Могучие, страстные мазки кисти Ороско так близки, так родственны страстному, полному внутреннего огня слову Агустина Яньеса.
Из цикла произведений, посвященных Халиско, выпадают, однако, два значительных романа, созданных в конце пятидесятых годов, — «Творчество» и «С подведенными глазами, с подкрашенными губами».
В первом из них автором еще сохранена некая органическая связь и с Халиско, и с романом «Перед грозой». На страницах романа «Творчество» мы встречаем молодого композитора, получившего музыкальное образование в Европе и вернувшегося в Мексику. В этом композиторе не составляет труда узнать юношу Габриэля, одного из персонажей романа «Перед грозой», звонаря приходской церкви, неистовым колокольным звоном взбудоражившего захолустное селение, чуть было не задушенное фанатиками-клерикалами. Ныне Габриэлю «хочется проверить себя, обладает ли он творческим талантом, хватит ли у него способностей противостоять судьбе один на один… Годы обучения под чужим небом показали ему, что оторванному от родной почвы не достичь в искусстве высот общечеловеческого»[142]. Габриэль убежден, что, лишь окунувшись в стремнину народной жизни, можно создать настоящее, полнокровное произведение искусства, национального искусства. Во имя достижения своей цели он отвергает путь легких, мимолетных успехов, фальшивой славы, выступает против тех, «кто занимается чепухой под видом оригинальности, по сути являющейся отражением отражений отраженного французского или англосаксонского… тех, кто, следуя дурным чужим образцам, отказывается от своего…»[143]. Устами Габриэля писатель высказывает собственные эстетические концепции.
В романе — «С подведенными глазами, с подкрашенными губами» (1960) — автор, предложив читателю сопровождать по улицам и площадям мексиканской столицы шофера такси, как бы прокручивает кинематографическую ленту, на которой запечатлены люди, принадлежащие к различным социальным слоям общества, с их судьбами и проблемами. По мере того как все новые и новые пассажиры, чередуясь, садятся в такси, едут, беседуют друг с другом, реже с шофером, читатель узнает разнообразнейшие житейские истории — от рождения в машине ребенка до смерти престарелого генерала. На первый взгляд традиционное повествование; однако Агустину Яньесу удалось найти и показать весьма своеобразную рентгенограмму большого города, поднять сложные философские вопросы человеческого существования. Как и в других своих произведениях, Яньес в этом романе поставил перед собой задачу проникнуть в глубины национального самосознания и отразить его в художественных образах. Внимание писателя подчинено раскрытию человеческого «я», анализу политических и социальных аспектов бытия человека.
Задумав создать большое эпическое полотно, названное Яньесом «портрет Мексики», писатель предполагал включить в него двадцать своих произведений, указывал в перечне их названия (в том числе роман «Перед грозой»). Он намеревался «вскрыть, насколько возможно, национальные проблемы страны»[144].
От судьбы своего народа Яньес не отделял собственную судьбу. В сюжетную ткань произведений он очень часто вводил эпизоды автобиографии, в образы персонажей привносил черты личного характера. Но раз он возвращался к героям, появлявшимся в его предыдущих книгах (таков уже упоминавшийся Габриэль, такова Мария в романах «Перед грозой», «Творчество», «Круговорот времени»; таков Хакобо Ибарра из романов «Перед грозой» и «Творчество», и другие). Впрочем, и в произведениях, написанных в молодые годы, можно обнаружить абрисы, пунктиром намеченные контуры будущих персонажей будущих романов.
Работая в течение последних лет над «Круговоротом времени», — это произведение автору представлялось «синтезом мексиканской истории», — Агустин Яньес говорил: «Многие действующие в «Круговороте» лица вышли из романа «Перед грозой». Кажется, мне удалось «оживить» их, несмотря на то что оказались они-в иной среде, в иных ситуациях, не имеющих ничего общего о теми, в которых появились впервые»[145].
Первостепенное место в «портрете Мексики» Яньеса мексиканская критика отводит его трилогии о Халиско — романам «Перед грозой», «Щедрая земля» и «Худые почвы» (точнее было бы назвать эти три самостоятельных произведения циклом, поскольку объединены они лишь общим жанром, замыслом автора, местом действия, — последнее отчетливое проявлено, по свидетельству писателя, в романах «Перед грозой» и «Худые почвы»).
