После некоторых малоутешительных замечаний о создавшемся положении Беляев заметил:
– Вы знаете нашу бедность в снарядах. Мы производим не более двадцати четырех тысяч в день. Это ничтожно мало для столь растянутого фронта… Но недостаток в винтовках меня беспокоит куда сильнее. Представьте себе, во многих пехотных полках, принимавших участие в последних боях, треть людей, по крайней мере, не имела винтовок. Эти несчастные терпеливо ждали под градом шрапнелей гибели своих товарищей, чтобы пойти и подобрать их оружие. Просто чудо, что в таких условиях не возникало паники. Конечно, наш мужик известен своей силой терпения и покорностью… Ужас оттого не меньше… Командующий одной армии недавно написал мне: «В начале войны, когда у нас были снаряды и амуниция, мы побеждали. Когда уже начал ощущаться недостаток в снарядах и оружии, мы еще сражались блестяще. Теперь, с онемевшей артиллерией и пехотой, наша армия тонет в собственной крови…» Сколько еще наши солдаты могут выдерживать подобное?.. Ведь побоища эти слишком ужасны. Во что бы то ни стало русской армии нужны винтовки. Не могла бы Франция уступить их нам? Умоляю вас, господин посол, поддержите нашу просьбу в Париже.
– Я горячо буду ее поддерживать, – заверил Морис. – Я телеграфирую сегодня же…
Австро-германские войска вошли в Люблин, вынудив русских покинуть Митаву. Затем настал черед Варшавы. Потеряв этот ключевой в стратегическом плане город, Россия теряла всю Польшу с ее громадными ресурсами. Куда теперь откатятся русские армии? На Буг, Верхний Неман и Двину.
Моральные последствия этих уступок еще горше. О них, как о коварные морские рифы, грозит разбиться хрупкий корабль той национальной энергии, того подъема, который с недавних пор плывет на всех парусах по неспокойным, бурлящим водам России. А впереди предвестниками новых бед маячат целые скальные нагромождения. Ведь в скором времени, как ни грустно, придется мириться с падением Осовца, Ковны и Вильны…
Утро восемнадцатого августа началось у Палеолога с визита в Министерство иностранных дел. Сазонова он застал в кабинете, на своем рабочем месте. Выглядел тот неважно. Бледное, осунувшееся лицо и лихорадочно блестевшие глаза, какие бывают у министра в самые плохие дни.
– Что произошло на этот раз? – спросил Морис, едва поздоровавшись.
Русский коллега ответил не сразу. Посмотрел грустно, потер припухшие веки, только после этого пробормотал:
– Сегодня ночью, после ожесточенной атаки, германцы заняли Ковно.
Из груди Мориса готов был вырваться разочарованный вздох, но Сазонов, как выяснилось, еще не закончил делиться плохими новостями, продолжив:
– …У слияния Вислы и Буга они взяли штурмом выдвинутые укрепления Новогеоргиевска… И уже подходят к Брест-Литовску…
Вот теперь, кажется, все. Да, ситуация сложилась критическая, ничего не скажешь. Одно взятие Ковно чего стоит!
Палеолог удрученно помалкивал, не находя слов.
Оценив его реакцию, Сазонов достал из папки на столе какой-то лист. Показав на него Морису, сказал:
– Послушайте, что мне сообщают из Софии. Я, впрочем, этому нисколько не удивляюсь… Савинский утверждает, что болгарское правительство, согласно сообщениям достоверных источников, уже давно и твердо решило выступить на стороне германских держав и напасть на Сербию.
* * *
Немцы притихли, не рискуя больше штурмовать крепость. Только работы у подпоручика Стржеминского ничуть не убавилось. Даже наоборот, больше стало.
Мало того, что полевые фортификации снова оказались разбитыми германской да своей артиллерией, так еще и коллективную защиту от газа вдруг всем подавай. Последний штурм наглядно показал, что крепость абсолютно не защищена от подобных атак. На этот случай не существовало никаких инструкций. Присланные респираторы не спасали от хлорного дыма, в чем Владислав убедился на собственном горьком опыте. До сих пор неважно себя чувствовал. То зашумит в голове, то закружится все вокруг, будто с карусели только что слез, то туман в глазах. Временами появлялась противная слабость в теле, дрожали руки и ноги. Как поест, кидало в жар, и мучила одышка. Но пересиливал себя и выходил к роте. Дел-то невпроворот.
Те меры, которые раньше предпринимали в Осовце для защиты от газов, оказались неэффективными. Разве что костры из соломы более-менее сработали. И то не везде. А вот поливка брустверов известковым раствором, всякие щиты и прочие незамысловатые выдумки, как показала практика, не помогали вовсе. Большинство казарм, убежищ и капониров начисто лишено искусственной вентиляции. Даже приборов для выработки кислорода, и тех не было.
