«Я почти закончил трагедию», — громко произнес Феникс.
Некая мгновенная перемена случилась в лице Юлии. Она одновременно удивилась и сначала будто обрадовалась, а затем словно испугалась.
«Трагедию? — переспросила она. — Ты считаешь, что это — трагедия? И ты знаешь, как эту трагедию можно закончить?!»
Занавеси на лектике задернулись. Рабы переглянулись и понесли носилки в сторону Тибра.
Конец первого тома
Окончание следует
Приложение 1
Странствия Венеры
Он возложил себе на голову свежий венок и, пригласив меня следовать за собой, вышел из дома.
Он увел меня в ту аллею, которая поднималась по склону холма с востока на запад. Мы спустились к восточным воротам, в самое начало аллеи, где был небольшой пруд, обсаженный камышами и двумя плакучими ивами.
Остановившись на берегу пруда, он сначала объявил мне:
— Представь себе: мирт на моей голове подлинно киферский; то есть с Киферы, из Лаконии специально доставлен.
А затем, глядя на солнце, стал рассказывать:
I. — Древний Гесиод утверждает, что прежде всего во вселенной зародился Хаос. Следом за ним явились широкогрудая Гея, сумрачный Тартар и «между вечными всеми богами прекраснейший» Эрос.
Было не так. Четыре первоосновы не зарождались одна за другой, а существовали изначально. Они пребывали совместно и нераздельно. Они были совершенно безвидны. Это были женские первоначала. То, что Гесиод называет Хаосом, было женской стихией беспорядка. Имя ей — Турба. Та, что Гесиод называет Геей и которая впоследствии стала Землей, являла собой стихию порядка, — правильнее именовать ее О´рдой. Тартара не было — была изначальная Морс, или Смерть. Четвертым же первоначалом, которое Гесиод называет Эросом, была стихия жизни, или стихия любви, которую мы с тобой будем называть Венерой, Венерой Витой. В начале времен она была такой же безвидной, такой же изначальной и нераздельной, как и другие основания грядущего мира.
Это запомни, мой юный друг.
Первая станция
Венера Афродита и Венера Фата
II. Он перестал смотреть на солнце и опустил взгляд к пруду и к камышам. И, словно оратор, вытянув правую руку к ивовым деревьям, а левую прижав к сердцу, продекламировал сначала на греческом, а затем на латыни:
Член же отца детородный, отсеченный острым железом,
По морю долгое время носился, и белая пена
Взбилась вокруг от нетленного члена. И девушка в пене
В той родилась. Сначала подплыла к Киферам священным.
Ее Афродитой,
«Пенорожденной», еще «Кифереей» прекрасновенчанной
Боги и люди зовут, потому что родилась из пены.
А Кифереей зовут, потому, что к Киферам пристала.
Он уронил правую руку, а левую отнял от сердца и задумчиво погладил лоб. А потом сказал:
— Так Гесиод нам вещает. И тоже путает, путает… Сатурн оскопил Урана намного позже. А в начале первой станции не было не только Крона-Сатурна, но и Урана-Неба еще не было. Не было также ни моря, ни земли. Были лишь первостихии — Турба, Орда, Морс и Венера. И Венера Вита вознамерилась отделиться от сопряженных с нею сестер-первоначал. И приняв такое решение, стала Венерой Афродитой. То есть возвысилась над другими стихиями и стала танцевать, кружась и взбивая пену из первозданной материи, которая, если говорить словами Аристотеля, еще не имела формы, но стала приобретать ее в виде пены, которую взбивала Изначальная Танцовщица.
Пена затвердевала и превращалась в холм над первозданной протяженностью, в остров среди изначальной текучести.
Холм этот и остров потом назовут Киферой. Строго говоря, Афродита не подплыла к острову, а сама стала островом.
— По-гречески «пена» будет «афрос». Тут нет ничего удивительного, — пояснил Вардий, будто только этот момент в его рассказе нуждался в пояснении.
И продолжал:
III. — Был первый месяц в древнем календаре, который мы называем мартом. Ни луны, ни солнца во вселенной тогда еще не было. Во тьме творились события на первой станции, на острове Кифера.