Опубликовав в 1947 году роман «Перед грозой», Агустин Яньес, находившийся на службе в федеральном государственном аппарате и затем на посту губернатора штата Халиско, не прерывал напряженного литературного труда, хотя в печати тех лет появлялись разве что его выступления по вопросам истории и философии да официальные речи и доклады. Однако, оставив губернаторский пост, Яньес тут же вслед за романами «Творчество» и «С подведенными глазами, с подкрашенными губами» печатает в 1960 году «Щедрую землю», а спустя два года «Худые почвы», вернувшись, таким образом, к тематике родного края.
Вспоминая о том, как создавался роман «Щедрая земля», Яньес рассказывал: «В те годы, когда я возглавлял правительств во штата Халиско, мне предоставилась возможность познакомиться с таким важным районом мексиканского побережья, как «знойные земли» моего штата. Я повидал за это время места удивительно пышной природы, узнал многих своеобычных людей… Все это позволило мне собрать материалы, без особого промедления подсказавшие сюжетное построение, фабульное развитие романа» [146].
«Щедрую землю» мексиканская критика ставит в один ряд с широко известными романами «Пучина» колумбийского писателя Хосе Эустасио Риверы, «Донья Барбара» венесуэльца Ромуло Гальегоса и в какой-то степени с романом кубинского писателя Алехо Карпентьера «Потеряиные следы» — во всех этих произведениях необычайно ярко «показана конфронтация примитивных сил земли с силами цивилизации», без прямолинейного схематизма, без спекуляции на экзотике, чем грешили другие авторы, затрагивавшие эту тему.
Многоцветно красок Яньеса переливается на его палитре, он поэтично воссоздает в этом романе волшебство сельвы тихоокеанского берега штата Халиско. И все же любование природой не самоцель писателя. Красками темных тонов передаются низменные страсти живущих жаждой наживы «конкистадоров» XX века, пытающихся любой ценой завладеть сказочными богатствами здешних мест. Тут господствуют беспощадные законы джунглей: побеждает тот, кто сильнее, кто хитрее, кто коварнее. Уже названием первой части романа автор предупреждает: «Сборище хищных зверей». Это — не сообщники. Звери пожирают зверей. Среди них, почти потерявших человеческий облик, невероятным цинизмом выделяется авантюрист Рикардо Герра Викториа, по кличке «Желтый», он же «Золотые зубы», «пожиратель земель и женщин». Некогда покинувший Альтос-де-Халиско (в этом произведении Яньеса также действует «альтеньо» — уроженец тех же окраин, где развертываются события романов «Перед грозой» и «Худые почвы»), Герра Викториа обосновался было тут, подчинил себе округу, одних соперников физически уничтожив, других заставив бежать отсюда. Но, несмотря на всяческие ухищрения, и ему не удается удержаться. В романе прослежена траектория взлета и закономерного крушения этого опасного хищника при столкновении с людьми, которые представляют национальные интересы страны.
Драматизм борьбы за землю сближает роман «Щедрая земля» Яньеса с другим его остросоциальным романом, «Худые почвы».
Есть нечто общее между романами «Перед грозой» и «Худые почвы». Где-то в Альтос-де-Халиско живут персонажи обоих романов, да и персонажи чем-то напоминают друг друга. Но на этом совпадения кончаются. Кстати дано понять — в ином времени обретаются обитатели «Худых почв». А действительно, в ином ли?
После начала революционных свершений в стране, если судить но отдельным временным обозначениям, прошло примерно лет десять — пятнадцать, однако обездоленные крестьяне, ютящиеся в разбросанных ранчо — хижинах из необожженного кирпича, затерявшихся в глухомани, название которой звучит достаточно иронично — «Тьерра Санта» («Святая Земля»), оказывается, толком не знали о революции, о том, что диктатура Порфирио Диаса давно свергнута. «Тьерра Санта» прозябает сама по себе, бурный поток жизни в стране ее но коснулся. Каждому из ее обитателей приходится рассчитывать лишь на самого себя, чтобы как-то перебиться, хоть что-то получить о несчастного клочка неплодородной земли, то иссушенной безжалостным солнцем, пораженной эрозией, а то превращенной в глинистое месиво поело обрушившегося ливня. Нет никакой надежды, что завтрашний день будет лучше. Невольно напрашивается мысль, что же принесла Этим людям буржуазно-демократическая революция, унесшая столько жизней?
