— Пусть этого будет достаточно! — говорила она. — Великий поэт дарит мне дружбу. Чего же еще надо!
Разум уговаривал сердце, и постепенно боль отошла. Елизавета Михайловна, не одеваясь, сидела в постели, вспоминая вчерашний вечер, письма Кутузова.
Она глядела на портрет отца. Кутузов был написан во весь рост, в парадной форме. Портрет висел напротив ее кровати. Отец смотрел на дочь. Глаза, лицо, осанка выражали великий ум и непреклонную волю.
— Я всегда обращаюсь к тебе, отец, в трудные минуты жизни. Я хочу быть такой же сильной, как ты! — сказала она, встала и подошла к портрету, молитвенно сложила руки перед ним.
И ей стало легче. Неодетая, она села в кресло, и воспоминания унесли ее в далекое прошлое.
…Шел 1813 год. В пяти верстах от Петербурга народ остановил колесницу, везшую тело Кутузова, и до Казанского собора, где должны были похоронить Кутузова, люди, сменяя друг друга, на руках несли до могилы цинковый гроб с набальзамированным телом великого полководца, спасшего Россию.
Он умер в небольшой комнатке двухэтажного дома, на площади силезского городка Бунцлау.
Незадолго до смерти приехал к нему император. Он просил умирающего простить его за то, что не всегда был прав по отношению к нему.
«Я, ваше величество, прощаю, но простит ли Россия…» — ответил Кутузов Александру I.
На этой же площади стоит монумент. На нем надпись:
«До сих мест полководец Кутузов довел победоносные войска Российские, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас Отечество свое и открыл пути освобождения Европы. Да будет благословенна память героя».
После Бородинской битвы Кутузов писал жене:
«Я, слава богу, здоров, мой друг, и не побит, а выиграл баталию над Бонапартом».
Но Наполеону чудилось другое. В это же время он писал императрице Марии-Луизе:
«Мой добрый друг… я вчера разбил русских. Вся их армия в сто двадцать тысяч человек находилась тут. Сражение было жаркое; в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и шестьдесят пушек. Их потеря может быть исчислена в тридцать тысяч человек. У меня много убитых и раненых».
Александр I писал своей сестре Екатерине:
«В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова: это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтоб Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба не способны на это… мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указал общий глас».
Александр I присутствовал во время сражения при Аустерлице.
Породистый белый конь, на котором восседал двадцативосьмилетний император, придерживая повод рукой в ослепительно белой перчатке, стоял рядом с невзрачной лошаденкой Кутузова. А сам командующий мешковато сидел в седле, в потрепанной бескозырке, с подзорной трубой в руке.
Император, волнуясь, смотрел на поле, не понимая, почему медлит Кутузов с приказом о наступлении. Наконец он не выдержал и, с трудом сдерживая гнев, сказал:
— Почему войска не наступают? Мы ведь не на параде!
Кутузов даже не поглядел на царственного молодого человека, только чуть повернул голову в его сторону.
— Вот потому, ваше величество, я и не даю приказа о наступлении, что мы не на параде, а на поле битвы, — спокойно сказал он, как сказал бы учитель несмекалистому ученику.
«Отец всю жизнь прожил вдалеке от семьи, — думала Елизавета Михайловна, — и умер в одиночестве». Она обвиняла мать. Видно, та не очень заботилась о муже. Да, семья была немалая — пятеро девочек: Прасковья, Анна, Елизавета, Екатерина, Дарья. Их нужно было вырастить, учить, потом вывозить в свет. Но неужели даже тогда, когда молодой царь отставил отца от всех дел и тот вынужден был уехать в свое имение Горошки и заниматься хозяйством, неужели тогда невозможно было проводить с ним вместе хотя бы летние месяцы?
Елизавета Михайловна помнила это имение, густые разнообразные леса, обступившие его, деревянный помещичий дом на взгорке. Рядом церковь. А внизу река — красавица Ирша, прозрачная, быстротечная, с высокими зелеными берегами. По ту сторону реки — бархатные поляны, многоцветные, просторные. И снова леса, уходящие вдаль.
Кутузов писал тогда жене:
«Скучно работать и поправлять экономию, когда вижу, что состояние так расстроено; иногда, ей-богу, из отчаяния хочется все бросить и отдаться на волю божью. Видя же себя уже в таких летах и здоровье, что другого имения не наживу, боюсь проводить дни старости в бедности и нужде, а все труды и опасности молодых лет и раны видеть потерянными».
Елизавета Михайловна представила себе мать молодой. Небольшого роста, худощавая, довольно миловидная, с удлиненным разрезом глаз, веселая, громкоголосая светская женщина. Иной жизни для себя она не представляла. Ее отец был инженер-генерал Илья Александрович Бибиков. С юных лет Екатерина Ильинична привыкла к придворным балам, где она веселилась от души, играла в спектаклях. С возрастом танцы, наряды и спектакли перестали увлекать ее. Но уехать в деревню и лишиться великосветского общества было свыше ее сил.
Елизавета Михайловна вспоминала и своего деда по линии отца. Илларион Матвеевич Кутузов носил прозвище «Разумная книга». Это ему, Иллариону Матвеевичу, император приказал построить каналы, чтобы предупредить разливы Невы. Он же строил и Кронштадтский — Екатерининский канал.
И снова мысли Елизаветы Михайловны обратились к отцу.
Дважды он был ранен в голову. Ранение было тяжелое. Глаз стал видеть плохо.
Екатерина II довольно быстро оценила талант молодого военного. Он был награжден орденом Георгия четвертой степени. Императрица часто приглашала его во дворец
