— Сестра Ульрика замирения не ищет, на помочь аглицкую уповает. Нам мир люб, однако неполезного мира не учиним. — Повернулся к Меншикову: — Читай.
Тот встал, поправил съехавший на глаза парик.
— Генерал-адмиралу Апраксину повелеваем: флоту, раздельно, в две эскадры, в две сотни вымпелов, двадцать шесть тысяч морских солдат высадить на берег неприятеля искать оного на его же земле. — Меншиков на минуту остановился и продолжал: — Повелеваем мирных людишек не токмо в плен не брать, но не грабить их и ничем не досаждать, постращать, но внушить им, что сенат их не склонен к миру, а потому пришли мы-де единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было.
Петр добавил жестко:
— Храмы ихние не касать под страхом смерти.
Царь задержал Апраксина:
— К шведам поведешь флот самолично. Мне недужится, задержусь на Лемланде, обустрою базу, кораблями распоряжусь, тебя прикрою.
— Дозволь, господин вице-адмирал, к Стокгольму посунуться, королевский замок потревожить.
— Раненько, Федор, рискованно. Нынче разведай фарватеры, берега, сколь войска. В следующую кампанию нагрянем. Я к тебе инженеров и навигаторов переправлю…
Галерный флот под флагом генерал-адмирала направился к Стокгольму, а царь послал к датским проливам поручика Николая Головина.
— Пойдешь к датским проливам. — «Времечко-то летит, давно ли его батюшка первым флагманом был», — глядя на офицера, размышлял Петр. — Там аглицкая эскадра. Передашь адмиралу Норрису, старому знакомцу, мою эстафету. Пускай поведает, чего для на Балтику пожаловал.
Головин отправился на фрегате «Самсон» в сопровождении линкора и пинка[40].
— Следом пойдут фрегаты и корабли на видимости, — предупредил Петр капитана Конона Зотова. — Держи ухо востро, аглицкие, ведомо, лисы.
Норрис принял посланца почтительно, невозмутимо ответил царю: «Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему». Как часто бывало, лицемерили англичане. У него в столе лежал секретный приказ лорда Стенгопа: «Предпринять все, что в Ваших силах, чтобы уничтожить русский флот».
Английский адмирал раздумывал, как ему сподручнее исполнить приказ из Лондона, а русский адмирал с флотом действовал в трех десятках километров от Стокгольма. По пути, на островах, уничтожали медеплавильные и другие заводы, захватывали пушки, купеческие суда; на берега пролива высаживали тысячные отряды пехоты; казачьи сотни достигали предместьев шведской столицы. Всюду Апраксин посылал боцманов промерять фарватеры, составлять планы и карты. Отряд полковника Барятинского вступил в бой и обратил в бегство семнадцатитысячный корпус принца Кассельского. Отряд командора Змаевича при поддержке оружейного огня с галер также высадился на берег, сжег замок графа Вердена.
— У крепости под Стокгольмом стоит эскадра, пять линкоров и пять прамов, поперек фарватера суда затоплены, железные цепи протянуты, — доложил Змаевич флагману.
— И то ладно, — сказал Апраксин, — теперь сюда наведаемся не вслепую.
К северу Апраксин послал второй отряд галер, генерала Ласси. И там всюду шведы в панике отступали.
В эти дни к Норрису полетел отчаянный призыв британского посла в Швеции. «Самое главное, перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит Вас. Джон Норрис. Каждый англичанин будет Вам обязан, если Вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, Вы сделаете».
Норрис наконец-то соединился со шведской эскадрой, но было поздно.
Выслушав доклад Апраксина, царь расцеловал его:
— Покойный брат Карла Москву воевать хотел, ан вышло — русские Стокгольм за грудки трясут.
Генерал-адмирал слушал царя, а думал о будущем:
— Аглицкие-то вряд ли отстанут, господин вице-адмирал, будущим годом ждем их в гости.
— Встретим их хлебом-солью, — Петра не оставляло хорошее настроение, — хлебом абордажным, солью картечною.
С приходом весны обнажилась земля, растаял лед в Финском заливе. Природа сбрасывала зимнее покрывало. Выявились и скрытые раньше замыслы английских политиков. Король Георг I заключил союз со Швецией против России. Тут же отшатнулись от России Пруссия и Дания, хмурился император в Вене, затаились в Варшаве.
— Проклятые обманщики, — в сердцах чертыхался Петр, — ну, погодите, дайте срок.
Вместе с Апраксиным и генералом Михаилом Голицыным обсуждали план на лето. Зимой сорвался задуманный Петром поход казаков по льду Ботнического залива к берегам Швеции. Зима выдалась теплая, лед оказался тонким.
