зарплаты.
Павел снимался очень давно, два года назад, когда пришлось сделать фото для паспорта. Больше такого, как-то с ним не случалось. Вернее сказать, жаль было тратиться на дорогую услугу.
Когда парень работал в Самаре, то часто ходил мимо тех ателье, где трудились фотографы. Он всегда говорил про себя одни и те же слова: «Будет торжественный случай, тогда раскошелюсь, а сейчас нечего мне расходовать деньги. Лучше отправить их матери. Пусть купит одёжку ребятам». Потом он вернулся домой и думать забыл о таком баловстве.
По моде тех лет, в каждом доме деревни имелся набор фотографий. На стене большой комнаты постоянно висела большая деревянная рамка. Под стеклом находились карточки всех родных и знакомых, но не так чтобы много. Обычно снимались в день юбилея, на свадьбу или во время поездки в Кинель, на крупную ярмарку. Вот, пожалуй, и всё.
Зато было всё на виду. Любой человек мог подойти и глянуть на жизнь хозяев избы. В этом скромном «альбоме» лежала и та фотка парня, где он снимался на паспорт и пропуск.
Сейчас начиналась новая армейская жизнь, и парню вдруг захотелось, запечатлеть такой необычный момент. Поэтому Павел плюнул на свою бережливость и пошёл к мастерам «светописи» вместе со всем отделением.
Как часто бывало на ярмарках, народ шумно толпился прямо на улице. На дощатой стене висел кусок простыни. Перед ней стоял простой табурет. В метре от небольшого сидения возвышалась тренога с лакированным ящиком. Им и снимали желающих.
Парень дождался, когда пришла его очередь, и сел перед большим объективом размером с крупную сливу. Фотограф накрылся тёмной накидкой и заглянул в аппарат с другой стороны. Он посмотрел, попал ли в фокус данный солдат?
Хмурый мужчина вылез наружу из-под плотной светонепроницаемой ткани, подошёл к рядовому и немного поправил пилотку и поворот его головы. Он, вернулся назад к деревянному ящику, сухо сказал: «Внимание, товарищ, снимаю», — и нажал пальцем на кончик шнурка, что держал в левой руке.
Раздался тихий щелчок. Защитная створка в объективе открылась. Изображение парня попало на пластинку стекла, покрытую специальной эмульсией. Благодаря этому, в светочувствительном слое произошёл ряд изменений незаметных невооруженному глазу. Чтоб их увидеть, предстояло ещё, провести целый ряд операций.
Павел поднялся, сделал шаг в сторону и уступил место другому солдату.
Немолодые фотографы трудились всю ночь напролёт. Они брали пластинку стекла, на которой запечатлелся клиент, и клали её в ёмкость с раствором того химиката, который служил «проявителем».
Как только снимок проступал на поверхности, его перекладывали в такую же ванночку, где был «закрепитель». Потом, промывали негативы чистой водой и ставили на торец, чтобы их просушить.
После того как пластинки просохли, их вставляли по очереди в другой аппарат. Он назывался увеличителем и состоял из фонаря и тонкой вертикальной трубы. Фонарь закреплялся на стойке и мог легко двигаться вверх или вниз. Благодаря этому перемещению, фотографии делались разных размеров.
Под фонарём размещался лист фотобумаги и на него направлялся луч света, пропущенный через очередной негатив. Яркая лампа включалась на три-четыре секунды. Дальше всё было так же, как с негативом.
После небольшой экспозиции, на слое эмульсии возникала картинка, невидимая обычному глазу. Бумага переправлялась в бачок с «проявителем». Потом, изображение закрепляли другим химикатом, и, наконец, промывали водой. Мокрый снимок клали лицом на стекло, где он сушился час или два.
Утром нового дня, Павел отстоял длинную очередь и получил фотографию размером девять на двенадцать сантиметров. Он взглянул на своё простое лицо, застывшее в немом напряжении, и положил карточку в простой серый конверт без рисунка и марки. Туда же отправился и тетрадный листок, что парень исписал накануне. Хорошо, что в казарме нашлись чернила и ручка с бумагой.
В коротеньком тексте боец сообщал милой маме, что у него всё хорошо. Сейчас он находится в учебном полку, а когда поедет на фронт, ему неизвестно. Как только узнает, куда его отправляют, то сразу ей сообщит.
Красноармеец лизнул языком сухую полоску из водорастворимого клея, нанесённую на отрывавшийся клапан, и сморщился от неприятного вкуса, возникшего на языке. Он быстро заклеил конверт и снова взял в руки перо.
Павел вывел вверху названье области, района, деревни и номер отчего дома, где жил до призыва. Ниже устроилась фамилия любимых родителей. Потом он пошёл к зданию штаба полка и сунул послание в металлический ящик, висевший возле крыльца. Оттуда вся почта отправится по нужному адресу.
Другие депеши Павел хотел написать уже с фронта. Причём отправлять их без конвертов и марок. Для этого тетрадный листок исписывался с одной стороны и складывался по короткой поверхности особенным образом.
Он превращался в небольшой треугольник, а выступающий край заправлялся внутрь бумажного свёртка. Черкнул боец сверху адрес своего получателя и готово. Лети армейский привет в любое место великой страны. Причём, совершенно бесплатно.
Живущих в бараке, людей разбили на отделения, взводы и далее по штатному расписанию воинской части. Командиры прошлись перед строем и посмотрели на вверенных их попеченью солдат. Они отобрали самых крепких бойцов и отправили их в другие подразделенья полка: в артиллерию, миномётную и пулемётную роты.
Среди этих «счастливцев» оказался и Павел. С ранней юности он был довольно высок, очень силён, и легко управлялся с мешком полным картошки. А увесистый куль, между прочим, тянет пятьдесят килограммов.
Командир благосклонно взглянул на крепкого парня, удовлетворённо похлопал его по плечу и направил служить в первый расчёт. Так Павел оказался в обслуге батальонного миномёта «БМ-37» образца 1937 года.
После чего, начались каждодневные муки. Все остальные соратники учились стрелять из простой «трёхлинейки», весившей четыре с половиной кило. В то время, как Павел таскал огромные тяжести другого порядка.
Ведь к обычному снаряжению солдата — винтовке, подсумкам, шинели, вещмешку, сапогам и другим мелочам вроде гранат и патронов — добавлялась артиллерийская снасть. А вес такого орудия превышал шестьдесят восемь кило.
Хорошо, что оно разбиралось на три почти равные части: сам ствол длиной почти в метр, двуногу-лафет, которая походила на ученический циркуль, состоящий из труб толщиной в целый дюйм, и плиту для упора диаметром в локоть. Каждая эта деталь была отлита из стали и тянула до четверти центнера.
К этому ещё добавлялось несколько небольших чемоданчиков. Они назывались лотками. В каждый из них помещалось по три массивных снаряда диаметром 82 миллиметра. Так что, при переноске орудия его боевому расчёту приходилось, ой как несладко. Все пять человек были нагружены до последних пределов и на марше потели, как вьючные лошади.
Павлу
