинов жаждет сложить головы в бою, чтобы доказать тем самым свое право вечно пировать за столами героев. Но это самообман: они лгут сами себе и даже под пытками не признаются в том, что смерть страшит их, как и каждого прочего человека. И мне более понятны те, в ком желание победить и уцелеть при этом заглушает тягу к посмертной славе. Нет, истинных фанатиков наберется немного и оттого они в стократ ценнее и опаснее.
— Армия из хассисинов не многим будет отличаться от армии из простых, хорошо обученных солдат, — высказал свое мнение Караджа-бей. — Ну разве что чуть больше горячности в бою….
— ….. и больше бестолковости из-за презрения к врагу, — добавил Исхак-паша.
— И потому, — заключил визирь, поднимаясь на ноги и тем самым давая понять, что разговор исчерпан, — они, хассисины, посвятившие жизнь воспеванию смерти, более всего подходят для засылки их в тыл врага, для тайных убийств и покушений. То есть именно для того, для чего испокон веков их и использовали.
Всё оставшееся до наступления сумерек время сириец наставлял своих подручных. Из-за своей раны вынужденный остаться в заложниках, он терзался сомнениями, понимая, насколько усложнилось до мелочей продуманное им покушение. Вновь и вновь он вычерчивал на песке схему укреплений, которые нужно было перейти незамеченными; объяснял кратчайшую дорогу к дворцу; указывал расположение зданий и пристроек бывшей резиденции ромейских царей и расстояния между ними; острой щепкой обозначал наиболее вероятное местонахождение палат принца. Хассисины сидели перед ним плотным полукругом, слушая и запоминая каждое слово. Время от времени они согласно кивали головами или напротив, задавали вопросы. Вопросы радовали предводителя, указывая на понятливость слушателей, хотя ответы на них подбирать становилось всё труднее.
— Численность охраны невелика, — говорил он им. — У этих дверей стоят только двое, с ними справится даже подросток. Какими словами стражи узнают друг друга? К чему вам эти слова, если они меняются каждый день? Помните, стражники принца отличаются от греческих солдат своей одеждой — широкими холщовыми штанами и тюрбанами вместо касок на головах. Оружие у них тоже другое — круглые щиты и простые копья вместо топоров и крючьев на концах, как у христиан. Но не вздумайте говорить с ними по-турецки: они признают обман и поднимут тревогу. Убивайте их сразу, издалека, так будет надёжнее. Поменьше разговаривайте между собой — горожане подозрительны и могут кликнуть караул. Почаще улыбайтесь и держите рты на замке, не ввязывайтесь в случайные ссоры: одно неосторожное слово или жест выдадут вас с головой. А перед толпой врагов бессильны даже герои легенд.
Шипя от боли и опираясь на костыль, он с трудом поднялся на ноги. Никто из хассисинов и не подумал шевельнуться: броситься на помощь — означало усомниться в силе вожака, оскорбить его подозрением в немощи духа и тела.
— Этой ночью вас поведёт Сулейман, — кивнул он на горбоносого араба, в знак признательности склонившего голову. — Ослушание ему я объявляю равносильным предательству.
Спустя несколько часов шестеро убийц, переодетые в холщовые куртки и штаны казненных христианских моряков и в натянутых поверх костюмов долгополых кафтанах горожан, поочередно, один за другим спустились в ров. Там, на дне, они затаились в ожидании прихода рабочих бригад.
Под утро, смешавшись с византийцами, они разделились и проникли в город через разные калитки. Однако в тот день стража была начеку и заподозрив неладное, подняла тревогу. Горожан, несмотря на их недовольство, задержали и лишь орудийный обстрел, по случайности пришедшийся именно на этот участок крепостной стены, спас хассисинов от немедленного разоблачения. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, они поспешили скрыться и с наступлением темноты встретились, как и было условленно, на рыночной площади, возле форума Тавра.
Двое из хассисинов извлекли из котомок удачно приобретённые у старьевщиков поношенные мундиры императорской гвардии, трое других остались в халатах воинов из свиты Орхана, выслеженных и умерщвленных неподалеку от пристани.
Добраться, пользуясь объяснениями сирийца, до покоев принца, труда не составляло. Двое стражей в восточных одеждах сидели на ступенях лестницы у бокового крыльца и вели неторопливую задушевную беседу. Услышав шаги, они поднялись на ноги и нацелили на пришельцев копья. Однако, обманутые одеждой, подпустили лазутчиков вплотную. Платой за доверчивость стали две перерезанные глотки. Убитых оттащили в сторону и двое хассисинов заняли их места.
Удача в тот день сопутствовала им: уже на лестнице Сулейман настороженно повел головой, бросился к пролету под ступенями и извлек из почти незаметной каморки заспанного малолетнего прислужника. Перепуганный подросток пытался увернуться от зажимающей ему рот ладони, бился в руках хассисина, подобно вытащенной из воды рыбке.
— Ты знаешь, где принц, — скорее утверждал, чем спрашивал вожак.
— Отведи нас к нему. В награду получишь жизнь.
Прислужник энергично закивал головой.
— Пошли, — распорядился араб, передавая свою добычу в руки другого хассисина. — Держите оружие наготове.
— Ослабь свою хватку, Али. Ты же не хочешь, чтобы мальчишка задохнулся? Если вздумает кричать, сверни ему шею.
Сказанное предназначалось для пленника, сам же Али в наставлениях не нуждался.
— Сулейман, мы возьмем тебя в кольцо, — заявил один из хассисинов. — Если наткнемся на стражу, скажем, что ведем подозрительного человека на допрос.
— Дело говоришь, Муса, — одобрительно кивнул тот. — А пока что позови сюда оставшихся снаружи.
Подражая размеренной поступи караульных, хассисины беспрепятственно миновали две полутемные галереи. В одном из переходов нога каждого из них по разу наступила на плиту, своим чуть более светлым цветом выделяющуюся из одинаковых с ней по размерам соседних плит. При каждом нажатии плоский камень едва заметно подрагивал и подавался вниз. Они прошли мимо, даже не обратив на это внимания. В самом деле, мало ли перекосившихся от времени плит может встретиться в покрытии полов коридоров ветхого замка? Дворцовая стража была осведомлена значительно лучше — на эту плиту, особенно в ночное время могла наступить лишь нога незваного гостя. Сдвигаясь с места, камень каждый раз приводил в действие рычаг, натягивающий пропущенный под полом шелковый шнурок.
