Крестьяне, когда им рассказывали о социализации земли при помощи мощных, принадлежащих государству тракторов, движимых электричеством машин для сбора урожая, смотрели угрюмо и молчали.
«Земля» не стремилась к этому. Ее мысль занята была другим вопросом:
— Когда же придет жесткое правительство, которое установит настоящее спокойствие и мир?
Об этом ни Ленин, ни Троцкий не вспоминали. Их слова не находили отклика в умах и сердцах мужиков.
Петр и Георгий Болдыревы внимательно следили за мыслительным процессом диктаторов и поняли все.
По дороге домой Георгий говорил брату:
— Диктатура пролетариата тонет в завалах нелепостей. Она мечется, не находя выхода и еще глубже погрязая в невыполнимых обещаниях! Это ужасно!
— Это сумасшествие, безумие! — воскликнул Петр Болдырев. — Фабрики разрушены; довоенная промышленность была и так слабой, а теперь и вовсе исчезла. Трудящиеся массы находятся на самой низшей ступени производительности труда и профессионального образования, а они бредят о немедленном социализме! Мы несемся, как сумасшедшие, в поезде, не зная, что в кабине машиниста сидит слепой, глухой безумец! Бедствие!
Они собираются социализировать мужиков, превратить их в земельных рабочих! Государственные машины будут пахать землю, косить, жать и вязать снопы, складывать скирды, молотить и молоть!.. Ты видел, как крестьяне смотрели на Ленина?
— Наш мужик бесконечно терпелив, но этому терпению придет конец, страшный конец!.. — ответил Петр. — Пускай только деревня отважно выступит со своими лозунгами, тогда посмотрим, как запоет Красная армия?! Кремлевская гвардия, все эти латышские, финские, китайские и венгерские бандиты и часа не продержатся! Ой, погуляют наши мужички! Это будет выглядеть уже не так, как уничтожение дворянства и крестьянские «иллюминации» в усадьбах!.. Меня охватывает ужас от самой мысли!
— А ведь такой день должен наступить!
— Наступит! Только его невозможно угадать, потому что, я же говорю, наш мужик обладает поразительным терпением!
Инженеры работали две недели в разных комиссиях съезда, выслушивая бесконечные выступления, пожелания, планы и новые, все более фантастические проекты.
Это была работа непродуктивная, бесцельная, напрасная, основанная на обмане и постоянном введении в заблуждение прислушивавшихся толп рабочих и крестьян. Их свезли отовсюду, чтобы показать заботу правительства о нуждах деревни и судьбе пролетарской революции.
— Я больше этого не вынесу! — крикнул брату Петр. — Я принимаюсь за подсчеты проекта обеспечения техникой только одной Московской области согласно плану комиссаров.
Молодой инженер несколько дней работал, разрабатывая проект районной фабрики тракторов, косилок и молотилок.
Получилась настолько огромная сумма, что наверняка казна страны Советов, стонущей под ярмом диктатуры пролетариата России, не имела даже половины.
Петр Болдырев выступил с речью в комиссии специалистов.
Опыт научил его, как следует выступать! Начал он с похвал гениального плана социализации сельского хозяйства и с констатации возможности его постепенной реализации. Он развил свой план с профессиональной точки зрения.
Слушали его внимательно, и проект, как обычно, был принят единогласно.
Вернувшись с братом домой, Петр бегал по комнате и с бешенством кричал:
— Глупые, жестокие чудовища! Ничего удивительного, что их обманули?! Они слушали меня затаив дыхание, ревели от восхищения и хлопали в ладоши! А ведь я хотел доказать, что все планы социализации сельского хозяйства являются мечтами идиотов! Для начала — нет никакой надежды на постройку запроектированной мною фабрики, а если бы ее даже построили, нужно будет еще 20 лет, чтобы обеспечить только одну Московскую губернию. Для пятидесяти областей необходимо будет не знаю сколько лет: как минимум сто, а может, тысяча?! Тем временем уже завтра в газетах начнут кричать, что правительство приступает к немедленной социализации сельского хозяйства в столичном округе! Новый, рассчитанный на глупцов метод пропаганды и бессовестного обмана!
— Да! Да! — кивал головой Георгий. — Ничего из твоего проекта не выйдет, кроме крика и похвальбы комиссаров, но и казна от этого не пострадает. Случалось и по-другому! Помнишь моего коллегу, химика Стукова? Недавно я прочитал в газетах, что комиссары требуют от Швеции его выдачи, потому что он успешно сбежал к скандинавам.
