— У Феофана замечательная голова, — с глубоким почтением проговорил мегадука. — Как жаль, что жизнь так часто ломает его хитроумные планы.
Он остановился так внезапно, что стратег по инерции сделал несколько шагов и только потом обернулся к нему.
— Нет! — шептал мегадука, охваченный суеверным страхом. — Помеха Феофану — не жизнь и не взбалмошное упрямство людей. Это Рок!
— Что? — удивленно переспросил Кантакузин.
— Да, да, Рок! — Нотар отрешенно смотрел в пространство. — Древнее проклятие довлеет над землей ромеев. На нас, как на последних из римлян, лежит вина за прошлые злодеяния. Мы должны, мы вынуждены принести искупительную жертву!
Но стратег был мало расположен слушать мистические откровения мегадуки.
— Ступай в корчму и потребуй там полный кувшин крепкого вина, — с бесцеремонностью старого солдата заявил он. — Затем принеси его в жертву своему желудку. Что касается меня, то именно это я сейчас и собираюсь сделать.
Круто повернувшись, он зашагал к выходу из дворца.
Разрушенные недавним обстрелом, стены в районе ворот святого Романа были отчасти восстановлены. Камни, выбитые ядрами из кладки, бригада землекопов подняла на верхнюю часть завала и кое-как уложила в некое подобие правильных рядов. На камни были навалены вязанки хвороста и сверху придавлены бочонками с землей. Сооружение было достаточно крепким, хотя на первый взгляд не вызывало ничего, кроме насмешливой улыбки.
Джустиниани долго и критически качал головой.
— Вижу, себя не пожалели, — вымолвил он наконец.
— Голову даю на отсечение, мастер: заграда выдержит обстрел, — убеждал кондотьера бригадир, сухопарый грек с уныло повисшим носом. — Хоть мину под нее подкладывай!
— А если нет? На коего дьявола тогда мне сдалась твоя голова?
Широко переставляя ноги, кондотьер быстро вскарабкался на насыпь.
— Иди сюда! — позвал он грека.
— Вон там, — Лонг указал рукой, — за внешней стеной, отступишь на двадцать шагов от пролома и опояшешь это место рвом. Извлеченную землю вытаскивай на внутреннюю сторону рва так, чтобы образовался вал высотой не менее пятнадцати локтей.
Бригадир прикинул в уме объем предстоящих работ.
— Понятно, мастер. Когда же это должно быть выполнено?
— Не позднее послезавтрашнего утра.
Грек чуть не взвыл.
— Мастер, но это невозможно! Просто в голове не укладывается. В такой короткий срок выкопать ров длиной более тридцати шагов и глубиной в пятнадцать локтей? У меня всего два десятка рабочих рук!
Собравшийся было уходить, Лонг повернулся и в гневе обрушился на бригадира.
— Что ты стонешь, бездельник? Людей не хватает? Я дам тебе два десятка своих солдат. Носилок, кирок, лопат слишком мало — доставят всё. Но к назначенному сроку ров должен быть на том месте, где я указал!
Грек успокоился.
— Ну, если два десятка солдат…. Вот только не пойму, мастер, зачем нужен ров позади, а не спереди стен?
— Затем, неумный, что турки, вмиг разобрав на части твою хваленую заграду, устремятся вглубь проёма и попадут в западню. Спереди глубокий ров с кольями на дне, на валу — заряженные пушки, на стенах караулят лучники, а с тыла напирает толпа своих же солдат, которым и неведомо, что уготовано им впереди.
— Ну, мастер, у тебя не голова, а золотое дно! — восхитился бригадир. — Мы сейчас же начнем копать ров, а когда подойдут обещанные тобой солдаты, работа пойдет вдвое быстрее.
Кондотьер взглянул на него, в знак поощрения хлопнул грека по спине так, что тот чуть кубарем не слетел с насыпи и быстро спустился вниз.
— Орудия на валу — это хорошо, — задумчиво пробормотал он. — Только вот где их взять?
Он неторопливо прошелся вдоль укреплений, затем поднялся на крепостную стену и приблизившись к небольшой пушечке, слегка похлопал ее по нагретому солнцем бронзовому боку.
Нет, со стен орудия снимать нельзя: значительное пространство городского вала разом выпадает из сектора обстрела.
— Разлеглись, лежебоки? — зарычал он на группу наемников, удобно расположившихся на отдых в тени. — Кто должен вместо вас заниматься делом?
