Но он не принял ее отказа.
Назавтра Елизавета Михайловна разговаривала с дочерью. Обе дочери были с ней откровенны, как со старшей сестрой. Обе любили ее нежно.
— Нет, маменька, не рождена я королевой. Не пара я ему. Он одумается. А я уже одумалась. Немедленно едем. Прошу тебя. Я не могу больше встречаться с ним.
И хотя перспективы этого брака были блестящие, Елизавета Михайловна не стала проявлять своей воли. Она только сказала:
Если бы знала мать, что дочь ее так и останется незамужней, пожизненной фрейлиной русской императрицы, она настояла бы на этом браке. А если бы предчувствовала, какую тяжкую тайну дочери будет хранить до самых своих последних дней, семья Хитрово не покинула бы Пруссию до тех пор, пока дочь не дала бы согласие на брак.
Фридрих-Вильгельм днем посетил Хитрово. Но Екатерина не вышла к нему. Разговаривала с ним Елизавета Михайловна. А через день семья Хитрово уехала в Италию.
Всю дорогу Екатерина молчала, часто плакала. Сестра и мать как могли утешали ее. Мать в глубине сердца осуждала Екатерину, Долли восхищалась ею. Но вскоре сама вступила в брак, тоже далеко не равный, хотя и в другом отношении.
Ее избранник — австрийский посланник при короле обеих Сицилий граф Шарль-Луи Фикельмон — был на двадцать семь лет старше Долли.
Долли и Александр I [5]
Елизавета Михайловна давно собиралась побывать на родине. Год за годом. Вот, казалось, появилась надежда представить дочерей Александру I, когда граф Фикельмон должен был ехать в Верону на конгресс, где присутствовал русский император. Но заболела Екатерина, и поездка Елизаветы Михайловны с дочерьми не состоялась.
Только в 1823 году Елизавета Михайловна пережила счастливые минуты: ступила на родную землю, обняла старую мать, любимую свекровь Тизенгаузен, повидалась с многочисленной родней.
Долли тогда исполнилось восемнадцать лет.
Елизавета Михайловна по приезде в Петербург сразу же написала письмо Александру I.
Он ответил:
«Ваше письмо, мадам, я получил вчера вечером. Приехав сегодня в город, я спешу сказать Вам в ответ, что мне будет чрезвычайно приятно быть Вам полезным и познакомиться с м-м Фикельмон и м-ль Тизенгаузен, — итак, сообразуясь с Вашими намерениями, я буду иметь удовольствие явиться к Вам в среду в шесть часов пополудни.
Пока примите, мадам, мою благодарность за Ваше любезное письмо, а также мою почтительную признательность.
Александр.
Каменный остров, 9 июня 1823 г.».
Получив это письмо, все три женщины были приятно удивлены. Придворный этикет не позволял царю делать подобный шаг. Но он его сделал.
И вот царь у Хитрово.
Он расцеловал Елизавету Михайловну, хотя, очевидно, мог бы и не узнать бывшую фрейлину своей матери. Тогда она была еще совсем молодой. Теперь перед ним была дама, по взглядам того времени, уже в возрасте. Он тепло приветствовал ее дочерей и, усаживаясь в кресло, сказал:
— Мне трудно было дождаться встречи с вами. Прусский король обрисовал мне вас с таким дружеским чувством, что захотелось немедленно побывать в вашем обществе.
Екатерина опустила глаза и чуть-чуть побледнела.
Елизавета Михайловна помнила, как неожиданно по-разному относился Александр к своим подчиненным, помнила она его непонятную неприязнь к Кутузову. «Но может же он, как всякий человек, иногда быть искренним?» — думала она, приглядываясь к его располагающему лицу, прислушиваясь к его задушевному разговору, и постаралась забыть все то, что мешало ее добрым чувствам к императору.
— Ваше императорское величество не обидится на нас, — лукаво улыбаясь, сказала Долли, — если мы попросим у него разрешения обращаться с ним, как с частным лицом?
— Только так, Дарья Федоровна! — с восхищением воскликнул Александр. — Если бы вы знали, как я устал от этикета!
— И отлично, — сказала Екатерина. — Тогда я для вас Катя, а она, — кивнула в сторону сестры, — Долли.
Елизавета Михайловна с некоторым беспокойствием следила за этим разговором, готовая в любую минуту прийти на выручку дочерям. Она помнила еще со времен своего пребывания при дворе в качестве фрейлины, как молодой Александр жестоко поступал с теми, кто осмеливался не восхищаться им и не отдавать должное его высокому положению.
Все сели за стол. Царь озабоченно поглядел на большие часы, стоящие у стены.
— Простите, но в моем распоряжении совсем немного времени.
И все же царь пробыл у Хитрово более двух часов.
Прощаясь, он сказал:
— Мне давно не было так хорошо, как в обществе вашего любезного трио. Я прошу позволения на будущей неделе повторить свой визит.
— О! Мы будем счастливы! — искренне отозвалась Долли, улыбаясь детски озорной улыбкой.
— Будем ждать с нетерпением! — воскликнула Екатерина.
— Сердечно благодарна вам, ваше величество, — сдержанно сказала Елизавета Михайловна.
В гостях у «любезного трио» побывал и великий князь Михаил Павлович. Долли писала мужу, что он «пробыл три битых часа и все время болтал».
А вскоре Елизавета Михайловна с дочерьми была приглашена в Царское Село, к императрице Елизавете, и в Павловск, к императрице-матери, великой княгине Александре Федоровне.
«Это не делается ни для кого. Это устроил император», — писала Долли мужу. Но она не написала о том, что все это делается не ради «любезного трио». Она с первой встречи с Александром чутьем женщины и проницательностью «Сивиллы Флорентийской» поняла, что делается все это ради нее. Она ужаснулась тому, какое сильное впечатление на нее, замужнюю, правда совсем еще неопытную молодую женщину, произвел Александр.
Долли не удержалась и написала Александру письмо, а вместе с письмом послала несколько своих рисунков. В ответ она сразу же получила письмо от него. Он писал:
