Шведы были готовы начать ее хоть завтра, но костью в горле была им Полтава. Ее надо было взять до баталии, взять во что бы то ни стало. В стороне крепости слышалась беспрерывная пальба, оттуда поднимался к небу пороховой дым.
Петр I, собрав в Семенове военный совет, попросил генералов прислушаться к шуму отдаленного сражения.
— Вы слышите, господа генералы, какой великий подвиг во славу России свершает Полтава. Три месяца гордый Карлус ломает об нее зубы. Три месяца простой народ вкупе с солдатами стоят неодолимой стеной пред шведом. Полтава истекает кровью и надеется только на нас, но и нам дает она драгоценное время для подготовки к генеральной баталии. А посему слушать прошу диспозицию к бою. Первыми примут удар редуты, посему, генерал Брюс, прошу вас, как командующего артиллерией, озаботиться установкой легких пушек в редутах, имея при них добрый запас пороха и картечи. Тебе, Борис Петрович, надлежит оставить в редутах пехоту с добрыми командирами. Сразу за редутами встаешь ты, светлейший, с кавалерией, ты и станешь по мере надобности атаковать неприятеля. Но старайся далеко не отрываться, дабы не быть окружену. Не забывай, что слева пред тобой лес, и старайся отжимать шведов туда. В лесу наши дерутся зело успешно, понеже {233} деревья помогают. Далее за редутами будут развернуты основные силы, Борис Петрович, под твоим командованием — пехотные полки под прикрытием кавалерии и артиллерии. Неприятель, прошедший редуты, должен встретить вначале хороший артиллерийский огонь, а потом уже пехотную атаку. Сам я встану во главе первой дивизии и прошу всех, господа генералы, эстафеты свои слать туда.
— Позвольте, ваше величество, — заворочался Шереметев, — попросить вас от своего имени и всего генералитета, чтоб вы к баталии не приобщались, понеже сие не царское дело.
— Это верно, — сказал Брюс. — Вы, государь, есть голова всего государства, а голову всегда беречь надлежит.
— Пустое, господа генералы, — нахмурился Петр. — Я полковник Преображенского полка и в силу звания своего беру себе первую дивизию. А приобщаться мне или не приобщаться — впредь разговора не заводить. Все.
Петр несильно хлопнул ладонью по столу, как бы ставя точку на обсуждении этого вопроса.
— Борис Петрович, ты вел переговоры с Реншильдом о дне баталии?
— Да, государь. Мы договорились начать оную утром 29 июня, как токмо взойдет солнце.
— Ну что ж, три дня нам достанет закончить все редуты. Одно худо: удержится ли до сего дня Полтава.
— Даст Бог, выстоят, Петр Алексеевич. Без малого три месяца держались, а уж три дня как-нибудь сдюжат.
В горницу вошел адъютант царя и, пробравшись к Петру, положил перед ним на стол бумажку и что-то шепнул.
— Когда? — быстро спросил Петр.
— Только что, — отвечал адъютант.
Петр быстро прочел написанное на бумажке, поднял глаза.
— Господа генералы, только что из гвардейского полка к неприятелю перебежал унтер-офицер.
— Кто? — подался вперед всем корпусом Меншиков, знавший их всех много лет.
— Ройтман.
— Немец, — грохнул светлейший кулаком по столу. — Так я и знал.
— Этот унтер-гвардеец слишком много знает, — продолжал Петр. — Теперь наши редуты будут у короля как на ладони. Что делать, Борис Петрович?
— А что сделаешь, Петр Алексеевич, редуты поперечные выстроены. Осталось пушками да людьми усадить. Еще не доделаны два продольных редута. Вот новобранный полк у нас… Изменник наверняка направит короля с главным ударом на новобранцев.
— А что предлагаешь?
— Я думаю, надо отобрать у новобранцев их серую форму и одеть в нее лучший полк.
— Какой?
— Думаю, Новгородский. Этот полк зело стоек, и Карлус на нем себе шею своротит.
— Добро, Борис Петрович. Делай так.
Фельдмаршал и генералы стали выходить из горницы, задержался, как всегда, светлейший. Когда остались они вдвоем, царь с укором заметил:
— Ты б, Данилыч, поменьше немцев срамотил. А то неловко перед Брюсом, Гольцем и Аллартом. Изменники во всякой нации есть. Эвон Мазепу возьми, однако ж мы не кричим, что малороссияне все предатели. Не они ли эвон Полтаву защищают, живота не жалея.
— Так ведь, мин херц, от самого Гродна как перебежчик, так немчин.
— Что делать, Алексаша, Россия для них не родина. Но вот унтера-гвардейца, убей, понять не могу. Неужто он и впрямь думает, что мы слабее Карла?