— Нынче, адмирал, распоряжайся всем флотом самолично. Я буду на Котлине, займусь обороной. Ежели крайняя нужда, повести. Генеральная задумка прежняя, держать шведов в страхе и на море, и на берегах. Ты, князь, — кивнул царь Голицыну, — пойдешь на Аланды с галерами и войском. В море не рыскай. Ежели шведы посунутся, заманывай их в шхеры, абордируй. Ты у Гангута был, стреляный воробей.
Едва ревельская бухта очистилась ото льда, на внешний рейд вытянулась семерка линейных кораблей и фрегат. Эскадра капитан-командора Гофа изготовилась для поиска к берегам Швеции. Апраксин напомнил задачу командору:
— Первое, пошли фрегат к проливам. Там ему крейсировать. Завидит англичан, мигом к тебе, потом сюда эстафетой. Сам пройдешь от Борнхольма к северу, вдоль бережка. Присмотри пустынные бухты для стоянки нашей эскадры. Всех шведских купцов осматривай. Ежели с пушками, бери в приз. Иноземцев особенно не трогай, но заподозришь — проверяй. Выявишь пушки, ружья, порох — заарестуй. Остальное по инструкции. С Богом, отправляйся!
Месяц кипел аврал в Ревеле. На входных мысах устанавливали дополнительные пушки, оставшиеся корабли заняли пристрелянные позиции. На случай высадки десанта небольшой гарнизон усилили местными жителями, раздали им ружья.
В последний майский день у входа в ревельскую бухту замаячили паруса англо-шведской эскадры, десятки вымпелов под командой Норриса. На юте английский флагман в подзорную трубу внимательно разглядывал бухту.
На входных мысах появились новые укрепления, на них, конечно, орудия. В глубине бухты правильным полукругом замерли в ожидании боя корабли. Они наверняка распределили цели.
Вдали по берегу скакали вооруженные всадники, виднелись орудийные повозки. Несомненно, русские неплохо подготовились к встрече. Из глубины бухты к флагману направилась шлюпка. На корме стоял парламентер, размахивая белым флагом.
Русский офицер доставил письмо адмирала Апраксина.
— «Зачем пришли? — недовольно, выпятив губу, слушал перевод Норрис. — Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако, как за явный знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осторожности того себя содержать».
Английский адмирал посчитал ниже своего достоинства отвечать русскому адмиралу:
— Передайте адмиралу, я буду сноситься только с царем.
Получив ответ, Апраксин возмутился:
— Не по чину берет Норрис. Письмо сие не распечатывать, возвернуть автору.
В конце концов англичанин сообщил, что прислан, мол, посредничать в переговорах России со Швецией.
— Хорош посредничек, — ухмыльнулся Апраксин, — прихватил тыщу пушек. Ответствуй, — кивнул адъютанту. — Ежели король аглицкий желает государю добра, пущай шлет посланника, хоть и самого Норриса, но с грамотой. И без пушек, в Петербург.
Ответа Апраксин не дождался, ночью его разбудили.
— Над островом Нарген дым и огонь, неприятель снимается с якорей.
Спустя два часа паруса незваных гостей растаяли на западе в предрассветной дымке…
Оказалось, что Норрис поспешил к Стокгольму, там началась паника, русские казаки, посланные Голицыным, наводили ужас в окрестностьях Умео…
И там Норрис опоздал, ударил «по хвостам». Выполнив задачу, войска погрузились на галеры и отошли к Аландам. Здесь Голицын оставил дозоры и, опасаясь эскадры Норриса, отстаивался в Гельсингфорсе. Петр узнал, что шведская эскадра «обижает» наши дозорные галеры.
— Будет отстаиваться в гавани, — упрекнул он Голицына, — поднимай якоря, спеши к Аландам, надобно шведов отвадить навсегда. Как договорились, завлекай в шхеры и азардуй. Не позабудь абордажные лестницы.
Удача сопутствует смелым. Князь Голицын помнил напутствие царя. При встрече у острова Гренгам с превосходящей по силе шведской эскадрой не оплошал. Во-первых, завлек неприятеля в шхеры. При первых попытках развернуться, навести пушки шведские корабли сели на камни, а тут-то морская пехота взяла шведов на абордаж. Трофеи — четыре фрегата и четыреста пленных — привел генерал Голицын к устью Невы.
Сражения у Гренгама и Гангута удивительно совпали по датам — день в день — 27 июля, так и вошли в скрижали истории…
