Не ведал, конечно, Матвеев, что и флагман шведской эскадры пребывал в расстройстве.
— Все таверны Копенгагена обошли, герр адмирал, — оправдывались с похмелья капитаны, — ни датчане, ни голландцы в тех местах не бывали, а если и хаживали, так то, быть может, утаивают, ни за какие гульдены не соглашаются.
Глядя на красные физиономии посоловевших капитанов, Шеблад про себя чертыхался, жалея о потерянных двух днях. Остается доверять английским кгфтам, но ни в одной из них не обозначены фарватеры и глубины на подходах с моря к Архангельскому. Видимо, без промеров не обойтись, а быть может, повезет отыскать лоцмана на месте, в Беломорье…
В низовьях Двина раздваивается на добрый десяток верст, рассыпается на рукава-устья — Никольское, Пудожемское, Мурманское, Двинское, Березов-ское. На сорок верст протянулось Двинское устье.
В этих местах, богатых рыбой и морским зверем, осели много веков назад русаки, бежавшие от врагов из-под Новгорода, Пскова, Ругодива, Шелони…
Кормились рыбой: сельдью, навагой, лососем. Запасались впрок. Зимой били на льду тюленей, мясо — в котел, шкура — на одежду. Самые отважные помо-ры ходили на китовый бой к Груманту-Шпицбергену. Со времен Ивана Грозного повадились за добротными русскими товарами иноземные купцы в эти края, к Архангельскому.
На подходах к острову Мудьюг берут лоцмана, без него не обойтись в коварном, изобилующем подводными камнями и косами Березовском устье на пути к Архангельскому. Спускаясь к южной оконечности Мудьюга, лоцман указывает, где положить якорь, остановиться для таможенного досмотра, предъявить брандвахтенному судну положенные бумаги на купеческое судно и груз. Так было до недавнего времени, пока не поступил царский указ. Нынче с Мудьюга напрочь свезены все службы, не выставляется брандвахта18 . С поморья на воде убраны все вехи и лоцбочки, обозначающие фарватер. Таможня, лоцманы и караулы перевели на Линский прилук, где растут крепостные стены, обозначились редуты.
А что поморские жители? Испокон веков кормились они рыбкой. Царский указ для них не помеха. Светлыми сумерками пробирались вдоль бережка на дощаниках, выходили подальше к Мудьюгу, закидывали снасти. На берегу их улова ждали женки да малые детки…
В море в одиночку рыбаки не ходят. Раньше ходили ватагами, теперь шли крадучись по двое-трое, разбредались по знакомым прежде «клевым» местам, в азарте уходили далеко за Мудьюг. Среди них ходили на своих дощаниках — плоскодонных лодках, служка николаевского Корельского монастыря Иван Рябов да его приятель «толмач» Дмитрий Борисов, ходили без боязни, хотя уже весь Архангельский городок полнился слухами о скором приходе сюда «свейских» военных кораблей для насилия.
В середине июня один за другим пришли два купеческих судна, английское и голландское. Первый шкипер сообщил, «что на море есть корабли незнаемые», а второй уверенно подтвердил «ведомость, что военные корабли, из Шведской земли, неприятельские пришли на устье».
Архиерей Афанасий сам приехал к Прозоровскому:
— Чтой-то ты не тревожишься, воевода, взял бы гукор какой да сходил бы на взморье, к Линскому, проведал воинство.
«Без твоего ума обойдусь, — зло подумал Прозоровский, — неча мне высовываться зазря». И все же, однако, не подавая вида, на рыбацкой лодке — гуко-ре — отправился к острову. Там он не задержался, накричал на Сильвестра Иевлева, что работники ленивы, медленно крепость строят.
— Не гневись, воевода, — спокойно ответил стольник, — людишки без понуканий круглый день ладят крепость, смотри, стены почти в рост выложили.
— А ты мне не перечь, — вскипел воевода, — сам вижу. Отряди четыре сотни холопов, они на Мурманское устье пойдут с полковником Ружинским.
Он поманил полковника Желтовского:
— Будь здесь в опасении. Чаю, в скорых числах свей пожалуют. Гляди в оба…
Не задерживаясь, Прозоровский отправился на гу-коре на дальнее Мурманское устье, где на мелководье никогда не ходили суда. Давно скрылся из вида Лин-ский прилук, прошел час-другой, солнце, как обычно, в эту пору не заходило — катилось под горизонт. Вдруг издалека донеслись пушечные залпы.
Воевода испуганно пригнул голову, перекрестился:
— Ворочай немедля в обрат, — хрипло крикнул он кормщику, — правь к Архангельскому напрямую!