Он принялся щедро раздавать поручения. Воины без возражений подчинялись ему: в своем отряде кондотьер имел непререкаемый авторитет. Более того, за душевную простоту, за общительность, пусть даже скрытую за маской напускной суровости, за неистощимую энергию и мужество в бою Лонг пользовался почти всенародной любовью.
Через боковые дверцы башен Джустиниани переходил с одного участка стен на другой, осматривал орудия, проверял на прочность тетивы баллист, запасы пороха, ядер и камней для метательных машин. Походя хлопал по плечу встающих при его появлении ландскнехтов, заговаривал с ними, шутил, расспрашивал о старых или недавно полученных ранах. Словом, вел себя как истинный полководец, вождь по призванию, а не по воле случая.
На протяжении всего обхода мысль о недостающих пушках, как зубная боль, не переставала мучить его.
«Где взять орудия? Хотя бы пять штук. Откуда их можно перебросить к пролому?»
— Синьор? — послышался голос за спиной. — Вы что-то сказали о пушках?
Кондотьер резко повернулся. Только сейчас он сообразил, что забывшись, говорил с собой вслух.
— Тебе показалось, Доменик.
— Но я своими ушами слышал, как вы спрашивали меня об орудиях, — настаивал адъютант.
— Я знаю, где их можно взять.
Лонг положил ему руку на плечо. Под тяжестью командирской длани юноша покачнулся, но сумел устоять на ногах.
— Доменик! — угрожающе произнес Лонг. — Если ты вздумал шутить со мной, я переломаю тебе кости.
— Синьор, я говорю правду. На стенах, прикрывающих город со стороны залива, их предостаточно. Помимо этого, там много баллист и катапульт со снарядами из зажигательной смеси. У византийцев нет острой потребности в огнестрельных орудиях. А значит, мы без особых хлопот можем позаимствовать несколько пушек. Хотя бы только на время.
Джустиниани легким толчком сдвинул его в сторону, подошел к краю стены и положив руки на края соседних зубцов, всмотрелся в расстилающуюся перед ним равнину.
В трех полетах стрелы от него, на обширном пространстве, привольно раскинулся вражеский лагерь. Возле еле различимых палаток и шалашей курились белым дымком костры; вокруг шатров военачальников угадывалось движение фигурок солдат. Похоже, обитатели становища занимались своими обычными повседневными делами: одни латали одежду и правили оружие, другие свежевали овечьи туши и готовили пищу, третьи разминали мышцы в воинских упражнениях, большинство же попросту спало.
Лонга мало интересовали будни неприятельского лагеря, он размышлял над предложением своего адъютанта.
Пушки у пролома были более чем необходимы, но снять их со стен — означало сильно ослабить оборону ворот, на которые чаще всего обрушивался основной удар неприятеля. Стены же со стороны залива (кондотьер хорошо знал это) были более безопасными и пока еще не подвергались подобному натиску.
Поразмыслив, Лонг пришел к выводу, что совет адъютанта недурен. Безусловно, кондотьера коробила мысль обращаться по какому-либо поводу к мегадуке. Среди горожан уже притчей во языцех стали их отнюдь не дружественные отношения. Но в конце концов, он же старается не для самого себя и не свой родной город защищает, вот уже восьмую неделю ежедневно рискуя жизнью!
— Значит так! Возьмешь с собой три подводы и десяток солдат. Через два часа пушки должны быть здесь.
Адъютант вытянулся в струнку, затем повернулся и скликая людей, поспешил вниз.
— Доменик! — зычный голос остановил его на полпути.
Наемник удивленно поднял глаза на командира.
— Не лезь на рожон. Возьми пушки миром, — медленно и внятно проговорил кондотьер.
— Ты понял меня?
Адъютант чуть помрачнел, но согласно кивнул головой.
Лонг вернулся на свой наблюдательный пункт и вновь оперся о башенные зубцы.
Конечно же, он мог взять посредником между собой и мегадукой какого-либо уважаемого командира. Лонг просто не подумал об этом. Он привык идти к цели напролом и нечасто давал себе труд задуматься о последствиях своих поступков. Отказ же потребовать от мегадуки орудия мог быть расценен окружающими как проявление мягкотелости, уступка кондотьера желчному димарху.
Лука Нотар неприветливо встретил посланца. Хмуро выслушав, мегадука провел рукой по узкой бородке и повернулся к генуэзцу спиной. Доменик, опешив на мгновение, уставился в красный с золотым шитьем плащ димарха, затем решительно шагнул вперед.
— Я жду, синьор, — в его голосе звучал открытый вызов. — Какие пушки прикажете грузить на телеги?
Нотар глянул на побоченивщуюся фигуру генуэзца и отрицательно покачал головой.
