— Фрицы притихли, наверное, встречают Новый год. — Слышно было, как Еременко хохотнул. — Скоро, уже скоро мы дадим им жару. Да, тебя, Костя, с Новым годом! Пусть он всем нам принесет удачу!
— И тебя тоже с Новым годом, Андрей Иванович! — отозвался Рокоссовский. — У меня к тебе самые теплые чувства. Всего доброго!..
Дорогих гостей руководство Донского фронта встретило хлебом-солью. Завязалась дружеская беседа, и каждый генерал стремился задать вопрос Ванде Львовне — польской и советской писательнице, по-своему красивой и элегантной даме. В войну в звании полкового комиссара (затем полковника) она была агитатором ГлавПАУ РККА на Юго-Западном фронте, выезжала и на другие фронты. Она была также председателем Союза польских патриотов. Многие успели прочесть ее повесть «Радуга» — она вышла из печати в 1942 году. В книге рассказывалось о борьбе советских людей на оккупированной врагом земле. В повести автору удалось ярко показать, как вызревало пламя партизанской народной войны.
— Вы хорошо раскрыли в своей повести ненависть советских людей к немецким оккупантам, и это очень важно для воспитания наших бойцов, — похвалил Ванду Львовну Рокоссовский. — Мы с вами поляки-земляки, и я преклоняюсь перед вашим талантом.
Ванда Львовна улыбнулась и «дала сдачу» генералу, заметив, что это он, Рокоссовский, легендарный командир, военный талант которого высоко ценит Верховный главнокомандующий.
— О вас я написала бы хорошую книгу, — улыбнулась Василевская.
Рокоссовский густо покраснел:
— Не обо мне, Ванда Львовна, нужно писать книгу, а вот о нем, вашем однофамильце. — Он кивнул на сидевшего рядом генерала Василевского.
— Обо мне писать рано, — весело возразил Александр Михайлович. — Вот когда разобьем врага, тогда другое дело, и то, если Ванда Львовна меня уговорит.
В разговор вмешался Александр Корнейчук, шутливо заметив:
— Ванда, ты будь осторожна со своими предложениями, не то поссорим генералов, а им еще надо выиграть войну.
Гости дружно захохотали. У Ванды Львовны от смеха даже глаза повлажнели. Она достала платок и смахнула с ресниц слезу. В свое оправдание произнесла:
— Я думала, что генералы люди серьезные, а они так весело могут шутить!..
Слово взял генерал Воронов. Он обратился к Корнейчуку:
— Александр Евдокимович, — сказал он, — я прочел в «Правде» вашу пьесу «Фронт». Она легла мне на душу. Реалистическая вещь! Вы правильно критикуете устаревшие методы ведения войны. Образ генерала Горлова взят из жизни, такие генералы, к сожалению, есть в Красной армии, некоторым из них война преподнесла суровый урок!
— Скажите, Александр Евдокимович, Горлов — это конкретный человек? — поинтересовался генерал Новиков.
— Нет, Александр Алексеевич, это собирательный образ, — смутился Корнейчук.
А время бежало. Связисты постарались настроить немецкий трофейный радиоприемник, и, когда на часах пробило полночь, в штабе фронта послышался бой московских курантов — наступил Новый, 1943 год!.. Сидевшие за столом наполнили свои стаканы шампанским (пару бутылок имел в запасе адъютант Рокоссовского), и командующий фронтом Рокоссовский попросил генерала Василевского, как старшего по должности среди присутствующих, провозгласить тост. Александр Михайлович встал и коротко изрек:
— За нашу победу, товарищи!..
Веселье за столом разгоралось. С места поднялся Рокоссовский.
— Позвольте, друзья, и мне предложить тост, — сказал он. — На военном флоте моряки говорят: выпьем за тех, кто в море! А я предлагаю выпить за тех, кто сейчас на передовой!..
Беседа перекинулась на личные воспоминания. Ванда Львовна спросила Рокоссовского, где находится его семья.
— Еще не так давно я жил один и не знал, где моя семья, куда уехали жена и дочь, — грустно заговорил Константин Константинович. — Мне было известно, что она эвакуировалась из прифронтовой полосы, но куда — так и не выяснил. В сорок первом в бою под Москвой, когда командовал 16-й армией, меня тяжело ранило, на самолете доставили в Москву, в госпиталь, который находился в здании Тимирязевской сельхозакадемии. Пока лечился, смог разыскать свою семью. Сначала она была в Казахстане, потом переехала в Новосибирск.
— А где теперь, в Москве? — спросила Ванда Львовна. — Мне бы хотелось встретиться с ней.
