голове ещё не могла поместиться та ужасная мысль договорённости с отвратительным человеком, который вызывал у неё страх наравне с отвращением. Из её глаз полились слёзы.
Дудич сделал несколько шагов, как бы хотел взять её руку и поцеловать, итальянка с криком спряталась за фрамугой окна, отталкивая его руками.
– Не приближайся! Не приближайся ко мне! Иди приготовь что нужно… благодари королеву, не меня.
Смутившийся Петрек отошёл к порогу и забормотал, что и для свадьбы, и для выезда посоветуется с ней, дабы поступить согласно её желанию.
– Можете прийти, как теперь, – ответила она гордо, – но никакой близости. Я не вынесу её, помните об этом.
Послушный Петрек медленно отошёл к двери, вышел из комнаты и, оказавшись в коридоре, почувствовал себя словно пьяным, вытер лоб, покрытый потом, должен был постоять минуту, прежде пришёл в себя.
Дземма как безумная летала по своей комнатке, хватая и бросая то, что ей попадалось под руку, останавливалась в задумчивости и вырывала свои красивые волосы, а Дудич собирал разрозненные мысли, достигнув вдруг цели и сам не зная, хорошо или плохо вышло. Он верил, что итальянку смягчит и одолеет, но ныне она показалась ему гораздо более дикой, чем он её представлял.
Привыкший к экономии, Дудич также рассчитывал в голове, каким великим жертвам подвергнут его требования женщина, которая жалеть его вовсе не думала.
Замехская, к которой он пошёл с таким грустно опущенным носом, как если бы его постигла неудача, теперь уже не отказала в посредничестве. Позвали Бьянку; Дудичу нужно было знать, как ему готовиться в путь, чтобы в самом начале не напрашиваться на неприятную ссору с женой.
Приятельница охотно взялась расспросить Дземму, но не только её, нужно было просить разрешение у королевы служить и собираться в путешествие.
Дудич должен был сидеть добрых несколько часов, прежде чем ему принесли выданный ему приговор. Нужны были две приличные кареты для госпожи и её двора. Королева хотела, чтобы Дземму сопровождала Бьянка, которая должна была обо всём доносить. Кроме того, две девушки-служанки и старая итальянка, назначенная Боной, должны были составлять компанию пани Дудичевой.
Хоть немолодой уже, Петрек не имел права сидеть в карете с женой, должен был вместе с людьми ехать верхом рядом с её каретой.
На этом не конец; где шли две кареты, одна из которых должна быть покрыта бархатом и украшена позолоченными латунными балясинами, другая – тёмно-красной тканью, по крайней мере две повозки под кожами нужно было иметь для дорожных принадлежностей, для сундуков и шкатулок жены, для провизии людей и коней, для запасных доспехов, постели, войлока, ковров, подголовников, подушек, которые с собой возил каждый, кто нуждался в комфорте. Дальше ещё при четырёх каретах и стольких же возницах нужны были люди для безопасносии и службы, по меньшей мере несколько, и то не первых попавшихся.
Лесные тракты к Литве не везде были безопасны, часто по несколько миль нужно было волочиться песчаной дорогой, не найдя ни постоялого двора, ни деревни, ни сарая. На всякий случай и шатёр один, другой, кормушки и сохи к ним для лошадей было нужно с собой взять, а для кухни медь и посуду, а для жажды несколько бутылок. Всё это обсудив со смеющейся Бьянкой, которая вполне была рада авантюрному путешествию, и записав, Дудич схватился за голову, хоть имел желание взять кошелёк, потому что посчитал, сколько это будет для него стоить.
Итальянка, увидев, что он забеспокоился, крикнула ему:
– Заранее подумайте! У вас есть ещё время отступить. Завтра будет слишком поздно, замок защёлкнется.
Но Дудич из-за одного себялюбия отступать не думал, и ответил, что дело было не в деньгах, но в нехватке времени, чтобы всё собрать, потому что в Кракове, хотя бы даже Дземма была не так нетерпелива, чума выступала более грозно и оставаться дольше не позволяла.
Поэтому Дудич как можно быстрей побежал в город, где за деньги всегда всё можно было достать. И хотя друзей у него не было, платных помощников было предостаточно. Встретившись по дороге с паном Бонером, он не скрывал от него, что женится на итальянке, но больше ничего ему не поведал. Оставшуюся часть этого дня, ни минуты не отдыхая, Петрек потратил на уговоры людей, покупку коней, упряжи, одной кареты, которой ему не хватало, повозок и т. п.
Поздно ночью в его постоялом дворе ещё было шумно… и комната была завалена упряжью, оружием, посудой, она выглядела как неубранная кладовка, когда в неё вбежал Марсупин.
Он знал уже от казначея о браке, но не очень этому верил, – прибежал чего-нибудь узнать.
Они вместе вышли в альков.
– По вашему занятию я вижу, что, пожалуй, правда то, что вы женитесь, и едете вместе с женой в имение. Это правда?
– Правда, – ответил Дудич. – Зачем мне вам лгать, когда скоро это наверх выйдет? Я еду с женой в Вильно.
Марсупин отскочил от него и поглядел с презрением.
– То, что ты женишься на любовнице короля, – воскликнул он, – это ещё куда ни шло; много нашлось бы таких, кто бы её взял; но чтобы ты её королю вёз, это невероятно!
– А кто говорит, что я везу её королю? – сказал Дудич. – Мы едем, дабы воспользоваться его милостью и отдаться под его опеку. В Литве у него много земель для раздачи.
Итальянец пожал плечами.
– Ты слеп как крот, – сказал он. – Королева-мать трезвонит об этом браке, вы едете с её ведома; ясно, в чём дело: чтобы король не скучал по жене и с нею не жил. Какова же будет ваша обязанность? Стоять на страже, когда его королевское высочество будет забавляться с вашей женой?
Лицо Дудича побледнело и в то же время почернело, он забормотал что-то непонятное.
– Позвольте, – сказал он, – это моё дело, ничьё!
– Конечно, – ответил Марсупин, – как себе постелишь, так выспишься; но помните, что если до сих пор вас не очень уважали люди, теперь уважения вы ещё меньше выиграете, если даже у вас будет милость молодого короля.
Итальянец, которому, видимо, важнее было убедиться, как обстояли дела, а не обращать Дудича, упрямство и глупость которого знал достаточно, попрощался с ним неохотно и ушёл.
Потом всё следовало согласно программе, с тем дополнением, что, несмотря на свою скупость, Бона, стараясь задобрить любовницу сына, возле которой теперь постоянно крутилась, дала ей обильное и богатое приданое. Не было недостатка ни в тканях для платьев, ни в шубах, цепочках и посуде, ни в красивых безделушках, так что Бьянка дала Дудичу знать, что скорее всего