— Думает, сукин сын, думает. Но вот возьму в плен, ей-богу, на кол посажу иуду.
— Ладно. Возьмешь, посадишь. Ты вот что, Данилыч, всех ближе к шведу будешь. Не спускай глаз с него. Двадцать девятое двадцать девятым, но не верю я в их рыцарство. В любой миг могут кинуться на нас.
— Хорошо, мин херц. Будь покоен. Я услежу. И дам знать тебе сразу.
— Не забывай, я буду в первой дивизии.
Они простились тепло, даже обнялись на всякий случай: баталия — не танцы, в любой миг можно живота лишиться.
Перебежчик очень обстоятельно рассказал королю, сидевшему с забинтованной ногой на лавке, что делается в русском лагере к предстоящей битве. Карл не стал задавать свой обычный вопрос: «Зачем перешел к нам?» Он был твердо уверен, что все еще сильнее царя, оттого и бегут от него офицеры-иностранцы.
— Вы можете указать наиболее слабые места в русском построении?
— Да, ваше величество, в первой линии за редутами будет стоять полк вчерашних рекрутов, они не обстреляны и побегут после первого удара. Это послужит добрым сигналом для других полков. Не мне объяснять вам, сколь заразительна паника в бою. Все новобранцы в серой форме и сразу выделяются изо всего построения.
— Хорошо, мы учтем это. Что бы вы еще хотели сообщить нам, унтер, что, на ваш взгляд, является важным?
— Вы должны знать, ваше величество, я, собственно, и решил вас предупредить об этом. К царю на помощь идет нерегулярная конница — около сорока тысяч. Через три-четыре дня она будет здесь, и как сказали русские, тогда они смогут разобрать шведов по рукам.
Карл быстро взглянул на Реншильда. Они поняли друг друга — монарх и фельдмаршал.
— Ну что ж, унтер, — сказал король, — вы принесли очень ценные для нас сведения и сразу после битвы получите награду, достойную вашей услуги. Идите. Находитесь при моем штабе, вы можете понадобиться.
— Спасибо, ваше величество, — поклонился унтер и вышел.
Едва за ним закрылась дверь, Карл насмешливо взглянул на Реншильда:
— Вы не находите, фельдмаршал, что Шереметев надул нас, точнее вас? Назначая двадцать девятое число для баталии, он знал, что к этому дню придет сикурс в сорок тысяч.
— Но, ваше величество, эту дату назначили мы, чтоб успеть за эти дни взять Полтаву.
— К черту Полтаву! — крикнул Карл, настолько она навязла у него в ушах, что упоминание о ней вызывало у короля головную боль. — К черту вашу договоренность с Шереметевым! Мы ударим сегодня ночью. Полтава пусть спит. А мы подойдем в темноте и захватим редуты. Пушки повернем против Шереметева, и победа у нас в кармане. Полтава проснется, когда русской армии не будет существовать. И она тут же выбросит белый флаг.
Карл радостно потер руки. В таком настроении давно не видел его фельдмаршал.
— Ну как мой план, Реншильд?
— Я всегда дивился вашему полководческому гению, ваше величество. Вы умеете быстро находить выход из самых, казалось бы, безвыходных положений.
Реншильд не лукавил, лишь чуть льстил. Он действительно верил в возможность осуществления такого плана, ибо не раз был свидетелем еще более авантюрных предприятий своего повелителя, оканчивавшихся вполне благополучно.
— Я поеду сейчас в полки, я вдохновлю солдат на подвиги. Пусть позовут моих драбантов-носильщиков, — велел Карл.
Но вместо носильщиков в горницу влетел Мазепа, он сиял, заламывая сцепленные руки.
— Ваше величество, ваше величество! — захлебывался Мазепа от восторга. — К нам прибыл посол от крымского хана.
«Вот счастье и начинает поворачиваться ко мне, — подумал король. — Если хан подкинет мне тысяч сорок головорезов, я брошу их против царской иррегулярной конницы. Все уравновесится».
— Где он? — спросил король Мазепу.
— Сейчас будет. Я помчался вперед, чтоб обрадовать вас.
— Спасибо, гетман, вы очень старательны.
Ханский посол в расшитом шелковом халате, в мягких козловых сапогах, едва шагнув через порог, торжественно и витиевато приветствовал непобедимого короля, «лучшего друга» крымского хана, желал ему новых побед и удач в его многотрудном пути.
У Карла едва хватило терпения выслушать эти длинные пассажи восточного приветствия.
— Что передал мне хан?
— Хан приготовил королю тридцать тысяч лучших конников, но султан не разрешил ему выступать против московитов.
— Как?! — вскричал Карл возмущенно. — Но хан же обещал.
