— Вот как. — Богумир нахмурился. — Надо предупредить остальных.
— Пока не стоит, — удержал его Головин. — Но осторожность не помешает. Сдается, с галеры сообщили, что после крушения галиота гребцы разбрелись в разные стороны. И теперь турки рыскают по дорогам в поисках беглых рабов… Ты знаешь, где Медвежий ключ?
— Это источник в горах. Довольно глухое место, и о нем ходит дурная слава.
— Дурная слава?
— Да. Говорят, там по ночам собираются черти, устраивают пляски, распевают бесовские песни. Мне рассказывал об этом еще дед, а он сам слышал, как выли нечистые. Редко кто отваживается ходить к Медвежьему ключу. Уж не решил ли ты…
— Вот именно, — усмехнулся казак. — Неужели после галеры тебя напугают бабьи сказки? Мы успеем добраться к источнику до завтрашнего полудня?
— Это плохое место, — помрачнел болгарин. — Зачем нам идти туда?
— У Медвежьего ключа мы получим коней и оружие. Но пока никому ни слова, — увидев подходившего к ним Жозефа, быстро предупредил Тимофей.
Француз уже успел переодеться в голубую рубаху, синие шаровары и куртку. На его губах играла улыбка, но глаза оставались серьезными:
— О чем шепчетесь? Опять мрачные тайны?
— Богумир рассказывал о чертях, которые водятся в здешних местах, — ответил казак.
— Черти? — Грек, неслышно появившийся за спиной Жозефа, пренебрежительно дернул плечом. — Ерунда! Появление на дороге стражников гораздо опаснее для нас, чем нечистая сила.
Не ожидавший услышать сзади чей-либо голос, француз слегка вздрогнул, а Кондас весело захохотал:
— Что, испугался?.. Кстати, о чем тебя расспрашивали турки? — Его глаза уставились в лицо Тимофея.
Тот понял, что отмолчаться не удастся.
— Они ищут разбежавшихся галерников.
— Прекрасная новость! — зло сплюнул грек. — А вы говорите «черти»! Да тут того и жди, опять получишь от султана подарочек в виде цепи на ноге и бешеного галерного старосты с бичом. Давайте побыстрее уберемся отсюда!
— Куда? — поинтересовался Жозеф.
— Есть тут одно местечко, — туманно ответил Головин. — Злата уже переоделась? Тогда пошли к костру…
* * *
Еще издалека они услышали тонкий жалобный вой, словно оставшийся без матери огромный щенок тоскливо выводил щемящие сердце звуки, предвещавшие скорое несчастье — страшное, неотвратимое, готовое обрушиться неизвестно откуда и безжалостно задавить своей тяжестью.
Неожиданно вой оборвался и перешел в утробное хрюканье. Потом глухо пророкотало. Наверное, так мог рыгать обожравшийся человечины людоед-великан, торопливо набивший желудок и лениво отвалившийся от залитого кровью стола. Затем громко чавкнуло, и вновь по ушам ударил жуткий вой…
Беглецы застыли. Вороной жеребец тревожно прядал ушами, приседал на задние ноги. Злата сжалась от ужаса. Богумир натянул тетиву лука. Побледневший Жозеф схватился за рукоять ятагана, а Сарват поднял с земли увесистый камень, совсем забыв, что за поясом у него торчит заряженный пистолет.
— Что это? — дрожащими губами спросил Кондас.
Путников обступал мрачный лес, густо разросшийся в тесном ущелье между высоких красно-коричневых скал. Поваленные непогодой стволы, покрытые бородой лишайников, еще сохраняли свою форму, но уже превратились в труху, питавшую буйные, по брюхо коню папоротники. Кроны деревьев настолько переплелись, что почти не пропускали лучей жаркого солнца, и земля была влажной. Из нее, как скрюченные пальцы, торчали уродливые, узловатые корни.
Француз, покосившись на грека, хотел, было, съязвить, но тут снова захрюкало, зарокотало, и ему стало не до насмешек. Тимофей тоже прислушался к странным, наводящим ужас звукам: неужели здесь и правда водится нечистая сила? Вон как завывает, отпугивая от своего логова забравшихся в чащобу! Вдруг и впрямь неподалеку водят хороводы мерзкие бесы, отплясывая с лешими и ведьмами в глухом ущелье, скрытом от глаз человека громадами гор? Только ступи на полянку, на которой устроила шабаш нечисть, как она бросится на тебя и уволочет под землю, где в бушующем пламени корчатся грешники. От парной духоты и страха на лбу выступила испарина, рубаха прилипла к спине. Ноги сделались непослушными, и стоило немалого труда заставить себя сделать очередной шаг. Но надо идти!
