– Он самурай, – темно-красные губы искривились, – он не уронит свою честь тем, что не выполнит обещания… – Лаура подышала, слеза упала на клавиши:
– У нас общий прадед, с Наримуне. Даймё Сендая. Он бы, наверное, тоже так поступил… – Лаура не застала в живых бабушки, Эми-сан, но Джованни много рассказывал дочери о клане Дате:
– Он бы сделал то же самое, – Лаура зло била по клавишам, – а, тем более, Одноглазый Дракон, Дате Масамунэ. У таких людей нет жалости, и вообще чувств… – вырвав из машинки испорченный лист, размахнувшись, Лаура швырнула бумагу в угол:
– Он и Йошикуни самураем вырастит. Скажет, что я умерла… – она приказала себе собраться, и закончить доклад, упомянув о меморандумах. Лаура не имела права скрывать важные сведения от начальства. Она расхаживала по комнате, капустные листы шуршали:
– Я никому, ничего скажу, о Наримуне, о маленьком. Объясню, что не видела документов. Просто услышала о них, от контакта. Дядя Джон должен знать, что у нас работает немецкий агент… – Лаура составила короткий список сотрудников, навещавших Германию. Она долго колебалась, но включила кузена Джона. Вспомнив, как юноша водил ее в Национальную Галерею, Лаура увидела его прозрачные, голубые глаза:
– Он не предатель, нет. Я ему нравилась. Может быть… – она сжала руки в кулаки:
– Не смей и думать о подобном, слышишь. Нельзя притворяться, нельзя лгать близким людям. Джон будет счастлив, обязательно, но не со мной… – из-за штор донеслось шуршание шин, гудок автомобиля. Она, внезапно, отчаянно, подумала:
– А если найти маленького? Украсть его, спрятаться в горах. У меня отличный японский язык, чековая книжка при себе. Доберусь до Токио, до посольства. Обо мне позаботятся… – Лаура представила себе ноту министерства иностранных дел, и дипломатический скандал:
– Я никогда не докажу, что я мать Йошикуни. Наримуне, всем рты заткнет, деньгами. Они скажут, что я сумасшедшая женщина, потерявшая младенца, похитившая чужого ребенка… – санаторий окружала каменная стена в шесть футов. У ворот стоял домик охраны:
– Бесполезно. И не подкупить никого… – девушка вздохнула, – они японцы. Они выполнят распоряжения Наримуне.
Постояв немного, вернувшись к столу, она вставила в машинку чистый лист.
Наримуне пил кофе, глядя на афишу нового, французского фильма, «Человек-зверь», по роману Золя. Внизу, в списке актеров, значилось имя мадемуазель Аржан.
Иногда Наримуне и Лаура выбирались в кино. Они приезжали в кинотеатр по отдельности, и находили друг друга в зале, безучастно садясь рядом. Наримуне приносил пирожные, или орехи. Тушили свет, они сплетали руки, в зрительном зале мерцали огоньки сигарет. От Лауры пахло ландышем. Шуршал бумажный пакет со сладостями, на губах оставался вкус засахаренного миндаля.
– Не думай о ней, – велел себе Наримуне.
Получив от Зорге телефон Вукелича-сан, он вспомнил журналиста, высокого, с лысой головой, в круглых, стальных очках. Вукелич-сан обрадовался звонку. Наримуне, осторожно, сказал, что хочет обсудить размещение статей о Японии в европейских, либеральных журналах. Материалы были у него при себе. Листок с французским текстом он заложил между страниц статьи. Наримуне пришел в кафе за полчаса до встречи. Ему хотелось, еще раз, все обдумать:
– Я не совершаю ничего дурного. Невинные люди находятся в опасности. Войну надо вести честными способами… – Наримуне разглядывал прохожих на Гинзе.
С утра Меир отправился за подарками семье. Выйдя из метрополитена, окунувшись в шумящую толпу на торговой улице, он вспомнил нью-йоркские универсальные магазины. Сдвинув на затылок кепку, он засунул руки в карманы короткого плаща:
– Сенсэй говорил, что Токио, после землетрясения, быстро отстроился. Японцы очень талантливые люди. И упорные… – Меир, с трудом, начал разбирать иероглифы. Если бы не написанные ими вывески, здесь, на Гинзе, все бы напоминало Нью-Йорк. Учитель сказал Меиру, что на севере острова Хонсю сохранилась настоящая, древняя Япония. Меиру самому было интересно посмотреть на замок даймё Сендая, и навестить Холм Хризантем. Он хотел поехать в горы на выходные.
– Нет, не Нью-Йорк, – поправил себя Меир, – кафе здесь парижские… – он улыбался:
– Впрочем, о Париже мне только Мишель рассказывал. Господь его знает, когда я туда попаду… – первый раз в Испанию Меир заезжал через Лиссабон. Вторая поездка прошла через Швейцарию и юг Франции:
– Я даже в Барселоне не был, – недовольно понял мужчина, – всего и видел, что Амстердам, Цюрих и Бордо.
