Подождав еще день, Мстислав Мстиславич приказал всем перебираться через Днепр, а все лишние ладьи пожечь и пустить вниз по течению — хоть рекой оборониться от татар. Так и было сделано.
На том берегу все уцелевшие князья со своими людьми разошлись по домам. Распрощавшись со всеми, и Мстислав Мстиславич с Даниилом отправились к Галичу.
Русская земля содрогнулась, узнав о поражении своего войска. Над всеми городами и селами стоял великий плач — словно все стали готовиться к концу света. Только во владимирских и суздальских землях, не поставивших в войско ни одного человека, было спокойно. Великий князь Георгий с братьями мог торжествовать, видя посрамление Удалого. Все же и он, понявший, что с татарами шутки плохи, принял меры для своей безопасности — начал вооружаться. Все лето ждали нашествия.
Но, видимо, Матерь Божия помогла, отведя от Руси поганые полчища. К концу лета стало известно, что татары ушли. Не переходя Днепра, повернули назад — туда, откуда появились. После напряженного ожидания эта весть отозвалась по всем русским городам радостным колокольным звоном. Все говорили, что Русь, заплатив такую огромную цену, искупила вину за свои грехи. И теперь можно жить и радоваться, потому что татары ушли навсегда.
Глава XXI. Завершение. 1228 г
Князь Мстислав Мстиславич был болен. Что-то в груди жало, давило, мешало дышать. Дышал тяжело, с хрипом, все время хотелось разорвать ворот сорочки, хотя он и так был распахнут — дальше некуда. И руки не слушались, словно налились свинцом.
Здесь, в Торческе, он хотел пересидеть неспокойную пору, обдумать многое, собраться с силами и, может быть, напоследок, перед уходом, попытаться исправить ошибку, которую совершил. Еще казалось, что сил на это хватит. Их всегда хватало. Но вот — проклятый недуг напал, скрутил и уложил в постель, лишив способности двигаться. Только одно и оставалось князю Удалому — лежать, похрипывать и предаваться воспоминаниям.
Самой большой ошибкой, грехом своим, Мстислав Мстиславич считал то, что не выполнил своего долга перед зятем — Даниилом Романовичем: не дал ему Галича, добровольно уступил город со всеми окрестными землями угорскому королю. Сейчас уже и сам не мог поверить в то, что такое случилось.
Недавно от зятя, изумленного и огорченного этим, приезжал посол, боярин Демьян. Мстислав Мстиславич велел передать Даниилу, что раскаивается и просит не держать зла на него, на старости лет потерявшего разум. Велел сказать, чтобы Даниил не отчаивался, лишь подождал немного. Сия ошибка обязательно будет исправлена. Он все обдумает и даст знать зятю во Владимир-Волынский — когда и как отнимет Галич у короля Андрея. Уехал боярин Демьян обнадеженный, повез господину своему хорошую весть. А Мстислав Мстиславич возьми да и свались. Лежа на постели, трудновато будет взять Галич обратно.
Скорее бы выздороветь, встать на ноги! Ничего еще не потеряно: он соберет войско, соединится с Даниилом и Васильком — и не только город, но и вся Галичина будет от угров освобождена. А Даниила Мстислав Мстиславич сам посадит на галицкий стол.
От таких мыслей сразу сделалось будто легче — дышать, что ли, свободнее? Мстислав Мстиславич попробовал подняться, но не смог — никуда болезнь еще не делась, слабость во всем теле была, темные круги плыли перед глазами.
— Эй. Кто там, — позвал князь. Голос звучал тихо. Услышат его или придется напрягать горло? Не хотелось кричать.
Дверь сразу скрипнула, словно тот, кто за ней стоял, только и дожидался, когда его позовут. Мстислав Мстиславич удивленно покосился на вошедшего. Это был галицкий знатный муж, боярин Глеб Зеремеевич. Когда успел сюда приехать? И зачем?
— Доброго здоровья, князь, — ласково произнес боярин и весь пошел морщинами от сострадания. — Не сердись на меня, что приехал. Как мы узнали, что занедужил ты, — я сюда скорей. Дела все бросил. Сам ведь знаешь — ты не чужой нам.
Мстислав Мстиславич все-таки сумел приподняться повыше и от сделанного усилия отдыхал, слушая боярина и наблюдая за черными кругами, что медленно уходили куда-то. Чтобы не выглядеть перед боярином совсем беспомощным, собрал все силы, протянул руку к небольшому столику у изголовья, взял чашу с питьем, глотнул немного и поставил обратно, сумев не пролить ни капли. Едва ли не с гордостью посмотрел на Глеба Зеремеевича.
— Не чужой вам, значит… Погоди, скоро совсем своим стану, вот только поднимусь. Простудился я, видно.
— Дай-то Бог, дай-то Бог… Поднимешься, князь, не сомневайся. Уж так все рады будут, уж так рады… А ты не приехать ли к нам хочешь?