— А что это Стуков натворил? — со смехом спросил Петр.
— О, это ловкая бестия! — ответил брат. — Знаешь, в Сибири правит «сибирский Ленин» — Смирнов. Говорят, страшно амбициозный, но глупый и тупой тип. Он хочет затмить Ленина. Отозвался извечный сепаратизм Сибири, презирающей «Россию»! Так вот, Стуков поехал к Смирнову с проектом сказочного химического завода, исходя из правильного в общем-то предположения, что если есть в достаточном количестве уголь и дерево, почему не может быть химической промышленности? Смирнов отвалил ему на приобретение машин пять миллионов рублей. Стуков уехал, и никто его больше не видел. Ни Стукова, ни машин, ни миллионов!
Братья долго смеялись.
— Свинья, ой свинья этот твой Стуков, но ловкий, ничего не скажешь! — воскликнул Петр. — Воспользовался психологией невежи и обманул его. Я за свой проект не взял ничего, но комиссары поломают себе головы, пока поймут, что либо безумцем являюсь я, либо весь конгресс состоял из глупцов.
Они вышли в город.
На Красной площади, на Тверской, Арбате и Кузнецком мосту царили порядок и чистота. Когда они свернули в боковую улицу, их остановил милиционер.
— Вы, товарищи, иностранцы? — спросил он.
— Нет! — ответили инженеры, показав удостоверения.
— Тогда можете идти, мы только иностранцам не разрешаем смотреть на боковые улицы! — со смехом сказал милиционер. — Бедность и нищета! Нечем похвастаться!
Действительно, это было точное определение.
Вырванные из мостовой деревянные бруски использовались зимой в качестве дров. Были разбиты тротуарные плиты, дома стояли с осыпающейся штукатуркой и оторванными железными листами на крышах; окна были выбиты и заложены тряпками или забиты досками; на стенах виднелись следы пуль и пушечных снарядов; бродили истощенные жители, несущие на плечах какие-то мешки; босые, покрытые струпьями ноги; нечесаные головы; ватаги бледных детей с голодными и злыми глазами; повсюду кучи мусора, невыносимая вонь, поднимающаяся из никогда не чищеных подземных каналов; молчание и зловещая, угрюмая, безнадежная тишина.
Тут не раздавались никакие громкие голоса, не звучал смех. Люди двигались как машины; их лица имели безразличное, смертельно угнетенное выражение. Синие сжатые губы, казалось, были не в силах издать крик ненависти и отчаяния, а в глазах навсегда погасли веселые искорки и даже слезы боли высохли бесследно.
Едва прикрытые лохмотьями, босые мужчины и женщины с взъерошенными волосами шли сгорбившись, прижавшись к земле, сгибаясь под тяжестью маленьких мешков с картошкой или ведер с водой из ближайшего колодца.
Болдыревы шли на Малую Дмитровку, где жила знакомая семья Сергеевых.
Они всех застали дома, так как было обеденное время.
Старые друзья радостно встретили молодых людей.
Петр, пожимая руки знакомых, воскликнул:
— Сначала, как правоверный коммунист, я заявляю: не стесняйтесь господа, ешьте и нас не угощайте, потому что мы уже после завтрака!
— Мы вместе попьем чаю, — сказала госпожа Сергеева. — А теперь расскажите о родителях, о себе. Мы давно не виделись… прошло уже, наверное, сто лет…
Болдыревы рассказывали о своей жизни и развитии основанной ими коммуны, а затем принялись расспрашивать о судьбах семьи Сергеевых и общих друзей.
Слово взял пожилой господин Сергеев, некогда известный в Петрограде адвокат:
— Петроград покинуло почти все общество, в котором мы вращались. Там на правах диктатора правит Зиновьев, опираясь на «чека», в котором зверствуют латыши. После того как уехал Совет народных комиссаров, город опустел и замер. Говорят, что уже рушатся дома, и прекрасные здания, улицы никто не подметает, водопровод и канализация безнадежно испорчены… Мы переехали в Москву. Кто мог, тот бежал на юг, а оттуда — скитаться за границу… Много общих знакомых за это время погибло в «чека» и по приговорам судов, особенно во время гражданской войны. Слабые духом и не имевшие убеждений опустились и продались. Мы могли бы назвать несколько фамилий хорошо известных людей, которые помогают сейчас коммунистам в ограблении России или стали их агентами за границей, где распродают царскую казну и шпионят за эмигрантами. Остальные кое-как существуют… приспособились к обстоятельствам… как, например, мы.
— И как мы, — вставил Георгий.
