сквозь толпу восторженных парижан, засыпающих меня вопросами о славной Луарской армии.
— А это правда, что вы одержали победу в сражении при Кульмье?
— Чистая правда. Я сам участвовал в сражении. Наша армия насчитывает двести тысяч человек, и скоро мы двинемся к вам на помощь и вынудим пруссаков снять осаду Парижа.
А потом я сообщу им точные сведения о положении дел в Версале. Я скажу, что не надо верить прусским газетам, которые поют с голоса англичан, что гарнизон Версаля насчитывает не более пяти-шести тысяч человек и уже в октябре, если парижане будут действовать решительно, они легко смогут освободить город. То, на что не хватало сил вчера, обязательно осуществится завтра.
От таких мыслей быстро наступает эйфория. Та легкость, с которой я добрался до Версаля и получил пропуск в комендатуре, а также возможность безопасного продвижения по городу на какое-то время вскружили мне голову. Однако, спустившись с моста, на котором я вместе с горожанами вслушивался в канонаду, и оказавшись в полном одиночестве в чистом поле, я словно очнулся от наваждения и мои благодушные мысли мгновенно улетучились. Оценив реальную ситуацию, я понял, что от Версаля так же далеко до Парижа, как и от Тура, где меня предупреждали об опасности моего путешествия.
Мне вдруг стало очень страшно оттого, что я оказался один в стане врагов. Теперь мне мерещилось, что где-то тут, за ближайшим кустом, притаился прусский часовой и целится мне в голову. Пробраться из Версаля в лес легко только на словах, а в действительности сделать это совсем не просто. Даже выйдя из города, невозможно сразу попасть в лес. Сначала надо незаметно красться по улицам, а потом вы попадаете на совершенно открытое пространство, где кроме вас нет ни единой души. В обычное время крестьянину легко затеряться среди других крестьян, но сейчас, в это смутное время, кроме меня за городской чертой не оказалось ни одного человека, на которого могло бы переключиться внимание наблюдателя.
Не успел я отойти на две сотни шагов, как сразу наткнулся на прусского жандарма. Я был готов к встрече с часовым. Часовой — это еще куда ни шло, но жандарм! Я даже принял его за товарища того самого жандарма, которого убил на берегу Саара, а потом долго таскал за собой. Чтобы не пуститься наутек, мне пришлось призвать на помощь все мое самообладание.
Не знаю, что могло его насторожить, то ли какое-то мое непроизвольное движение, то ли странность самого факта, что погонщик скота прогуливается в такое время по дороге, ведущей в Вирофле, но, как бы то ни было, он бросился ко мне, преградил дорогу и спросил:
— Вас куда?
Такая манера говорить по-французски вселила в меня надежду на спасение. Я подумал, что вряд ли нам удастся завязать долгую беседу.
Не открывая рта, я достал из кармана пропуск и показал ему.
— Караша, — сказал он, — карашо, куда?
Я неопределенным жестом показал ему, что иду вперед. Не хватало только, чтобы повторилась история, приключившаяся со мной в Куртижи. Ведь если я назову ему место, в которое направляюсь (которое, кстати, мне и самому было неведомо), он может захотеть пойти туда вместе со мной.
— Куда?
Я опять достал из кармана пропуск и сунул ему под нос, предварительно ткнув пальцем в подпись.
— Карашо, куда?
Надо было хоть что-нибудь ему ответить. Я напустил на себя глупый вид и выпалил:
— Свинья, колбаса, сосиски.
В ответ жандарм расхохотался. Наверняка он решил, что такой дурень не может представлять опасность. Отсмеявшись, жандарм отпустил меня на все четыре стороны.
Невдалеке стояла группа солдат. Они, не говоря ни слова, пропустили меня. Солдаты видели, как я беседовал с жандармом и показывал ему документы, поэтому еще одна проверка показалась им излишней.
Но это не означало, что отныне мне не страшны никакие проверки. Если я опять наткнусь на солдат, например, на пост или на часового, никто не станет слушать объяснения, что меня только что проверяли. К тому же может попасться офицер, который хорошо говорит по-французски, и будет непросто выкрутиться, если он начнет давить на меня разными вопросами. Погонщик скота, идущий в сторону Парижа, не может не вызывать подозрений. В лучшем случае меня отведут назад в Версаль. На этом я потеряю целый день и не смогу вновь попытаться дойти до Севра, потому что после первого задержания нельзя будет в том же самом месте попадаться им на глаза. Тут-то я и пожалел, что слишком рано покинул Версаль.
На мое счастье, весь день было пасмурно, ни один лучик солнца, как и положено в ноябре, ни разу не пробился сквозь свинцовые облака, и к вечеру начало темнеть гораздо раньше обычного.
Правда, в сгустившихся сумерках еще вполне можно было что-нибудь прочитать, что я и сделал, когда проходил мимо заброшенного дома, стоявшего без дверей и с выбитыми ставнями. На доме висел плакат, прочитав который, я окончательно впал в уныние. Там было написано, что жители, пойманные в лесу, будут немедленно арестованы.
Я даже пожалел, что прочитал это предупреждение, однако, от своего намерения не отказался, решив, что просто на меня свалилась еще одна угроза, не более того. К тому времени я уже вплотную подошел к лесу и решительно вошел в него. Пройдя несколько шагов по мелколесью, я остановился и лёг на землю, решив таким образом дождаться, когда окончательно стемнеет. В этой части леса когда-то добывали камень, и я сразу наткнулся на отвалы земли и большие ямы, в которых легко можно было спрятаться. Чтобы обнаружить меня в такой яме, пришлось бы свалиться в нее.
Долгожданная ночь наконец наступила, но вместо облегчения она принесла мне новые проблемы, потому что оказалась такой же серой и пасмурной, как и день, а следовательно — без луны и звезд на небосклоне. Беззвездное небо сильно ухудшило мое положение. От Вирофле до Бельвю и Медона совсем недалеко, каких-то семь или восемь километров, если идти по главной дороге. Но я не собирался спокойненько идти себе, насвистывая, у всех на виду. Как раз наоборот, следовало пробираться через лес, держась посередине между дорогой на Париж, которая была бы слева от меня, и дорогой на Шуази-ле-Руа, идущей по правую руку. А когда ночью идешь по лесу, то, чтобы не сбиться с пути, нужны звезды, светящиеся, как маяки, в лесной тьме. Если не будет звезд, тогда я неминуемо начну кружить по лесу, перепутаю лево и право и буду периодически выходить то на одну, то