офицерских, содержат не шампанское, а квас. Но его много и он очень вкусный.
Рядом со столами кадетов и гардемаринов офицерские столы многочисленных гостей. А дальше близ брига блистают звезды и орденские ленты адмиралов.
Во время обеда произносятся соответствующие общие тосты, музыка сопровождает их тушами. Но потом все сливается в сплошной гул голосов и частные выступления за отдельными столами. Наконец мы уходим по свои ротам… и готовимся к балу.»
Бал в Морском Корпусе! Сколько петербуржских барышень и молодых женщин мечтали попасть на этот бал! Столовый зал, где стоял сейчас Садовинский, был одним из самых больших и парадных залов Петербурга и самым большим открытым залом столицы. Например, зал Дворянского собрания отделялся от стен колоннами, и помещение для танцев там было меньше. Как давно и как недавно это было!
Описывая этот корпусной бал, бывший гардемарин Сергей Сергеевич Шульц вспоминал:
«Начинался съезд. Кроме морских и военных мундиров и штатских фраков появляются разнообразные красивые бальные платья женщин, холеные обнаженные плечи и шеи, сверкающие украшения.
Мы проинструктированы как любезные хозяева. Должны проводить… показать… помочь… рассказать, что просят, и так далее… Но главное, как говорили, было морское гостеприимство, богатство, любезность хозяев и продуманная организация.
Любопытно, что несмотря на обилие вин (все это, конечно, было бесплатным), не было пьяных. Кадеты и гардемарины в буфетах могли съесть пару бутербродов, выпить лимонаду. Но вина — ни-ни! Категорически воспрещалось. При этом обилие офицеров делало нарушение этого правила немыслимым.
Но и офицеры, и штатские вели себя образцово. Вероятно, на балах, в соответствующем обществе, в присутствии дам не было принято напиваться. Но маленький «подогрев» поднимал настроение, и действительно было очень оживленно и весело.
Танцевали падекатр, падепатинер, венгерку, польку, наконец, мазурку. Но, конечно, венцом танцев был вальс. Мы умели танцевать, у нас танцы преподавались обязательно придворным балетмейстером. И мы танцевали. Танцевали вовсю».
Пройдя Столовый зал, Бруно прошел по опустевшему, со следами запустения, зданию бывшего «рассадника» блестящей плеяды флотских офицеров, сделавшихся за две сотни лет гордостью и славой своего Отечества не только в военном, флотском ратном деле, но и в науке, живописи, музыке…
Получив на руки личные документы, мичман Садовинский шагнул за порог родного корпуса.
В РГАВМФ хранятся документы подтверждающие, что действительно мичман Б.Садовинский 25 июня 1918 года в Морском училище забрал свои личные документы. Сохранилась расписка в получении документов, подписанная уже знакомой мне энергичной подписью Б.Садовинский.
Сумской Кадетский Корпус Опись документов Бруно Садовинского
Метрическое свидетельство за № 1278–3718.
Медицинское свидетельство за № 135. 3). Свидетельство о дворянстве за № 772.
4). Свидетельство о приписке к призывному участку за № 5218.
Опросный лист (медицинский).
Аттестационная тетрадь кадета.
«Все документы обратно получены 25 июня 1918 года»
Мичман Б.Садовинский
Когда я прикоснулся к судьбе выпускника Морского корпуса 1915 года мичмана Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского, свой поиск я начал именно с исторического музея Высшего Военно-Морского училища им. М.В.Фрунзе, которое находилось в исторических стенах Морского Корпуса и которое, после ряда реорганизаций, было переименовано в 2001 году в Морской корпус Петра Великого.
Я понимал, что мне просто необходимо побывать в стенах, где жил, учился и служил мичман Российского императорского флота Б.-С.А.Садовинский.
Договорившись с директором музея училища о встречи, я с волнением подходил в назначенное время к старинному зданию Морского Корпуса.