Последние слова боярина были не такими уже ласковыми. Мстислав Мстиславич это заметил и был доволен, что заметил. Беспокоится Глеб. Это Судислав его сюда послал. Друзья задушевные — все вынюхивают, все выведывают. Обвели вокруг пальца, а теперь боятся, как бы им отвечать не пришлось.
— Скоро все узнаете, — как бы небрежно бросил князь, желая показать, что разговора, нужного Глебу Зеремеевичу, не будет. — Ты вот что, боярин… Пойди-ка, найди мне Никиту, мечника моего. Пришли сюда. А сам ступай. Устал я что-то, посплю, наверное. Сейчас что — утро или вечер?
— Утро, князь. До полудня далеко еще.
— Никите скажи: если спать буду — пусть разбудит меня. Все, иди, боярин. Слышал, что тебе говорю? Сам найди Никиту или вели кому-нибудь.
— Слышал, слышал. Все исполню, княже.
Откланявшись, Глеб Зеремеевич ушел, закрыл за собой дверь. Мстислав Мстиславич с облегчением откинулся на подушки. Беседа с хитрым боярином, казалось, пробудила в нем какие-то дополнительные силы, и он почувствовал себя лучше. Кто знает — может быть, ему и нужно черпать силы в борьбе со злом? И с постели его поднимут не припарки и травяные настои, а новая война, которая будет вестись за установление справедливого порядка?
Много глупостей успел наделать Мстислав Мстиславич за эти годы, много несправедливостей.
После того позорного поражение на речке Калке будто вся жизнь поломалась. Уезжал на войну полным надежд, бодрости, силы. Вернулся искалеченным — да не телом, что можно было еще простить себе, а — душой. Какая-то часть души — может, и лучшая — осталась навеки там, в приднепровских степях.
Вернулся — на людей смотреть не хотелось. Все казалось Мстиславу Мстиславичу, что над ним посмеиваются. Да что там — так оно и было, конечно. И смеялись у него за спиной, и презирали его. Вынести такое ему было еще, пожалуй, тяжелее, чем поражение в битве. Неделями из дворца никуда не выезжал, по улице проехать — и то было стыдно.
Когда знаешь, что стал всеобщим посмешищем, поневоле сделаешься подозрительным. И, как обычно бывает, подозреваешь не тех, кого следовало бы.
С любимым зятем, князем Даниилом Романовичем, другом и боевым соратником, едва-едва не поссорился насмерть. Даже и поссорился, и до небольшой войны дошло дело, но тут у Мстислава Мстиславича хватило ума понять, что затеял он дело неправедное, поддался клевете, — и помирился. Даниил с радостью раскрыл Мстиславу Мстиславичу объятия. Не зять, а чистое золото. Все простил тестю, всю его глупость старческую — все, что другой на его месте не простил бы никогда.
А ссора та вышла по такому глупому поводу, что и вспоминать стыдно. Князь бельзский, Александр, отчего-то зачастивший в Галич, стал напевать на ухо князю Мстиславу Удалому, что, мол, зять его, сговорившись с ляхами, замышляет убийство тестя. Ни больше ни меньше как именно убийство.
Мстиславу Мстиславичу плюнуть бы в бесстыжие глаза князя Александра. Не плюнул — поверил ему! Потом, уже вспоминая, как все было, удивлялся: ведь видно же было, что врет! И поверил.
Во-первых, Александр был давним врагом Даниила. И, зная лукавую душу Александра, нетрудно было догадаться, что мысль отомстить Даниилу Романовичу не могла не сделаться главной в его жизни. Ляхов приплел! Ну да, с герцогом Лешком Даниил поддерживал дружеские отношения. Ну, а как иначе? Соседи ведь. И от Мстислава Мстиславича зять этого союза не скрывал. А дружба с герцогом, по сути дела, и была в лживых устах Александра единственным доказательством того, что Даниил замышляет убийство.
На Калке, между прочим, князя Александра не было. Не пошел тогда в поход, отговорившись болезнью. Отделался небольшим отрядом под началом старенького сотника. Весь этот отряд, конечно, лег костьми — никто не вернулся.
Мстислав Мстиславич, поверив Александру, ничего не придумал лучшего, как отнять у зятя часть его владений. Вместо того чтобы вызвать Даниила к себе и расспросить хорошенько — отправил полк к Владимиру-Волынскому: договорились тогда с Александром вдвоем действовать против Даниила Романовича.
Зять оказался молодец! И Мстиславов полк прогнал, и Александру досталось. Князь бельзский, однако, все не успокаивался, требовал от Удалого новой поддержки. И Мстислав Мстиславич, подогреваемый клеветой, а также обидой за поражение своего полка, подумывал уже о том, чтобы нанять половцев и устроить с Даниилом настоящую войну — с осадами, с битвами в широком поле. Но тут приехал в Галич от князя Александра приближенный его боярин Ян якобы с новыми сведениями о злоумышлениях Даниила — и такую понес ложь, такую несуразицу, что, слушая его, Мстислав Мстиславич сразу понял: врет. И если сейчас врет князь Александр, то неужели раньше правду говорил? Прямо глаза раскрылись.
