– Как ваше имя, барышня? – спросил он.
– Анна Петровна Лопухина, государь.
Анне Петровне Лопухиной шла двадцатая весна. Она была дочерью сенатора Петра Васильевича Лопухина, принадлежавшего к одному из самых знатных родов Москвы, от его первого брака с Анной Левшиной. Мачеха же Анны Петровны, вторая жена Петра Васильевича, Екатерина Шечнева, имела до замужества связь с Безбородко. Роскошный дом Лопухиных стоял на Тверской.
Император мог считать, что случайностью была встреча с очаровательной девушкой, случайностью – то, что она столь похожа на Вильгельмину. Но это вовсе не было случайностью.
Роль семейства Лопухиных в исторических судьбах России, его генеалогия нуждаются в тщательном изучении. Большое семейство Лопухиных в свое время роднилось и с царями: царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра I, была в девичестве Лопухина; генерал-аншеф Василий Авраамович Лопухин, оставивший сынов – продолжателей рода, но убитый в сражении при Гросс-Егерсдорфе, был ее родной племянник. Но не реже Лопухины с царями и ссорились: Авраам Лопухин был колесован Петром I, Наталья Федоровна Лопухина, славившаяся выдающейся красотой, образованием и любезностью, и затмевавшая на придворных балах Елисавету Петровну, была, по повелению «кроткия Елисавет», «по урезании языка бита кнутом и сослана в Сибирь» вместе с мужем и сыном.
Связь с масонами в семействе Лопухиных была традиционной. Даже П.В. Лопухин, петербургский полицмейстер, назначенный позднее генерал-прокурором, был масон; а что уж говорить о москвичах И.В. и П.В. Лопухиных, достигших розенкрейцерских градусов посвящения в московской «сиентифической» ложе «Гармония». И.В. Лопухин (Филус), еще в 1784 году написавший торжественную похвальную песнь в честь Павла, был одним из главных фигурантов по «делу Новикова» в 1792 году; ссылка его окончилась, он был награжден и обласкан в день воцарения Павла.
Лопухин, прекрасно зная духовные поиски и умонастроения Павла, подготовил трактат «Духовный Рыцарь», полностью им соответствующий. Книга была издана в 1791 году.
«Все нам вопиет о естественности первенства, – писал И.В. Лопухин. – Все нам возвещает необходимость и пользу подчинения власти, коих взаимное действие есть душа порядка... Божественное единство, вселенною управляющее, освящает свое подобие в земных Царях и величеством их венчает»...
В трактат заложено было не только стремление высвободиться из-под «духовного гнета» и регламентации господствующей церкви, но страстное желание создать свою собственную церковь, – желание, вполне неоригинальное, кое создатель книги со всеми прочими основателями сект и религиозных течений разделил.
«Духовный Рыцарь» Лопухина – это род церковного устава», – отмечает современный исследователь, – Не догматические разногласия, не мистика, не увлечение герметизмом отделяли масонство лопухинского толка от Православия, а один лишь сепаратизм ради сепаратизма».
Но это был еще и мяч, подброшенный Павлу на ногу: это была та почва, на которой он мог бы возделывать нежно лелеемый им росток экуменизма...
Масоны следили за Павлом, они знали о нем больше, чем он сам о себе знал. Знали они и то, что Павел сохранил верность юношеским чувствам к Вильгельмине, затмить которую не смогла ни супруга, ни Катенька Нелидова. Им чертовски повезло, что в доме одного из высокопоставленных братьев обнаружилась девушка, как две капли воды похожая на Вильгельмину; но им и не повезло, ибо девушка, как будет видно из дальнейшего, оказалась с капризами, «с комплексами», как сказали бы сейчас.
Нашелся и человек среди ближайших к императору лиц – цирюльник, бывший камердинер, а теперь обер-гофмейстер, Кутайсов и сам давно искал, как положить конец влиянию Екатерины Ивановны Нелидовой, женщины, как он считал, чересчур строгих нравов, кем заменить ее... Вариантов для нелюбимых царских жен и брошенных фавориток при царском дворе было два: смерть или монастырь. Екатерину Нелидову ждал монастырь.
– Видите, как меня любят в Москве! – наивно похвастался Павел Кутайсову. – Отчего ж в Петербурге меня словно бы боятся?
Кутайсов, ни на мгновение не преставая быть придворным, а значит, интриганом, невинно заметил:
– В Петербурге чрез салоны государыни и m-lle Нелидовой всем известно, что доброе творят лишь эти дамы, а все злое – дело рук Вашего Величества; Москва же от них об этом еще не узнала, и Вас оценили, как Вы есть.
