Хозяин Каллибека куда-то переехал, и его наняли к себе два дюжих молодца; они объяснили ему, что работа у него будет ночная, нелегкая, зато прибыльная. Каллибек догадался потом, что они контрабандисты. Действовали они всегда ночью — выходили, когда стемнеет, в море, принимали какие-то тюки с судов, мешки, возвращались под покровом ночи в свою тщательно замаскированную то ли землянку, то ли пещеру; прятали там добычу и заваливались спать. День у них превращался в ночь, ночь уходила на опасный контрабандистский промысел.
Обедали хозяева Каллибека ближе к сумеркам. Они сосредоточенно, мрачно поглощали пищу, вроде бы и не ощущая ее вкуса и запаха. Они выделяли Каллибеку часть вырученных денег, как он догадывался, — совсем незначительную часть, но кормили-поили досыта: на веслах им нужен был сильный гребец. Иногда контрабандисты пропадали на день-два, а то и на три. Каллибек тогда оказывался запертым на замок, в одиночестве, с небольшим запасом воды и пищи — как в зиндане…
Пролетели еще два года его жизни.
Однажды контрабандисты явились в полночь очень возбужденные. Они спустились в свой тайник и вскоре предстали перед Каллибеком с мешками за плечами. Хозяева переложили содержимое в один здоровенный мешок и взвалили его на плечи Каллибека. Мешок был очень тяжелый.
Потом, как обычно, они бесшумно уселись в лодку и приказали Каллибеку грести, соблюдая особую осторожность. Они плыли долго, однако сегодня никто сигнала им не подавал. У Каллибека, уж на что он был вынослив и закален, начали неметь руки. На этот раз ни один из контрабандистов почему-то не подменял его на веслах. Они лишь понукали его шепотом: «Давай, давай, быстрее, быстрее!»
Каллибек заподозрил недоброе. Контрабандисты замыслили избавиться от него! От свидетеля! А потом бежать, скрыться от только им известной беды… Каллибек внутренне подобрался, приготовился к схватке… Один контрабандист набросился на него и тут же, получив удар веслом, с глухим криком полетел за борт. Каллибек не стал медлить и дожидаться, пока на него кинется второй, — приготовился к новому удару. Он успел оглушить рулевого и пихнуть его ногой — тот скатился в море. Каллибек ьидел, как один из утопающих схватился за мешок и так вместе с ним и пошел на дно. Рун левой кричал, ругался, умолял, но дотянуться до лодки не мог — Каллибек отгонял, отпихивал его веслом…
…Каллибека заметили с большого торгового судна и подобрали едва живого…
Начались его скитания из города в город, из страны в страну. Где он только не был: Александрия, восточный Судан, Египет… Менялось вокруг все — неизменной оставалась изнурительная и грязная работа ради куска хлеба, ради того, чтобы не умереть от голода.
В Суэце ему удалось за три года скопить денег на проезд до Бомбея. Каллибек слышал, что в Индию прибывает множество купцов из разных частей света и стран, из Туркестана тоже. Он решил добраться до Индии, а там и до родных мест… Каллибек смог оплатить капитану корабля свой проезд лишь наполовину, остальную половину — работой.
Индия ошеломила Каллибека: огромная страна, разноязыкая, пестрая, очень богатая и совсем нищая. Здесь, как и повсюду, припеваючи жилось людям с толстым карманом, и она была очень неуютной для тех, кто не располагал таковым. И в Индии Каллибек изведал лишения, голод, болезни. Он понял, окончательно понял, что человек без родины — полчеловека, а может быть, и совсем не человек. Он направился на север страны. С кем только судьба не сводила его в его странствиях! Каких только людей не встретил! И все же ни с кем по-настоящему и не сблизился. Попутчики так и оставались для него попутчиками…
Каллибек никого не винил в этом: жизнь самого его сделала угрюмым и скрытным, недоверчивым и подозрительным… Он не внушал людям доверия…
В одном из городов Каллибек познакомился с пожилым седым человеком по имени Аман. Рассказав, что отец его был каракалпак, а мать — индианка, Аман поведал Каллибеку, что отец завещал ему обязательно побывать на его родине.
Каллибек обрел в этом сдержанном, много изведавшем на своем веку человеке не просто спутника, но и доброго товарища: у них была общая цель. Плечом к плечу двигались они по Шелковому пути в Туркестан, на землю предков.
Оказавшись в глуби Каракумов, Каллибек и Аман были уже совсем на пределе сил — измождены, истощены зноем, голодом и жаждой. Верные клятве не покидать друг друга, они готовились вместе принять смерть…
* * *
Каллибек призывал на помощь бога, молил продлить им жизнь, хоть на малый, совсем крошечный срок — увидеть бы только на миг каракалпакскую степь, родной аул…
Вдруг Аман слегка сжал его пальцы: Каллибек взглянул на него; из горла Амана вырвался хрип:
— Пески шевелятся… Каллибек оперся на локти.