Генерал Бржозовский отдал категоричный приказ:
– В кратчайшие сроки принять самые решительные меры к обеспечению крепости от газов, – после короткого молчания, понизив голос, угрожающе добавил: – Тем более разведка все настойчивее доносит, что противник готовится повторить штурм с применением еще большего количества этой дряни.
Потому и не до лечения Владиславу. Да и не один он такой. Почти весь гарнизон потравлен. Кто больше, кто меньше. Многие не стали покидать Осовец. Отправили только тех, кто совсем уж работать не мог. Ну а Стржеминскому сам бог велел остаться. Не зря ведь ему на следующий же день после той немыслимой контратаки в составе 13-й роты командир Землянского полка, полковник Катаев, торжественно вручил свое Георгиевское оружие. И как после этого, скажите на милость, подпоручик Стржеминский, герой обороны Осовца, все вдруг здесь бросит и преспокойно уедет? Сделать это не позволяли прежде всего гордость польского дворянина и честь русского офицера.
Весь гарнизон, кто мог держать инструмент, решительно взялся за работу, стараясь как можно скорее обезопасить себя от повторной газовой атаки. Трудились не покладая рук. Даже Владислав натер кровавые мозоли. Только, как стало потом известно, старались они совершенно зря…
Обстановка изменилась пятнадцатого августа, когда немцы потеснили 1-ю армию и она откатилась на восток. Положение русских давно было угрожающим. Они все отходили, пядь за пядью очищая Польшу. Оставив свои позиции по берегам Бобра, Нарева и Вислы, русские армии продолжали отступать к линии Белосток – Брест-Литовск. Но и там долго задерживаться не собирались. В ближайшие дни, во исполнение общего дальнейшего отступления на восток, они должны были миновать и этот рубеж, чтобы выйти из «польского мешка», так старательно подготавливаемого немцами.
В этих условиях крепость Осовец, до сих пор стойко державшаяся и продолжавшая служить надежной опорой правому флангу Юго-Западного фронта, рисковала попасть в глухую блокаду. Отрезанная от тыла, без подвоза боеприпасов, продовольствия и пополнений, она бы долго не протянула. Тогда Верховный главнокомандующий прислал приказ: готовить крепость к эвакуации и к возможному разрушению укреплений.
И опять закипела работа. В первую очередь снимали с позиций тяжелую артиллерию и грузили вместе с ее боевыми запасами на железнодорожные платформы. Тут же забивали товарные вагоны всем тем, что хранилось на складах – продовольственных, интендантских, оружейных и прочих.
Эвакуация, начавшаяся семнадцатого августа, шла полным ходом. Ночью, втайне от врага, эшелоны уходили на Белосток. Все бы хорошо, но успели отправить лишь несколько поездов. Уже на третью ночь, двадцатого числа, железнодорожное сообщение было прервано. Оставшиеся пушки пришлось вручную тащить по дороге на Гродно. Лошадей не хватало – передохли от газа и бомбежек. Артиллеристы и ополченцы сами впрягались в лямки по тридцать – пятьдесят человек и тянули орудия на своих плечах. Инженерные, продовольственные и прочие грузы везли на автомобилях и подводах, раздав перед этим как можно больше консервов солдатам.
Тяжелый и очень медленный способ, но деваться некуда. Как бы там ни было, а в ночь с двадцать первого на двадцать второе вывезли последнее, полностью очистив крепость от вооружения. Остались только четыре орудия с расчетами, которые время от времени постреливали, делая вид, что гарнизон еще здесь. К тому же днем по плацдарму маршировала пехота, громко горланя песню, сложенную ополченцами:
Там, где миру конец,
Стоит крепость Осовец.
Там страшнейшие болота,
Немцам лезть в них неохота…
Словом, любыми путями старались ввести противника в заблуждение.
Хватало забот и Владиславу, хотя саперы участия в погрузочно-разгрузочных работах почти не принимали. У них была другая задача.
Обе саперные роты, как и все крепостные инженеры, поступили в распоряжение начальника инженеров крепости. Туда же передали всю имевшуюся в наличии взрывчатку – пироксилин, довольно сильное взрывчатое вещество. В крепости его было навалом. Хватило бы поднять на воздух маленький город.
Подготовка к уничтожению главных укреплений Осовца велась одновременно с эвакуацией. Всю территорию разбили на шесть участков, каждый со своими специфическими задачами. Первым был Центральный форт, где требовалось подготовить к разрушению постройки, что фланкируют ров, казармы и жилые строения. На втором участке, а это Скобелева гора, готовились взорвать броневую батарею и убежища на оборонительном гласисе. На третьем – Заречный форт – минировали казармы, убежища для силовой станции и мосты через Бобр и Рудский канал. Четвертый участок – основной, поскольку это плацдарм крепости. Там необходимо было разрушить бетонные батареи, убежища на северном и южном гласисах, казармы и жилые строения крепостного городка. На пятом и шестом участках взрывчатка закладывалась во все важнейшие сооружения Шведского и Нового фортов. Плюс к этому планировали полностью уничтожить Довнарские казармы.
