Пинарий искоса переглянулся с родичем и понизил голос:
– Мы с тобой, Потиций, мало в чем сходимся, но одно, по-моему, понятно нам обоим. Твоя дочь увлечена этим незнакомцем.
– Он и впрямь производит впечатление, – отозвался Потиций, оглядев чужака с головы до пят. – Где, интересно бы узнать, ему удалось раздобыть львиную шкуру? Если Потиция решит, что он подходит…
Пинарий покачал головой и сплюнул:
– Добром это не кончится. Помяни мои слова!
* * *
Стояла середина лета, и к полудню висевшее над Румой солнце заставило все окрестности изнемогать от зноя. С болот по направлению к Спинону и Тибру тянуло теплым ветром, несшим с собой густой запах ила и гнили. На лугу, в тени, под стрекот цикад, мирно спали разморенные жарой быки.
Поскольку жители поселка верили, что все вокруг населено нуменами, они полагали, что такое явление, как сон, никак не обходится без влияния духов. Подобно всем прочим нуменам, духи сна могли проявлять как дружелюбие, так и враждебность, да и как же иначе. Всякому ясно, что сон помогает восстанавливать силы и порой бывает целителен, но может превратиться и в сущую муку или сделать самого сильного человека совершенно беспомощным.
В тот день нумен сна опустился на селение, как ладонь матери на лоб младенца. Сон закрыл глаза жителей независимо от их желания. Некоторые люди пытались бороться со сном, но проиграли борьбу, даже не осознав этого.
Быки спали. Спал пес. Спал пастух, прислонившись к тому самому дереву, у которого Потиция впервые увидела его.
Потиция не спала. Сидя в тени дуба, она внимательно рассматривала незнакомца, гадая, что сулит ей будущее.
Но бодрствовала не только она. Какус, обладатель непомерно длинных рук и огромной силы, нашел путь из пещеры вниз, о котором не подозревала даже Потиция. На всем пути по склону этот спуск маскировали кусты ежевики. Какус спускался чрезвычайно осторожно, старясь не потревожить ни одну веточку, не позволить скатиться ни одному камушку. Даже если бы паренька, которому выпало в тот день следить за пещерой, не сморила дрема, Какус остался бы незамеченным. О появлении чужака Какус не знал, да и ничуть им не интересовался. Покинуть пещеру его побудило услышанное мычание. Он уже давно не ел мяса животных.
Со своего склона Какус увидел лежавших на лугу быков, не обратив при этом внимания ни на пастуха, ни на девушку. И он и она находились там же, но не шевелились и в пятнистой тени деревьев были почти не видны.
Какус выбрал самого маленького бычка и бесшумно – ни один прутик не хрустнул у него под ногами – направился к нему. Ловкость, с которой он двигался, была поразительна для такого великана. Однако бычок каким-то образом почуял опасность. Он поднялся на ноги, встревоженно замычал и, увидев приближавшегося Какуса, попятился.
Какус не замешкался ни на миг. Сцепив оба кулака вместе, он занес их над своей головой и обрушил на голову бычка такой страшный удар, что тот замертво повалился наземь.
Остальные быки зашевелились. У спящего пса дернулись уши, но он так и не проснулся.
Потиция, которая сама только что задремала, вздрогнула, открыла глаза и увидела чудовище не более чем в десяти шагах от себя. Охнув, она собралась было завизжать со всей мочи, но от страха у нее так перехватило дыхание, что ей не удалось выдавить из себя ни звука.
Девушка вскочила. Первым делом она подумала о том, чтобы разбудить погонщика, но для этого ей пришлось бы проскочить мимо страшилища. Не решившись на такое, она, не разбирая дороги, помчалась прочь от поселка, к пещере.
Ее движение привлекло внимание Какуса, который мигом устремился за ней. Ноги его, хоть и разной длины, были очень мощными, и в случае надобности он мог двигаться с огромной скоростью. На бегу его сопровождала жужжащая туча насекомых, которых привлекали покрывавшая уродливое тело запекшаяся кровь и прилипшие к коже кусочки гниющей плоти.
Потиции не повезло, она запнулась о корень и покатилась по земле. Похоже, старший Пинарий был прав: все нумены Румы встали на сторону чудовища и ополчились против людей. А она была глупа, поверив, будто с появлением чужеземца что-то может измениться к лучшему.
Ударившись о твердую, запекшуюся под солнцем землю, она схватилась за висевший на шее Фасцин и взмолилась о том, чтобы чудовище убило ее быстро. Однако намерения убивать ее у Какуса не было.
* * *
Пастух спал и видел во сне далекую землю своего детства. Ему снились солнечное сияние, теплые луга, мычащие быки и стрекот цикад.