Орфики утверждают, что первым возлюбленным Венеры был Протагон. Да, так его можно назвать. Но был он, разумеется, не тем первоначальным Протагоном, который, по орфикам, якобы создал мир. Венера Афродита сама сотворила себе мужа как древнее и естественное притяжение женского начала к мужскому, и это изначальное притяжение материализовалось и стало Протагоном, первым мужем Венеры.
И едва у Венеры появился возлюбленный, как сама она, первая богиня, поменяла имя и приобрела новую суть.
Греки эту Венеру — Венеру первой станции — называют Мойрой или Кифереей. Римляне именуют ее Промыслительницей или Фортуной. А мне самым точным и правильным представляется имя Фата.
Ибо отныне Венера стала богиней судьбы — той самой Единой Мойрой, о которой пишет Гомер, той Старшей Богиней, которой поклонялись в древних Афинах.
Венера Фата стала первой судьбоносной богиней. А те мойры или парки, о которых мы вспоминаем, — Лахесис, назначающая жребий еще до рождения человека, Клото, прядущая нить нашей жизни, Атропос, неотвратимо приближающая будущее и прерывающая наше земное существование, — этих знакомых нам богинь Венера Фата породила из себя и поставила себе служанками, потому что некому было ей прислуживать на острове Кифера.
И Лахесис, первая из мойр, взглянув на свою госпожу, испуганно воскликнула: «Твой жребий так давно возник, что даже мне он не виден!». Клото, выпрядая божественную нить, заметила: «Тебе суждено быть величайшей богиней, хотя боги будут часто оспаривать твое верховенство». Атропос же предрекла:
«Ты полюбишь смертного человека, и от вашего соития произойдет величайший из родов среди человеков».
Так говорили мойры при своем рождении и при рождении мира.
IV. А следом от соития Венеры Фаты с ее возлюбленным Протагоном появился первый эрот или амур, которого богиня провозгласила своим сыном. (Протагона она никогда своим сыном не считала, так как породила его в качестве мужа для совокупления).
Греки этого первенца называют Эрикепаем. А правильное римское название для него — Фатум. Ибо он — рок, которого Венера Фата посылает к каждому творению.
Орфики описывают этого эрота как двуполое, четырехголовое существо с золотыми крыльями, утверждая, что он издает то бычий рев, то львиное рычание, то шипение змеи, то блеяние барана… Всё это, разумеется, греческие сказки.
Ибо на самом деле Фатум вообще не имеет земного облика. И если он на что-то похож, то, пожалуй, на влажный туман в ночи, в которой не светят ни луна, ни звезды.
Нет у него, разумеется, ни лука, ни стрел, ни факела.
Но нити у него есть, влажные, темные, пронизывающие мироздание — нити изначальной любви, всезнающей и всемогущей.
И этими нитями, которые вручила ему Венера Фата, Фатум-амур определяет наш жребий и назначает нам судьбу.
V. Этого свого первого сыночка, амура Фатума, Венера направила к безвидным первоначалам. И они в свою очередь стали приобретать вид и порождать новые стихии. Турба-хаос, познав Фатума, превратилась в Великое море и породила Ночь, которая окутала собой вселенную. О´рда стала Землей и родила Небо-Урана. Морс превратилась в Тартар, но никого не родила, потому что Смерть никого не может родить, а лишь отбирает у Жизни ее порождения.
Когда все это произошло, первый век наступил — Век Ночи, в котором царствовала над миром Венера Промыслительница, Венера Фата.
VI. Когда же от совокупления Земли и Неба взволновалось первозданное море и подул первоначальный ветер, Венера Фата нашла, что остров, на котором она воцарилась, слишком скалист и невзрачен для ее власти. И двинулась в том направлении, в котором дул единственный в мире ветер, словно на корабль, снизойдя на большую морскую раковину.
Раковину эту скульпторы и художники изображают белой. Но она была черной, ибо, напомню тебе, был Век Ночи.
Сказав это, он повернулся спиной к пруду и двинулся вверх по аллее. Я пошел следом.
Вторая станция
Венера Лунария
Мы остановились напротив высокого камня, на котором широким резцом было нацарапано нечто неясное: то ли светило с исходящими от него лучами, то ли диковинное растение, то ли какое-то насекомое. Камень был необработанным и шершавым, а царапины изнутри были выкрашены желтой краской.
Поклонившись камню, Эдий Вардий продолжал:
