— Что лясы томить, ваше благородие, — сказал старый гренадер, когда офицер кончил объяснения. — Павел, Александр, нам это едино. Хоша, конечно, лучше отца Александр не будет. Однако, что ни поп, то батька.
— Нам, ваше, благородие, до помещиков и купцов дела нет, — сказал другой, помоложе, с серьгой в ухе. — Мы, кроме солдатской службы, ни на что не гожи. У нас каждая жила вытянута, каждый сустав вывихнут. А свое мы получили.
И, достав кисет, солдат позвонил золотом, лежавшим в нем.
— Слышь, англичанка-то из клуба три бочонка золота на эфто дело выкатила! — ввернул молодой солдат. — Один бочонок господам енералам, другой — офицерам, а третий уж нашей братии, солдатикам.
В это время передний отряд остановился перед решеткой замерзшего рва:
— Смирно! Не дышать! — прошла команда от головы до хвоста колонны.
Солдаты стали соскакивать на лед, переходить на другую сторону и строиться на коннетабле, где возносился на коне своем недвижимый медный гигант.
В то же время со стороны Рождественских ворот генералы Талызин и князь Вяземский и полковник Запольский вводили третий и четвертый батальоны Преображенского полка. Войска окружили замок. На колокольне медленно и заунывно куранты под музыку и перезвон стали бить полночь.
Стаи галок и ворон продолжали тучей носиться над замком и садами, неистово каркая.
Но ни единого луча, ни единой искры и ни единого звука не исходило из громады императорского мавзолея.
Таинственное шествие в ночном безмолвии и темноте по аллеям Летнего сада при зловещем карканье пробужденных птиц, движение угрюмых войск, команда, отдаваемая вполголоса — все укротило легкомысленное возбуждение тех заговорщиков, которые следовали за Бенигсеном и Зубовым. Холодный ветер обдул к тому же их головы и протрезвил. По мере того, как они приближались к темной громаде замка, предприятие, на которое они двинулись столь беззаботно, стало представляться им в истинном свете. В воображении рисовались тысячи опасностей, непредвиденных осложнений, которые могут погубить все и привести их вместо первых мест в государстве на виселицу. Уже они страшились измены и не доверяли друг другу. И с какой легкостью устремлялись на предприятие, с такой же теперь изыскивали в уме способы уклониться в последние минуты, как-нибудь вывернуться и, если уж возможна измена, предупредить других в этом отношении. Но придумать ничего не могли. И шли, как приговоренные.
У пешеходного мостика, который вел из сада к замку, на другой стороне рва их поджидал флигель-адъютант императора Аргамаков. Он самолично спустил мостик, и вся банда перешла. Аргамаков имел при себе глухой фонарик. Открыв фонарь, он осветил последовательно лицо каждого переходившего по мостику. В это время войска уже окружали замок.
— А где же военный губернатор Пален? Разве он не с вами? — с удивлением спросил Аргамаков, когда последний из банды перешел мостик.
— Он идет с Депрерадовичем и семеновцами, — отвечал князь Зубов.
— Странно. Он говорил мне, что пойдет с нами в кабинет императора, — сказал Аргамаков.
— Нет, он с частью батальона займет главный вход дворца, — сказал Бенигсен.
— Как! А кто же будет в прихожей государыни?
— Никого, — отвечал Бенигсен.
— Но ведь в таком разе император может спастись, выйдя через дверь, которая ведет из его спальни в эту прихожую?
— Все выходы и внутри и снаружи будут заняты нашими.
— В стенах замка есть потайные лестницы, которые ведут в подземные ходы. Даже я не знаю всех лазеек замка.
— Постараемся подойти так, чтобы не вспугнуть зверя, — улыбаясь, сказал Бенигсен.
— Но мы даже не можем быть уверены во всех служащих дворца и караулах. Первый батальон преображенцев предан государю. Ему только стоит им показаться, и наше дело пропало.
— Нам некогда теперь размышлять! — сказал Бенигсен. Отступать поздно. Идите вперед, Аргамаков.
— Да, станешь рассуждать, когда дело идет о петле! Если Пален стал непредусмотрителен, то мы шеей рискуем, — послышались голоса.
— Всего предусмотреть невозможно, — решил Николай Зубов. — А риск — святое дело. Веди нас, Аргамаков!
Аргамаков пожал плечами и пошел вперед, не закрыв фонарика, которым на ходу раскачивал. Фонарик бросал слабый, мерцающий свет на землю и гранитную облицовку замка. Вступив под Рождественские ворота, заговорщики затем толпой двинулись вверх по лестнице, ведущей в покои, прилегающие к библиотеке и спальне императора. Сам же Аргамаков, как было условлено заранее, пройдя треугольный внутренний двор, вступил в сводчатые катакомбы нижнего, служительного этажа. Мрачная пасть входа этого лабиринта открывалась в одном из углов двора. Сырость капала со сводов, и ветер завывал в катакомбах. Пройдя несколько, Аргамаков осветил фонарем в одном месте мокрую, покрытую пятнами плесени стену и надавил железную скобку в ней… Стена вдруг легко отошла, открыв винтовую каменную лестницу. Аргамаков, оставив открытым вход, стал подниматься вверх. Это была одна из потаенных лестниц замка — l'éscalier dérobé, устроенная в толще капитальной стены, выведенной вдвойне, так что получался промежуток, шедший через все этажи. На первую площадку лестницы, которой достиг Аргамаков, выходили две двери. Одна вела в квартиру фаворитки императора, княгини Гагариной, другая — в помещение обер-шталмейстера графа Кутайсова. Затем лестница вновь продолжалась вверх, в апартаменты его величества. Но Аргамаков туда не пошел. Он поставил фонарик на ступеньку лестницы, а сам прислонился к стене и несколько мгновений пребывал в глубоком раздумье. Потом вдруг решительно отворил дверь в квартиру Кутайсова и вступил в темную проходную комнату.
— Кто там? — раздался голос Кутайсова.
— Это я, граф, — отвечал Аргамаков.
— Ах, это вы, Аргамаков? Войдите. Что случилось? — Аргамаков прошел в спальню Кутайсова, который сидел в вольтеровских креслах, в теплых плисовых сапогах и шлафроке на кошачьем меху, с колпаком на голове и читал томик французского романа при свете сальной свечи. Комната была жарко натоплена и вся обита бухарскими коврами.
— Что случилось? — повторил Кутайсов.
— В замке неблагополучно, — сказал адъютант императора.
— Что такое? Что такое? — встревожился Кутайсов. — Уж не пожар ли?
— Революцию, конечно, можно уподобить пожару, — сказал Аргамаков.
— Революцию? Что хотите вы этим сказать? — изумился Кутайсов.
— Ужели вы ничего не знаете? Но, очевидно, не знаете, если я вас застаю спокойно сидящим в шлафроке. Почему вы не у госпожи Шевалье?
— Сегодня такой ветер и… холод… я боялся простудиться… А я дурно себя чувствую… — растерянно говорил Кутайсов, начиная дрожать от головы до ног.
— Ужели вы не нашли на вашем столе сегодня траурного письма?
— Траурное письмо?.. Я столько получаю писем… Ба! Я и забыл о нем… Я положил его в карман этого Шлафрока… Да, вот оно…
И Кутайсов достал из кармана измятый траурный куверт.
— Оно даже не распечатано? — вскричал Аргамаков, — Итак, вы ничего не знаете?
— Ничего! Видит Бог, ничего.
— Составлен заговор. Император будет низложен. И вы ничего не знаете об этом? Весь город это знает.
— Я слышал, да, слышал что-то… Но ведь это по должности Палена, — бормотал Кутайсов.
— По должности Палена! Но он во главе заговора. Император будет низложен. На престол возведут Александра. И ваша роль при дворе кончена. И это наилучшее, что вас ожидает, а могут быть крепость, пытка, Сибирь или яд и веревка!
— Когда же произойдет переворот? — в ужасе вскричал Кутайсов.
— Когда! Он сейчас происходит. Если бы вы своевременно прочли письмо наших доброжелателей, то знали бы это. Замок окружен войсками. Все входы и выходы заняты. Заговорщики в эту самую минуту идут в покои императора.
— Но… вы же на чьей стороне? — спросил трепещущий Кутайсов.
— Я участвую в заговоре. Сейчас я должен подняться наверх, чтобы отворить заговорщикам дверь. Но успокойтесь, соберитесь с силами и выслушайте меня. Предприятие мне кажется сомнительным. Пален и Бенигсен мне подозрительны. Я намерен спасти государя. Я выведу его по потайной лестнице сейчас, а потом, через катакомбы и обычным путем к Фонтанке. Но пока я буду этим занят, оденьтесь скорее и ступайте к великому князю Константину, Он не посвящен в заговор. Вы знаете, как пройти к нему, миновав часовых. Вы сообщите ему об опасности и попросите дать вам записку на имя Саблукова с приказом немедленно вести свой эскадрон к замку. И потом с этой запиской бегите из замка нашим путем в казармы конной гвардии. Отдайте Саблукову записку. Слышите? Поняли? Торопитесь. А у меня нет больше ни минуты времени. Если все устроится, помните мою услугу.
