внезапно решили, что рука пришла в полную норму, и его взяли в армию, вместе с другими.
Дальше он объяснил, что лежит перед парнем: плащ-палатка и принадлежности к ней, сумки патронные (две поясные и одна запасная), сумка гранатная и сумка для переноски продуктов.
Осматривая все принадлежности красноармейца, Иван не уставал удивляться тому, как плохо стали снабжать пехотинцев.
— Три года назад, амуницию делали значительно лучше, — объяснял он восемнадцатилетним парням. — Вы все, наверно, видали бойца, напечатанного на трёхрублёвке тридцать восьмого года? Вот и нас тогда, точно так одевали.
Вместо мягкого «сидора» — твёрдый кожаный ранец. Ремень и подсумки тоже из кожи, а не из брезента, что дали сейчас. Кружка эмалированная, ручка сердечком. Фляга из алюминия. Правда, весило это чуточку больше, но было намного удобнее и гораздо надёжнее.
В их разговор вмешался старик, сидевший на нарах, стоящих в соседнем ряду. На вид ему было за пятьдесят. Судя по возрасту, он мог поучаствовать ещё и в Гражданской войне.
— Скажи спасибо, что нам не достались однобортная шинель с «разговорами» образца двадцать шестого года, в которые толком нельзя завернуться, — пробурчал он и добавил: — Или те же «будёновки». Зимой в них очень холодно, а летом запаришься. Да и круглые котелки времён генерала Брусилова тоже не больно удобные. Не то что, сейчас.
На слова старика никто ничего не ответил. Павел вспомнил фотографии красноармейцев двадцатых годов с цветными нашивками, что шли по груди, и подумал о том, что не так всё и плохо, как объясняет Иван. Могло быть и хуже. Он вспомнил тяжесть полученной им амуниции, которую нёс до казармы, прижимая к груди, и спросил:
— А сколько всё это весит? — и кивнул на армейские вещи, лежавшие на жёсткой постели.
— Насколько я помню, — ответил сосед средних лет, — три года назад, вся эта выкладка тянула килограмм восемнадцать. Но глядя на то, что мы теперь притащили со склада, я думаю, фунта на три поменьше.
— Так это же пуд или даже чуть больше! — горько воскликнул какой-то худосочный боец. Судя по внешнему виду, он сам весил, где-то с полцентнера, если не меньше. — Да как же с таким тяжким грузом можно ходить? Тем более мчаться в атаку и биться с врагом?
— Ты парень забыл про винтовку и каску, штык и патроны. А их тебе положено взять по уставу целых восемь обойм по пять штук в каждой зарядке. Всего будет сорок. Плюс две ручные гранаты, вода в полной фляжке и сухой армейский паёк на три дня.
Итого, много больше чем пуд, а если выражаться точнее, то, считай, полтора. Зимой, к ним нужно добавить тёплое нижнее бельё, носки и перчатки, ушанку и валенки, штаны и фуфайку на вате. Всё это тянет уже под тридцать кило.
Кто-то печально вздохнул, а старик с усмешкой сказал:
— Ничего, быстро привыкните. — он немного подумал и грустно закончил: — Если останетесь живы.
Весь день, молодые ребята и мужики разного возраста возились с новенькой формой. Под руководством Ивана неопытные новобранцы обрезали «неподрубленные» при пошивке шинели. Причём, всё сделали так, как того требовал строгий устав. То есть, чтобы от земли до нижнего края одежды осталось ровно двадцать пять сантиметров.
Затем все учились сворачивать армейское шерстяное пальто в аккуратные скатки, надевать через бритую голову и удобно устраивать на левом плече. Ну, а если, у тебя на спине окажется полный мешок, то придется шинель разметить подковой на нём.
Хорошо, что все были родом из деревень или сёл. Все часто носили лапти с онучами и быстро освоили намотку портянок. Сверху надели тяжёлые, непромокаемые, как говорят, кирзачи.
Переодевшись в армейскую форму, Павел решил, не стоит бросать на полковую помойку ту одежонку, в которой его призвали на службу. Пусть она не очень и новая, но успешно прослужит ещё год или два.
Какая разница, в чём ходить младшим братьям на работу в колхозе? Дыр на ней нет, срам надёжно прикрыт, чего ещё нужно мальчишкам? Чай, не на свадьбу они собрались.
Павел подошёл к старшине, что командовал их огромным бараком, и задал невинный вопрос:
— Можно отправить домой гражданские вещи? — На что получил незамысловатый ответ:
— Сдайте на склад, товарищ солдат.
Парень понял, что отец был прав, как всегда. Он ведь сразу сказал: «Надевай, что похуже. Из расположения части тебя не отпустят. Так что, до почты тебе не добраться». Боец успокоился тем, что послушал родителя, и сделал так, как ему объяснило начальство.
Он взял свои неказистые шмотки, свернул в плотный узел и отнёс их в пакгауз, на который указал командир. Солдат вошёл в тёмную низкую комнату, огляделся вокруг и увидел пожилого сержанта.
Тот сидел за убогим столом, топорно сколоченным из неровных досок. Вокруг находилось большое число стеллажей, построенных из горбыля. Они были завалены каким-то несусветным тряпьём.
Служитель тёмного склада посмотрел на штаны и рубаху, застиранную почти до предельного уровня. Он презрительно фыркнул и скривился так сильно, словно съел зелёное кислое яблоко.
Затем, бросил вещи солдата на давно некрашеный пол и придвинул к удивлённому Павлу толстую амбарную книгу. Палец сержанта ткнул в деревянную ручку со ржавым пером и стоящую рядом чернильницу. Боец расписался, где ему указали, и вышел наружу.
Хитрая, лживая морда, блуждающий взгляд и то недовольство, что в них просквозило при осмотре вещей, многое объяснили дотошному парню. Он глянул на прохиндея, с которым свела его жизнь, и отчётливо понял: всё, что сюда попадает, идёт прямо на рынок. Остаются лишь никчёмные тряпки, вроде его одежонки. Так сказать, для отчёта.
Прошла ещё пара дней. Из ближайшего города в полк приехал фотограф с крепким помощником, нагруженным, словно вьючная лошадь. С собой они привезли лакированный аппарат размером полметра в каждую сторону, треногу к нему и два больших чемодана. Один с химреактивами, другой с фотобумагой.
О визите этих людей объявили по репродуктору, что висел на столбе возле столовой. Хриплый голос сказал, где будут работать «мастера светозаписи», сколько стоят услуги, и назначил очерёдность прихода военных. Сначала пригласили всех офицеров. Затем старшин и сержантов. Потом всех остальных, но не общим гуртом, а по отделениям и строем.
Те, у кого отыскалась нужная сумма, решили сняться в недавно полученной форме. Затем, написать письма родным и отправить им первый привет вместе с новенькой карточкой. Так сказать, на долгую память. Эта мысль понравилась всем остальным. Те бойцы, у кого было плохо с деньгами, заняли их у друзей по бараку. Мол, отдадим с первой солдатской