— Люди! Люди!.. Всадники! — напрягся он, чтобы произнести всего три слова надежды.
Каллибек ошибся, назвав людьми разбойников… Они, будто настоящие пустынные шакалы, обладали зорким зрением: углядели распростертые на холме тела, прискакали.
— Эй, кто такие? Спускайтесь вниз! По-прежнему держась за руки, Каллибек и Аман
покатились вниз. Следом посыпался песок, забивая им глаза, уши и рот. Всадники приблизились.
— Ба, да это же — ожившие покойники? — присвистнул один из них. — Нам не привыкать! Мы в песках только таких и встречаем! Одни, без каравана!.. Ну и что, небось подыхаете от голода и жажды! И на нас рассчитываете, а? — словно прокаркал он.
Ружья у всадников были английские, и Каллибек подумал: «Неужели англичане и сюда добрались?»
— Люди добрые! Помогите! Умираем! — взмолился он, и по его щекам потекли слезы.
— У нас самих туго с питьем и едой. В наш век задаром ничего не дается! — начал кривляться другой всадник. — Мы подбросим вам хлеба и воды, от себя, можно сказать, оторвем, но с условием… Вон, видите, саксаул? Кто первый добежит до него и вернется к нам обратно, тот и получил хлеб и воду!
Саксаул врос в пески, как одинокий, брошенный на произвол судьбы старик…
— Да вы смелее, до него не более сорока шагов! Никакие мольбы, никакие слезы не способны были
разжалобить этих зверей — это Каллибек и Аман понимали. Они отпустили руки друг друга и сделали шаг вперед. Тут же рухнули оба. Поползли.
Всадники чуть не валились с коней от хохота: — Эй вы! Ублюдки! Вы не люди, вы — ящерицы?
— Видать, хочется сучьим детям жить! Выжить! я
— Давайте быстрее, быстрее, поторапливайтесь! Вас ожидают хлеб и вода!
Каллибек начал обгонять Амана; старик схватил его за ногу, пытаясь задержать.
— Не оставляй меня, друг, не оставляй!..
— Аман, все будет пополам! — прохрипел, оглянувшись, Каллибек. Аман отпустил его, и он пополз дальше, вперед, вперед — к хлебу и воде. К жизни!
Грабители бросили две маленькие лепешки, положили у ног крохотный, как детский кулак, бурдючок…
— Поднимайтесь вон на ту вершину! На северо-востоке от нее увидите заросли турангиля. Возле них проходит дорога, она прямиком выведет вас через три дня пути в аул! — объяснили Каллибеку всадники и скрылись.
Каллибек сделал два глотка и огромным усилием воли остановил себя — оставил воду для Амана. Разломил пополам одну лепешку и тут же вцепился в нее зубами. Аман неподвижно лежал лицом вниз, шагах в двадцати. Вместе с водой и кусочком хлеба к Каллибеку вернулась жизнь, к тому же он узнал дорогу! Он положил хлеб за пазуху, с величайшей осторожностью взял в руки бурдючок с водой и пополз к Аману. Тот был недвижим. Каллибек наклонился, приподнял его голову; с нее, как слезы, заструился песок. Он позвал: «Аман-ага, Аман-ага!»- влил ему в рот несколько капель воды. Никаких признаков жизни. И тут Каллибека ударила мысль: его товарищ мертв, не выдержал этой дикой, этой жуткой гонки! Каллибек зарыдал. И откуда только у него брались слезы, ведь тело его и глаза совсем высохли!.. Но у горя неисчислимые запасы — и слез, и сердечной боли, и душевных мук…
Каллибек оплакивал горькую жизнь свою и Амана, страдания и муки, которые оба они пережили в этом страшном мире, где полным-полно людей, но где царит непроходимое, неодолимое, всесильное одиночество…
Он похоронил Амана под сыпучими песками Каракумов; чтобы его могила не затерялась вовсе, Каллибек воткнул в изголовье ветки саксаула. Прочитав заупокойную молитву и в последний раз оглянувшись н" а холмик, двинулся в направлении, которое ему указали всадники.
У подножия холма, на который ему предстояло подняться, Каллибек споткнулся обо что-то твердое, острое и слегка поранил ногу. Он вгляделся — это был человеческий череп.
Каллибек содрогнулся.
Народ — что море. Уж и ветер давно утих, а оно, если разбушуется-разволнуется, все не успокаивается…
После прихода русских каракалпаки долго еще пребывали в волнении, взбудораженные событиями, исполненные надеждами на лучшую жизнь. Возникали и затихали слухи, рождались были и небылицы, но все они были светлые, радужные. И русские люди представали в них всегда добрыми, великодушными, сильными защитниками слабых и обиженных. Прошел слух, что земли по северному берегу Амударьи отходят к русскому царству. И потянулись люди с южного берега на северный целыми аулами, целыми семьями…