Павел не от него первого услыхал, что выглядит игрушкой в руках m-lle Нелидовой и супруги, и теперь пришел в неистовство, твердо решив, что с любыми разговорами о порабощении его воли будет покончено.
В Санкт-Петербурге Павел резко заявил Нелидовой, что «на помочах» у нее он ходить более не собирается. Вчерашнему «ангелу-хранителю» пришлось, шмыгая носом, уехать в замок свой Лоде. А вскоре следом туда приехал и ее родственник, получивший отставку губернатор Петербурга Буксгевден.
К супруге же для охлаждения причин за это время было предовольно-предостаточно. Не она ли, не Мария ли Федоровна, как-то сгоряча сказать посмела ему:
«Пожилой вечный наследник»...
Давно сие было, уж и забыть бы пора, а вот все не забывается. И теперь не забылось! Не с ней ли вместе мыкал он судьбу свою горькую, не ей ли знать, сколь больно было ему терпеть сие... Сколько ж презрения к неудачнику в тех словах незаслуженных...
В том, что Павел давно мечтал о хорошенькой девушке, которая бы преклонила перед ним колени, сомнений у Кутайсова не было. Но это не должно оказаться пошлой житейской комедией, эта встреча должна быть пронизана духом высокого романтизма, рыцарственности, «неизьяснимого благородства»...
«Он, – вспоминает княжна Ливен, – нередко наезжал в Смольный монастырь, где я воспитывалась: его забавляли игры маленьких девочек и он охотно сам даже принимал в них участие. Я прекрасно помню, как однажды вечером в 1798 году, я играла в жмурки с ним, последним королем польским, принцем Конде и фельдмаршалом Суворовым. Император тут проделал тысячу сумасбродств, но и в припадках веселости он ничем не нарушил приличий»...
Возвращаясь с коронации из Москвы в Санкт-Петербург, каждый выходил из кареты со своими планами. Кутайсов мечтал о том, чтобы разжечь страсть государя к юной москвичке. А государь уже отлично знал, что не откажется от чувств, которые завораживали его. Перед его внутренним взором носился образ Анны Петровны, но думал он о Вильгельмине, и чувствовал себя средневековым рыцарем. In omni adversitate fortunae infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem89*При всех превратностях судьбы самое большое несчастье – это воспоминание о былом счастье (лат.).*, – подумал он словами Боэция, и возмутился этими словами. Неужели он не вправе счастье вернуть? Вернуть юность – иную, не омраченную тяжелыми думами. Сесть на горячего коня, и, преодолев все преграды, рассказать ей о своей рыцарской любви, стоя, с надеждой в сердце, у высокой башни, с которой она бы смотрела на него...
«Дому Твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней».
Девиз на фронтоне Михайловского замка. По преданию, число букв этой надписи было равно числу лет жизни императора
Тою же весной, повелев снести Летний дворец, Павел лично заложил краеугольный камень нового замка. Замок средневекового вида, с башнями и подъемными мостами, должен быть окружен рвом... Возводился замок в честь Прекрасной Дамы, найденной, наконец, Павлом, в цвет красноватых перчаток Анны Петровны, бывших на ней при встрече. Назван он был в честь святого Михаила-архангела, сокрушившего древнего змия. Замок возводили с размахом: тысячи рабочих под руководством Винченцо Бренны посреди столицы громоздили чудовищную крепость. Ассигнованы были неслыханные суммы; отовсюду везли цветной поделочный камень, ткани для штофных обоев, бронзовое литье для внутренней отделки...
Над императорскими покоями, в чертежах, был отведен ряд комнат для Анны Петровны, куда вели потайные лестницы...
ТРЕУГОЛЬНИК С ОСТРЫМИ УГЛАМИ
Не прошло и двух недель, как в обществе распространился слух, что Его Величество император собирается возвратиться в Москву, причем императрица не будет сопровождать своего мужа. Большинство приняли это с некоторым недоумением – зачем? – но некоторые, бывшие «в курсе», – не без лукавой усмешки. В интендантстве, офицерских корпусах, во всех казармах, в салонах богатых горожан, государственных ведомствах и даже монастырях это стало главной темой для разговоров. Как?! Причиной
«дополнительной поездки, совершаемой на благо престола»,
как была наименована, по совету Кутайсова, сия эскапада, было не подписание договора или «совет с народом», нет! Царь, известный своим мрачным и суровым характером, ехал сюда для того, чтобы устроить бал! Он, который больше всего на свете не любил танцевать, и предпочитал военные парады легкомысленным вечерам!
