– Интересно, – Меир покуривал, закинув ногу на ногу, качая носком ботинка, – хотел бы я посмотреть на содержимое пакета. Кузен Наримуне работает на Советский Союз… – Меир не опасался, что кузен его раскроет. Он смотрел в темные, холодные, бесстрастные глаза:
– Он меня узнал. Однако видно, что он человек чести. Наримуне ничего не сделает. И я тоже… – Меир, внезапно, решил:
– Сообщу начальству только о Зорге. Обо всем остальном им знать не обязательно. Наримуне семья, я не могу поступать бесчестно. Русские станут нашими союзниками, рано или поздно, – Меир был больше, чем уверен в таком исходе событий, но на совещаниях помалкивал. Пока и речи не шло о европейской войне, а, тем более, об участии Америки в боевых действиях:
– С другой стороны, – Меир помешал кофе, – если Япония и Америка столкнутся на Тихом океане, Советский Союз нам поможет. У них здесь свои интересы. Наримуне нам важнее на свободе, даже если оставить в стороне то, что я никогда не предам родственника, – Меир отчего-то развеселился.
Он не сказал кузену, что едет в Сендай. Меир собирался пробыть в горах только два дня. Ему надо было возвращаться к занятиям и журналистской жизни. В Испании, превратившись из Марка Хорвича в Марка О'Малли, Меир начал писать. Коллеги должны были видеть его корреспонденции. Меир подозревал, что в недрах правительственных офисов, в столице, сидит редактор, правящий его опусы. Появление бойких статей мистера О'Малли, в чикагских газетах, никак иначе было не объяснить.
Они любезно распрощались, кланяясь. На тротуаре Гинзы Меир отговорился покупками. Он заметил, как блестят глаза кузена Наримуне:
– Он человек чести, – Меир зашел в универсальный магазин, – он ничего, никому не скажет. И я тоже. Просто буду знать, куда прийти, в случае необходимости… – адрес Наримуне он подсмотрел на визитной карточке, переданной Вукеличу.
В магазине, переписав данные в блокнот, Меир, нашел ювелирный отдел. Он слышал, что в Японии хороший жемчуг. Меир хотел привезти Ирене браслет, или ожерелье.
– Не кольцо, – он смотрел на бархатные коробочки, – но когда-то придется и его дарить. Иначе бесчестно… – он вспомнил о семейном кольце, с темной жемчужиной:
– Аарону жениться надо, ему скоро тридцать. Хотя какая женитьба, с его работой… – в ярко освещенном отделе, среди зеркал, щебетали девушки. Юноша его возраста, в скромном, чистом костюме, покупал кольцо. Меир огляделся:
– Как мирно, как спокойно. В Берлине так было. Аарону здесь делать нечего, – усмехнулся мужчина, – ни одного еврея во всей Японии, кроме меня… – он выбрал красивые бусы кремового жемчуга. Представив Ирену, в одном ожерелье, он, немного, покраснел. Меир признал: «Ты по ней скучаешь, дорогой мистер О'Малли». Расплатившись, он сверился с магазинными часами. Пора было на урок.
За плечом Наримуне прошелестел голос:
– Ваша светлость, вас ожидают, в библиотеке… – Наримуне, отчего-то подумал: «Наверное, тайная полиция». Он усмехнулся, отдавая лакею чашку:
– Какая кэмпэтай! Им нет хода во дворец. Простолюдинов, кроме слуг, здесь не водится, а слуги десять поколений с императорской семьей живут… – даже самые мелкие придворные должности передавались по наследству. Наримуне предполагал, что его попросят патронировать какое-нибудь деревенское начинание в его префектуре, как он думал о Сендае, или вручить премию, лучшему овощеводу севера.
Толстый, персидский ковер, скрадывал шаги. Тускло играло тисненое золото на переплетах томов. У окна Наримуне увидел знакомую фигуру, в темном смокинге. Он, мгновенно, переломился в спине, разглядывая узоры ковра: «Ваше императорское величество…»
Наримуне дружил с младшим братом Хирохито, принцем Такемацу. Принц, офицер, в военно-морском флоте, открыто выступал против маньчжурской войны, называя ее безумной авантюрой дорвавшихся до власти генералов.
Подростками, Наримуне и Такемацу вместе учились, в Киото, однако сейчас виделись редко. Такемацу, с женой, жил на морской базе, на западном побережье острова Хонсю.
– Садитесь, ваша светлость, – ласково сказал Хирохито, блеснув стеклышками пенсне: «У меня есть разговор приватного характера». Император, было, подумал, что стоило пригласить сюда министра двора:
– Нет, не надо. Пока ни о какой помолвке речь не идет. Официально, по крайней мере. Теру всего тринадцать лет. Год назад она его увидела, на празднике Ханами, во дворце. Теру не говорила с Наримуне тогда, подобное не принято. Она все время с детьми провела. Кто бы мог подумать… – император вспомнил голос жены:
– Старинный, уважаемый род. Теру зачахнет, милый мой, если ты ей откажешь. Девочка вырезала его портрет из газеты, и держит на туалетном столике. Придворные дамы мне говорили… – дочери, согласно традиции, жили в отдельном дворце, навещая родителей раз в неделю:
– Дашь ему титул принца, – твердо завершила императрица, – тем более, как ты говоришь, у него новое назначение.
Наримуне держал чашку свежего чая. Невозможно было подумать о том, чтобы прервать императора. Он и не прерывал. Он услышал, что должен провести еще год в Маньчжурии, а потом отправиться в Европу:
– Министр иностранных дел, – Хирохито протер пенсне, – говорит, что у вас отличные способности к переговорам. Было бы неразумно держать вас в одном посольстве, граф.
Наримуне посмотрел на черные усики:
– Его величество похож на Гитлера. Ерунда… – он вспомнил опыты Исии, в Харбине:
– Может быть, военные обманывают императора, скрывают от него правду о том, что происходит в Китае. Его величество добрый человек, он обязательно бы вмешался. Но я не военный министр, – оборвал себя Наримуне, – я не имею права упоминать о подобном. Я выполнил свой долг. Больше я ничего делать не собираюсь… – Наримуне ехал на запад, в должности посла по особым поручениям, представлять, как выразился император, интересы Японии, перед союзниками страны и нейтральными государствами.
– Йошикуни путешествовать придется… – мужчина скрыл улыбку. Хирохито заметил: «Еще одна вещь, ваша светлость. Как я обещал, приватная».
Выслушав, граф низко поклонился:
– Мне оказана огромная честь, ваше императорское величество. Я буду рад… – от подобного предложения не отказывались. Наримуне совсем не помнил принцессу Теру:
– Я ее мельком видел, в прошлом году. Ей тринадцать лет… – он открыл рот, Хирохито махнул рукой:
– Разумеется, не сейчас. Года через четыре, скажем. Официально мы объявлять не станем… – Наримуне не мог ничего скрывать от императора. Он подавил вздох:
– Ваше величество, у меня есть сын, младенец. От наложницы, на севере. Она умерла… – Хирохито улыбался:
– Мой уважаемый отец родился у наложницы моего уважаемого деда… – он поднялся:
– Перед свадьбой у вас появится другой титул, ваша светлость. Ваш перворожденный сын унаследует герб графов Дате…
Выйдя из библиотеки, Наримуне устало привалился к стене:
– Пусть. В конце концов, я узнал любовь… – мужчина закрыл глаза, – и понял, как она заканчивается. Больше я подобной ошибки не сделаю… – за окном вечерело. Наримуне видел, в темном стекле, отражение своего лица:
– Я думал в поезде
О будущем своем.
Оно мелькнуло предо мной
Печальное,
В ночном окне вагона…
Он пошел в парадную гостиную, к яркому свету и гулу голосов.
Меир читал эти же стихи, вернее, по складам разбирал строчки, склонившись над книгой Исикавы Такубоку. Он сидел в отделении второго класса, с тремя японцами. Не дожидаясь отправления поезда, попутчики сняли обувь и начали переодеваться. Меир усмехнулся:
– Где я в горах буду жить? Называется рекан, гостиница при горячих источниках. Сенсей говорил, что мне выдадут кимоно и тапочки… – учитель дал ему в дорогу томик стихов. Он велел вернуться, хотя бы, с двумя переводами.
– На север издавна ездили за вдохновением… – старик мелко рассмеялся, – постарайтесь уловить очарование японских образов, Минору-сан… – он называл Меира местным именем.
Пассажиры разложили на столе коробочки бенто. Имелась у них и фляга с зеленым чаем, и какая-то глиняная бутылочка, с иероглифами. Меир подозревал, что в ней сливовый ликер. Напиток ему нравился гораздо больше, чем сакэ. Услышав его попытки объясниться, японцы развеселились. Они долго кланялись, приглашая Меира разделить трапезу.
Он тоже скинул ботинки, и достал бенто. Пассажиры высаживались из прибывшего состава. Меир прочел надпись иероглифами: «Северный экспресс. Сендай – Токио, вокзал Уэна». Заметив знакомое, женское лицо, он приподнялся:
– Нет, обознался. Она старше кузины Лауры, не такая красивая. Лаура в Бомбее сейчас. Интересно, зачем Наримуне возвращался из Манчьжурии? По делам, наверное… – застучали колеса, ему сунули картонный стаканчик. Пригубив сладкое умэсю, Меир забыл о неизвестной, темноволосой женщине. Она медленно, сгорбившись, шла к зданию вокзала, пропадая в толпе.