Зрительно мало что изменилось в этой части Васильевского острова за последние 90 лет: та же гранитная набережная, та же величавая Нева, все также стоит на своем месте памятник адмиралу И.Ф.Крузенштерну — «первому русскому плавателю вокруг света», а на противоположном берегу все так же возвышается громада Исаакиевского собора…
Вот только на стенах здания добавились мраморные доски с именами знаменитых адмиралов-флотоводцев, мореплавателей, кораблестроителей, деятелей науки и культуры, вышедших за эти годы из стен как Морского корпуса: Г.А.Спиридов, Ф.Ф.Ушаков, Д.Н.Сенявин, П.С.Нахимов, Г.И.Бутаков, В.В.Верещагин, А.Д.Можайский, А.Н.Крылов, Ю.М.Шокальский, В.И.Даль, так и Высшего Военно-Морского Училища им. М.В.Фрунзе: Н.Г.Кузнецов, В.Ф.Трибуц, Ф.С.Октябрьский, С.М.Лобов, Л.М.Галлер, Г.И.Левченко, В.А.Алафузов, Л.А.Владимирский и многие другие.
Директор музея училища встретила меня в зале музея. Она посетовала на то, что у них в музее очень мало материалов о дореволюционной жизни Морского корпуса, но для меня боле важным было почувствовать и прочувствовать дух самого Морского корпуса — именно исторические стены сохранили этот дух. Дух, который оказался не сломлен и не исчез за это время. Он остался в стенах Звериного коридора, Компасного зала, Картинной галереи. Он витал в развешанных по стенам в тяжелых позолоченных и потемневших от времени рамах полотнах знаменитых морских сражений Российского флота.
Это же почувствовал и об этом написал Н.А.Черкашин в своем романе «Судеб морских таинственная вязь»:
«И доныне эти старые стены на Васильевском острове передают
РГАВМФ. Ф.432. Оп.7. Д.2923.
что-то такое своим питомцам, что долго отличает их потом от выпускников всех прочих училищ страны…».
Я шел по коридорам, заполненным курсантами Морского корпуса Петра Великого. Молодые люди в форменках, с погонами и нарукавными нашивками — курсовками, как назывались они в наше время, указывающие на число курсов (от первого до пятого). Первокурсники были более скованы и озабочены. Пятикурсники следовали спокойно и размерено — они без пяти минут офицеры флота!
Как будто не было этих 90 лет и коридоры полны кадет и гардемарин, готовящихся к летним экзаменам и морской практике на Балтийском море. Нет, не исчез морской дух, морские традиции и морская романтика из этих стен. И так же развивается над ними на флагштоке здания гордый и славный Андреевский флаг. И не даром мальчишки-кадеты Сергей Шульц, Борис Лобач-Жученко, Коля Петров и Женя Крюгер в одну из ночей середины апреля 1917 года, рискуя, пробрались к окну, вылезли на барьер второго этажа и сняли огромный красный флаг со стены корпуса, который вывесили восставшие, взамен развевавшегося более ста лет Андреевского флага.
Их судили. Кадет Лобач-Жученко и Крюгера, как не достигшие призывного возраста уволили из училища, а Шульца и Петрова отправили служить в инженерную маршевую роту. Но история расставила все по своим местам…
С грустью в душе и затаенной болью в сердце вышел бывший мичман Российского императорского флота Бруно Садовинский из стен родного училища. Прошел, слегка ссутулившись, по набережной, дошел до 11-й линии и вспомнил, как гардемаринами, забегали они со знакомыми барышнями в кафе-кондитерскую на первом этаже одного из зданий этой линии. В памяти возникло прохладное царство мороженного и птифуров. Бруно показалось, что он почувствовал на языке сладость яблочного безе, нежность кремовых и кофейных трубочек, вязкость наполеона, отягощенного жирной сладостью крема и хруст воздушной слоенки…