— Когда я лежал в госпитале, меня навестил секретарь Московского комитета партии Попов, — он-то и посоветовал мне перевезти семью в Москву, помог с квартирой. Сейчас моя жена работает в Антифашистском комитете советских женщин, а дочь поступила в школу разведчиков-связистов, организованную Центральным штабом партизанского движения.
— А дочь молодчина! — одобрительно произнес генерал Новиков. — Она просто хочет подражать отцу — не так ли, Константин Константинович?
— Возможно, и так, — улыбнулся Рокоссовский. — Лично я ничего против не имею.
Время начала операции — 6 января — приближалось, а войска фронта едва успевали подготовиться. Начальник штаба генерал Малинин озадачил командующего фронтом, доложив ему, что еще не все войска и боевая техника заняли свои рубежи, хотя все, кому положено, работают в поте лица. Хуже того, все еще не получены боеприпасы в полном объеме.
— Надо перенести начало операции хотя бы дня на четыре, — предложил Малинин.
Рокоссовский и сам видел, что не все еще сделано, чтобы войска фронта были готовы успешно начать боевые действия, но его настораживало то, что вряд ли Москва согласится перенести начало операции на четыре дня. И все же он обратился в Ставку со своей просьбой.
«Постарайтесь уложиться в отведенный срок», — ответили из Ставки.
Фактически это отказ. Но Рокоссовский не унимался. Как командующий фронтом, он не мог начинать наступление, если войска не готовы. Тогда он попросил представителя Ставки генерала Воронова помочь ему.
— Хорошо, я свяжусь с Москвой, — согласился генерал.
Воронов позвонил по ВЧ, но Сталина на месте не оказалось.
— Позвоните ему через два часа, он будет, — ответил ему Поскребышев.
Но не прошло и часа, как верховный сам позвонил на КП фронта, пригласив к телефону своего представителя генерала Воронова.
— Что там у вас случилось? — суровым тоном осведомился он, едва Воронов представился. — Опять, наверное, товарищ Рокоссовский просит дать ему танки?
«Что-то Сталин не в духе», — пронеслось в голове Воронова, но заговорил он неторопливо и уверенно:
— Не о танках речь, товарищ Сталин, хотя, если бы Рокоссовскому дали еще одну танковую дивизию, это пошло бы лишь на пользу…
— Скажите, что вам надо? — прервал его верховный.
— Руководство фронта просит вас перенести начало операции «Кольцо» с 6 января на 10 января.
— Причина? — резко спросил Верховный, не дослушав генерала до конца.
Воронов объяснил. Особый упор он сделал на то, что получен не весь боезапас для орудий и минометов. Почему? На железной дороге большая загруженность, вагоны с минами и снарядами могут подать на Донской фронт в ночь на 8 января, а ведь их еще надо доставить в соединения, на огневые рубежи. Дело это нелегкое, а тут еще плохая погода, все вокруг в глубоком снегу, метут метели…
— Товарищ Рокоссовский рядом с вами? Дайте ему трубку!
— Командующий фронтом слушает вас! — отрывисто бросил в трубку Рокоссовский, чувствуя, как напряглось тело, будто он готовился к прыжку.
— Вы что, и вправду не готовы 6 января начать операцию! — с заметным раздражением спросил верховный. — Не сгущает ли краски представитель Ставки Воронов?
Рокоссовский подтвердил необходимость начать наступление позже на четыре дня. Утром 10 января фронт приступит к боевым действиям.
— Я очень вас прошу, товарищ Сталин, дать нам разрешение, — добавил Рокоссовский.
— Будь вы не Рокоссовский, я бы не разрешил, — признался Сталин, заметно смягчив тон. — А вам разрешаю! Значит, 10-го наступать — и ни днем позже! — суровым тоном закончил разговор верховный.
Случилось так, что во время встречи Нового года кто-то из гостей предложил предъявить ультиматум окруженным немецким войскам: вдруг они без боя сложат оружие, так как находятся в безвыходной ситуации?
— А что, можно попробовать, — одобрил генерал Воронов. — Но предварительно следует посоветоваться с Генеральным штабом.
— Я это сделаю, — отозвался Рокоссовский.
Отложив оперативную карту на край стола, он поспешил к аппарату ВЧ. Ему повезло: трубку взял генерал Антонов, который в то время замещал в Москве начальника Генштаба Василевского, находившегося на фронте. Выслушав командующего фронтом, Антонов заявил, что идея хорошая, и пообещал доложить верховному, а о результатах сообщить в штаб фронта.
