Бостонским янки редко удавалось перещеголять нью-йоркских. Купцы-никербокеры сумели сосредоточить в своем порту основную торговлю хлопком с Юга; резвые клиперы отправлялись в Китай из Нью-Йорка намного чаще, чем откуда-либо еще, и многие из них были построены на Ист-Ривер. А потому зазнавшиеся никербокеры проглядели тот факт, что бостонцы, которые видели, что вся торговля со Средним Западом осуществляется через канал Эри, проложили железную дорогу до Олбани для быстрой доставки товаров именно в Бостон, а не по Гудзону в Нью-Йорк.
Что ж, оплошность предстояло исправить. По завершении строительства Гудзонская железная дорога вернет эти товары в Нью-Йорк. Но Мастер рассматривал карту не только поэтому.
– Что ты задумал, Фрэнк? – спросила жена.
– Разбогатеть, как Джон Джейкоб Астор, – осклабился он.
Наверное, это было немного заносчиво, однако осуществимо. Историю Астора знали все, а Мастеры, в конце концов, были уже богаты. Бедный немецкий иммигрант из городишка Вальдорф, Астор покинул лавку своего лондонского брата, который торговал музыкальными инструментами, отправился попытать счастья в Нью-Йорк и каким-то образом прилепился к старой и доброй торговле мехами. Вскоре он начал торговать и с Китаем.
Самым выгодным товаром были, конечно, наркотики. При поддержке родного правительства британские купцы ввозили в Китай огромные партии запрещенного опиума. Недавно же, когда китайский император заявил протест в связи с подобными действиями в отношении своего народа, добродетельные британские власти бросили против него военные корабли, заставили китайцев покупать наркотики, а заодно отобрали Гонконг.
Но Астор не был наркоторговцем. Он продавал китайцам меха. Ввозя взамен специи и шелка, он многократно умножил свою прибыль. А получив ее, сделал простейшее на свете капиталовложение: скупил земельные участки на Манхэттене. Он не стал их развивать – просто купил, а потом сдал в аренду или перепродал. Город рос быстро, и цены на землю взлетели. Он преспокойно продолжил свое занятие, стал почтенным городским старейшиной, оказывал покровительство Одюбону[39] и Эдгару Аллану По и даже основал библиотеку. К моменту своей кончины в минувшем году он стоил двадцать миллионов долларов и был богатейшим человеком в Америке.
– Ты ждешь такой выгоды от железнодорожного бизнеса? – спросила Хетти.
– Жду, – сказал Фрэнк. – Когда я был мал, отец взял меня на открытие канала Эри. Этот канал в одиночку изменил транспортировку зерна и вызвал бурное развитие того же Олбани. Со временем железные дороги превзойдут всякие каналы – они изменят весь континент. В отличие от каналов, их легко строить, а скорость погрузки и число путешествующих будут возрастать семимильными шагами. Если правильно вычислить, где пройдет полотно, то цены на эту землю взлетят. Можно будет вкладываться и в сами железные дороги.
– Тогда давай посмотрим на эти карты, – с улыбкой сказала жена.
Она всегда, с самого начала, была его партнером. Она поддерживала его во всех начинаниях, разделяла его интересы и чаяния. Однажды кто-то спросил у Фрэнка, когда он впервые постановил для себя жениться на Хетти, и ответ поверг общество в изумление: «Дело решил Кротонский акведук». Но это была чистая правда.
Водоснабжение Нью-Йорка десятки лет осуществлялось из рук вон плохо, и было найдено блестящее решение. Река Кротон, впадающая в Гудзон, была перегорожена в сорока милях к северу от города, благодаря чему образовалось огромное водохранилище. Оттуда вода текла по крытому каналу на юг, пересекала по мосту реку Гарлем и достигала северной оконечности Манхэттена. Миновав по пути еще два высоких акведука, она попадала в трубопроводы и стекала в тридцатипятиакровый приемный резервуар, который занимал на городском плане участок между Восемьдесят шестой и Семьдесят девятой улицами. Следующие пять миль трубопроводов гнали воду из резервуара к Мюррей-Хилл, где находился резервуар распределительный – великолепное сооружение сразу за Сорок второй улицей, похожее на крепость и вмещающее двадцать миллионов галлонов.
Весь комплекс был шедевром инженерного искусства, и Хетти ничуть не удивилась, когда перед самым концом строительства в 1842 году Фрэнк, еще ухаживавший за ней, заявил, что хочет осмотреть его до последнего дюйма. Его же, как и всех остальных, поразил ее воодушевленный ответ: «Я тоже поеду».
И она поехала. Они отправились в семейном экипаже через Манхэттен и графство Уэстчестер до самой Кротонской дамбы, где инженер был счастлив показать им шлюзы и начальный отрезок каналов. Они осмотрели здание управления шлюзами на реке Гарлем и перешли через мост. Изучили акведуки, резервуары, трубы. На экспедицию ушло четыре дня и много миль пешей ходьбы.
И вот наконец, остановившись перед похожим на цитадель резервуаром на Сорок второй улице, Фрэнк повернулся к этой замечательной молодой женщине, опустился на колено и сделал ей предложение – и это, по мнению Хетти, вполне окупило прогулку.
А потому Фрэнк Мастер с женой провели счастливые полчаса, рассматривая на расстеленных картах города и участки вдоль новой Гудзонской железной дороги в поисках наиболее перспективных для развития. И все еще были погружены в это занятие, когда горничная доложила о приходе мисс Келлер и девушки-ирландки.
– Хетти, я хочу взглянуть на эту девицу, – сказал Мастер, – потому что нам нужно быть крайне осторожными.
– Фрэнк, в этом городе большинство служанок – ирландки, – напомнила жена.
– Я знаю. Но ирландцы бывают разные. Среди них полно приличных, а сторонятся ирландцев из Файв-Пойнтс – половина из них так слабы здоровьем, что постоянно болеют.
– Должен же им кто-то помогать, Фрэнк.
– Да, но нам приходится думать о малышах. А те, кто не больны, – преступники. Целые банды. Вспомни, что случилось на Астор-плейс.
Там вышла кошмарная история – восстание ирландцев с Бауэри, вспыхнувшее из-за появления в новом оперном театре на Астор-плейс английского актера-аристократа, – подумать только! Гнев ирландцев, которые обвиняли Англию в ужасах голода, был понятен, но власти Нью-Йорка не захотели рисковать, будучи напуганы революционными волнениями, которые в том году охватили всю Европу. Милиция открыла огонь по толпе. Двадцать человек погибло, еще полтораста было ранено.
– Мне не нужны ирландцы с Бауэри, – твердо сказал Мастер.
– Гретхен говорит, она очень тихая и приличная.
– Может быть. Но я хочу знать о ее родных – они тоже приличные? И есть еще одна важная вещь.
– Какая же, дорогой?
– Таммани-холл. – Фрэнку, как и его предкам, было очевидно, что городом должны управлять солидные собственники, лучшие из лучших. А от тех, кого проталкивал в городские округа Таммани-холл, следовало держаться подальше. – Я не хочу, чтобы эти люди внедрились в наш дом.
– Я буду осторожна, Фрэнк, – пообещала Хетти.
– Мне нужно знать о ее семье, – повторил он. – Никаких Файв-Пойнтс, никакого Бауэри, никакого пьянства и карт и никакого Таммани-холла.
Когда они оставили Ирвинг-плейс позади, очутились в Грамерси-парке и Мэри оценила размер дома, у нее перехватило дыхание. Они подошли к черному ходу, но не успели оглянуться, как горничная в крахмальном чепце уже вела их через величественный главный зал. От мраморного пола разлеталось эхо шагов. Горничная провела их в гостиную с толстым турецким ковром и разрешила присесть на обложенный подушками диван.
– Боже, Гретхен! – прошептала Мэри. – Ты только посмотри! Я понятия не имею, что делать в таком доме.
– Все будет хорошо, – откликнулась Гретхен. – Хозяйка очень мила.
Словно подтверждая сей факт, вошла Хетти Мастер. Она уселась в кресло напротив.
– Ты, значит, Мэри, – приветливо сказала она. – А Гретхен, конечно, я знаю очень хорошо. – Она улыбнулась. – Насколько я понимаю, вы старые знакомые.
На хозяйке был бежевый шелковый пеньюар. Волосы, чуть тронутые медью, расчесаны на прямой пробор и аккуратно завиты кольцами над ушами. Еще молода – около тридцати, предположила Мэри. И безусловно, дружелюбна. Но даже при этом Мэри пока удалось лишь выдавить нервное: «Да, мэм».
Гретхен пришла ей на помощь:
– Миссис Мастер, когда я впервые попала в Нью-Йорк, Мэри и ее родные были очень добры ко мне. Миссис О’Доннелл, да упокоит Господь ее душу, помогла мне выучить английский. – Она с улыбкой повернулась к Мэри. – И дня не проходило, чтобы мы не захаживали друг к дружке в гости.
Миссис Мастер одобрительно кивнула, и Мэри подивилась смекалке подруги. Ноги бы Гретхен не было у О’Доннеллов без нужды. Но поскольку Мэри часто бывала у Келлеров, то формально ее слова были правдой.
– Тем не менее вы очень разные, – заметила миссис Мастер.
Больше, чем ты думаешь, подумала Мэри. Но удивительное дело, у Гретхен нашлось возражение.