Пробудился он мгновенно – один из быков стоял над ним, тычась в его щеку влажной, прохладной мордой. Буркнув что-то, пастух отер щеку тыльной стороной ладони и огляделся.
Причина беспокойства животного была очевидна: самый маленький бычок неподвижно валялся на траве в неестественной позе. Где же пес?
Пес тоже лежал в траве, свернувшись калачиком. На глазах у хозяина он широко зевнул, чуть приоткрыл глаза, но, ничуть не обеспокоившись, снова закрыл их и устроился поудобнее.
Погонщик выругался, вскочил на ноги и, услышав что-то очень похожее на сдавленный женский крик, устремился на звук.
Сперва он увидел над примятой травой тучу мошкары, потом рассмотрел под ней ритмично двигавшуюся вверх-вниз мощную волосатую спину. Не совсем понимая, кто перед ним – человек, животное или кто-то еще, – пастух стал перемещаться осторожнее. Он слышал женские стоны и заглушавшие их странные, хриплые восклицания:
– Какус… Какус… Какус!..
И тут он снова услышал пронзительный женский крик – крик ужаса, от которого кровь стыла в жилах.
Но крик издал и пастух – то был грозный клич вызова. Широченная спина прекратила двигаться, а потом над высокой травой поднялась и уставилась на чужеземца безобразная, устрашающая физиономия.
– Какус! – негодующе выкрикнул ее обладатель и выпрямился в полный рост. То был мужчина или, по крайней мере, самец – огромный, торчавший между ног член не оставлял в этом сомнения. Где-то в траве жалобно всхлипывала женщина.
Пастух никогда не видел двуногого существа, не уступавшего ростом пуме. Этот же урод был заметно крупнее, а уж страшен так, что впору было передернуться от отвращения. Льва, шкура которого украшала его плечи, пастух убил голыми руками, но существо, стоявшее перед ним сейчас, казалось опаснее льва.
Однако пастух собрался с духом и издал еще один клич, вызывая чудовище на бой. В то же мгновение Какус с оглушительным ревом бросился на него и, навалившись с разбегу всей массой, сшиб наземь.
Ноздри пастуха наполнила нестерпимая вонь. Налетевшая вместе с чудовищем мошкара забивалась в рот, лезла в глаза и ноздри.
Но и прижатый Какусом к земле, он не прекращал борьбы. Его рука, судорожно шарившая вокруг в поисках чего-то, способного послужить оружием, ухватилась за палку. Размахнувшись как мог, он ударил чудовище по голове. Сотрясение прошло по его руке до плеча, сук сломался о крепкий череп, но в руке остался острый обломок, который пастух вонзил Какусу в бок.
Монстр взревел так, что человек чуть не оглох. Хлынувшая из раны горячая кровь потекла по руке, заставив пастуха выпустить палку, а ужасная тварь вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону. Пастух, шатаясь, поднялся на ноги. Он видел, как его страшный враг вырвал из раны и отбросил обломок дерева. Но надежда на то, что полученный отпор заставит урода убежать, не оправдалась – Какус вновь бросился на него и опять сбил на землю, правда, на сей раз пастух вывернулся и мигом вскочил на ноги.
Приметив неподалеку в высокой траве камень размером с новорожденного теленка, он подскочил к нему, сам удивляясь своей силе, поднял валун обеими руками над головой и швырнул в Какуса.
Монстр ухитрился увернуться, но не вполне: камень задел его плечо, и он едва устоял на ногах. Но устояв, Какус подхватил с земли еще больший камень и швырнул его в пастуха. Тот отскочил, а тяжеленный валун, ударившись в ствол дуба, переломил его, как тростинку. Крона с шумом и треском рухнула на землю, стайка перепуганных птиц с пронзительными криками взметнулась в воздух.
Запыхавшийся пастух вдруг понял, что потерял противника из вида. Пока он растерянно гадал, что делать, его боевой дух ослаб. В следующий миг его обдало вонью, уши вновь наполнились жужжанием мух. Он развернулся, но страшные тиски лап чудовища сдавили его горло.
Перед глазами замелькали точки, свет потускнел, словно на луг внезапно пала ночь. Ему казалось, будто его голова раздувается, как переполненный винный мех, и вот-вот лопнет.
Но пастух не прекращал отчаянных попыток оторвать руки Какуса от своего горла. Хватка чудовища казалась железной, но в конце концов человек нащупал палец противника, страшным усилием отогнул его и с противным хрустом сломал. Чудовище не ослабило хватки, однако человек, нащупавший путь к спасению, стал ломать палец за пальцем, и наконец, не выдержав боли, Какус взревел и разжал захват.