Бывалый краснолицый помор с короткой русой бородкой ухмыльнулся, перекладывая кормило: «Однако, ты, брат воевода, нехраброго десятка, никак струсил…»
За два дня до этого эскадра Шеблада, прижимаясь к скалистому Тарскому берегу, миновала горло Белого моря.
— На румб зюйд, — скомандовал в полночь Шеблад. В его голосе проскальзывали нервные нотки: что ждет их впереди?
— Слева, герр адмирал, парусное судно обгоняет нас, — доложил капитан шнявы.
Шеблад поднял подзорную трубу. «Так и есть, опять англичанин. Спешит небось в Архангельский. Ему-то нипочем, шкипер наверняка здесь не впервые».
Шеблад вскинул голову. На грот-мачте трепетал на ветру голландский флаг.
— Определите курс, которым следует англичанин, и склоняйтесь постепенно ему в кильватер, — кивнул Шеблад в сторону капитана.
Прошел час-другой, и парусник скрылся из глаз. После полудня впереди на горизонте обозначился полоской едва видимый приземистый, холмистый берег, сплошь покрытый лесами.
Один за другим вслед за флагманом ворочали шведские корабли, вытягиваясь цепочкой параллельно берегу. Оттуда потянуло ласковым ветерком с терпким привкусом молодого ельника, словно чем-то напоминая далекую Скандинавию.
Шеблад взглянул на карту. Где-то здесь по курсу скоро появится остров.
— Герр адмирал, впереди слева под берегом две лодки с людьми, — необычно громко проговорил капитан, не отрываясь от окуляра подзорной трубы.
Шеблад увидел их почти одновременно с капитаном.
— Капитан, нам наконец-то повезло, они-то Должны знать верную дорогу к Архангельскому. — Повеселев, Шеблад, оторвавшись от окуляра, скомандовал: — Приспустите паруса и держитесь ближе к этим лодкам.
На этот раз шведский адмирал угадал. Это были лодки архангельских поморов Рябова и Борисова…
Увлекшись, забрели они далеко, — Мудьюг едва виднелся.
— Глянь-ка, Вань, никак купцы жалуют.
Рябов оторвался от уды. Прямо на них под парусами шел морской караван.
— Один, другой, третий, четвертый… — сбился со счета Борисов. — Кажись, англичане, а вона и голландец.
Рябов присмотрелся: что-то много пушек для купцов.
Пока рассуждали, головной корабль подошел на десятка два саженей. На палубе что-то кричали в рупор, махали руками.
Борисов немного знал голландский, кое-что разобрал.
— Призывают, Ваня, к себе, токмо на голландский не похоже, да и не аглицкие…
— Зовут, стало быть, надобны мы им. — Рябов вынул весло, сделал несколько гребков.
С борта выкинули веревочный шторм-трап, просили подняться.
— Пойдем, што ли, — неуверенно сказал Борисов.
Иван закрепил лодку и первым полез по трапу…
Не успели оба рыбака спрыгнуть на палубу, как их плотным кольцом окружили солдаты с ружьями.
— Мать честна, — прошептал Борисов, — кажись, шведы.
Толстый офицер похлопал его по плечу:
— Ты есть русский, из Архангельского?
— Положим, так, — угрюмо кивнул Борисов.
— Становись к штурвал, веди корабль в город.
Офицер схватил Рябова за плечо, подтолкнул на корму. Переглянувшись с напарником, Иван крутанул плечом, оторвал руку офицера и в тот же миг получил удар прикладом в спину.
— Иди к штурвал, не противься, показывай рулевому верный путь.
На юте несколько офицеров о чем-то переговаривались. «А ведь у них, пожалуй, Господи, не менее четырех десятков пушек».
— Есть ли пушки в устье Двины? — спросил тотлее офицер.
Рыбаки не сговариваясь покрутили головами, -нет. Офицер крикнул что-то, паруса наполнились свежим ветром, и галиот двинулся вперед. Рядом справа и слева от штурвала стояли настороже по два солдата с мушкетами и палашами.
— Вань, а Вань, —- шепнул Борисов, — в Березовском бы надо посадить их, там меляки, в отлив скоро Двина пойдет.
Рябов скосил взгляд на солдата, прищурился:
— Так несподручно, уйдут они. Пойдем к Линскому, там пушечное зелье, сам видел.
На фалах корабля затрепетали сигналы. Весь караван стал на якоря.
Шеблад собрал капитанов:
— Всей эскадре незачем идти вместе, раскрывать карты. Вперед пойдут шнява и два галиота. Разведайте все и нам подадите сигнал тремя пушками.
Березовское устье встретило настороженной тишиной. Вдали показался Линский прилук… Ветер зашел за корму и стих. На галиоте разобрали весла, двинулись вперед, набирая ход.
— Держи, Вань, вправо, там меляки, — прошептал Борисов.