Ему, внезапно, захотелось сесть за круглый столик темного дерева, бросив кепку и плащ рядом, заказать кофе с молоком и круассан, полистать газету:
– Мишель, каждый день, по дороге в Лувр, в кафе заходит, счастливец… – Меир, по складам, прочел вывеску на противоположной стороне Гинзы: «Бистро Монмартр».
– А если в Европе воевать будут? – он подумал о сестре:
– У Эстер американское гражданство. А мальчики? Ей надо получить разрешение почти бывшего мужа, на вывоз детей за границу. Гитлер не нападет на западные страны, – уверенно сказал себе Меир, – не такой он дурак.
– Месье О'Малли! – услышал Меир незнакомый голос.
Зорге предупредил товарища, что в Токио находится гость из Советского Союза:
– Парень отменно работает. Он молод, однако, у него учиться надо. Успел и при штабе Франко побывать. Сойдись с ним, негласно, разумеется. В Москве знают состав группы. Пусть удостоверятся, что мы здесь не зря сидим… – Зорге описал Вукеличу якобы американского журналиста.
Бранко снял шляпу:
– Вы меня не знаете, месье О'Малли, но я вас видел, в пресс-бюро иностранных дел. Бранко Вукелич, я пишу для французских газет… – у московского гостя оказалось крепкое рукопожатие, серо-синие, спокойные глаза, под простыми очками в стальной оправе. Юноше вряд ли было больше двадцати пяти лет. Меир подумал:
– Зорге меня проверяет. Пусть проверяет, – Меир развеселился, – пусть хоть наизнанку вывернется. Я мистер О» Малли, работаю в чикагской прессе… – в случае интереса в журналисте, в редакции Chicago Tribune отвечали, что мистер О'Малли находится в Японии.
– Я встречаюсь с чиновником, из министерства иностранных дел, – Вукелич кивнул на бистро, – он работает в европейском департаменте. Интересный человек, я вас познакомлю.
– С удовольствием, – искренне ответил Меир. Толкнув дверь, они нырнули в теплое, полутемное, пропахшее табачным дымом кафе.
Прием для аристократии проходил в Нишидамари-но-Ма, малой гостиной императорского дворца. Отец нынешнего правителя обставил парадные комнаты в европейском стиле. На стенах висели гобелены, со сценами из средневековой японской истории. Чай разливали у маленьких столиков. В раздернутых, бархатных портьерах, виднелся ухоженный парк, темная гладь озера. Послеобеденное солнце переливалось в хрустальных люстрах. Придворные медленно двигались по драгоценному, начищенному паркету. Наримуне принял от лакея чашку, тонкого китайского фарфора.
Кузен, в бистро «Монмартр», заказал мильфей:
– Здесь отменная выпечка, Наримуне-сан.
Граф смотрел в серо-синие, большие глаза:
– Я думал, что у меня хорошая выдержка. Ему надо быть самураем… – увидев Наримуне за столиком, мистер О'Малли, как представил его Вукелич, даже не дрогнул лицом. Он только, уважительно, протянул руку: «Очень, очень рад, Наримуне-сан». Сначала граф думал, что кузен его не узнает, или, может быть, никогда не видел фотографий. Наримуне рассматривал, в Лондоне, семейные альбомы. Тетя Юджиния, весело, сказала:
– В США тоже получают новости, милый. Новости, снимки… – женщина провела рукой по лаковому, китайскому комоду:
– Нельзя терять связь с семьей… – женщина не закончила, заговорив о чем-то другом. Наримуне болтал с Вукеличем и кузеном о политике и кинематографе:
– Почему он здесь? Он состоял при штабе Франко, спас детей, получил орден, под тем же именем. На кого он работает? На американцев, или на Советский Союз? Он не коммунист, или я, может быть, просто не знаю? Зорге говорил, что Вукелич поддерживает коммунистов. В любом случае, – граф, незаметно улыбнулся, – Меир не нацист. Он еврей… – Наримуне передал Вукеличу конверт со статьями:
– Они на японском языке, но есть и французские материалы… – граф, на мгновение, замялся:
– Если у вас появятся вопросы, звонить не надо. Я еду в Маньчжурию. Лучше напишите… – Наримуне оставил журналисту номер ящика, на токийском почтамте, который он собирался использовать для связи с клиникой. Вукелич, с поклоном, принял визитную карточку графа:
– Не буду на него нажимать. Во-первых, надо показать Рихарду документы из пакета, а во-вторых, здесь товарищ О'Малли. Москве может не понравиться, что мы давим на агента, с первой встречи… – убрав конверт, журналист перевел разговор на прогнозы, каждый день печатавшиеся в токийских газетах. Ботаники сообщали, где ожидается самое пышное цветение сакуры.