— Пропадем здесь. — Кондас лязгнул зубами, лицо его посерело. — Назад!
Он отпрыгнул и спрятался за спину Сарвата, пригнувшегося, как перед прыжком: ощерив зубы, гигант напряженно всматривался в заросли, пытаясь разглядеть неведомого врага. Злата заткнула уши и вся дрожала. Жозеф схватил вороного под уздцы и начал поворачивать, а Богумир пятился, выставив перед собой натянутый лук с наложенной на тетиву стрелой.
— Святой Боже… — в каком-то исступлении бормотал он.
Видно, не зря эти места обходили стороной, не желая связываться с чертями. Ну их, пусть сами над собой куражатся, а человеку привычнее без их жуткого воя и страшной отрыжки, которая заставляла сжиматься сердце и отправляла душу прямо в пятки. Бежать отсюда, бежать! Вороной тревожно заржал, и сразу же где-то раздалось ответное ржание — далекое, как эхо.
— Бесы дразнят! — Богумир повернул к Тимофею бледное лицо с расширенными от ужаса глазами.
— Стойте здесь! — Головин постарался придать своему голосу как можно больше уверенности. — Я посмотрю, что там.
— Куда? — Сарват попытался загородить ему дорогу, но казак отстранил его и на негнущихся ногах пошел вперед. Превозмогая страх, он вытащил из ножен саблю погибшего гонца и перелез через ствол упавшего дерева.
— Не ходи, — простонала Злата.
Но Тимофей уже упрямо продирался через кусты и пышные папоротники. Отец Зосима говорил, что ни один бес не сможет устоять перед крестным знамением и никогда не возьмет православного, а монахи из Горного монастыря вряд ли знаются с нечистыми. Коли назначили здесь встречу, выходит, знали, что чужой сюда не сунется, а сами чертей не боялись.
Еще несколько шагов — и казак вышел на поляну. Прямо напротив него из скалы бил источник, прозванный Медвежьим. Пенистая струя с двухсаженной высоты падала в огромную каменную чашу и бурлила в ней, как кипяток, рассыпая мириады брызг. В стороне мирно паслись стреноженные лошади, а рядом с ними сидел на камне какой-то человек с длинным ружьем. Он встал и, приложив ладонь козырьком ко лбу, разглядывал пришельца.
— Эй! — осевшим голосом окликнул его Головин. Незнакомец помахал рукой, призывая подойти поближе.
Тимофей подумал, что чертям или привидениям ружья ни к чему, и подошел.
— Ты один? — по-болгарски спросил незнакомец и направил ствол ружья в грудь казака. Тот молча кивнул, прикидывая, как лучше обезоружить его и завладеть лошадьми, но тут на поляне появился чернец Симеон. Неизвестный опустил ружье и поклонился монаху.
— Пришел? — вместо приветствия спросил чернец. — Вот лошади. Остальное там. — Он махнул в сторону груды камней и повернулся, намереваясь уйти.
Однако Головин задержал его:
— Погоди, отче!
— Некогда мешкать, — недовольно обернулся Симеон. — Чего тебе?
— Кто тут воет, подобно бесам?
— Вода, — засмеялся монах. — Вода и ветер!
— Как же так? — ошарашенно пробормотал казак.
— Остатки водопровода древних латинян. — Симеон показал на источник. — Все разрушилось, но внизу еще остался резервуар с заслонкой. Пока он не наполнится, ветер гуляет в щелях между камнями и воет, а потом под тяжестью воды каменная плита заслонки отходит, и вода обрушивается вниз. Вот и гремит. И так без конца, пока влага и ветер не источат камни в прах… Прощай! Просьбу твою Донат помнит!
Он исчез в кустах. Следом за ним скрылся неизвестный с ружьем. Тимофей подошел к лошадям: они были хороши — высокие, поджарые, с лоснящейся шерстью и крепкими копытами. Рядом лежали седла, ружья, ятаганы и несколько больших мешков. Взнуздав одну из лошадей, Головин вскочил на нее и поехал обратно.
Пока он отсутствовал, маленький отряд отступил, и теперь путники сбились в тесную кучку, настороженно озираясь и тревожно прислушиваясь к вою и чавканью. Но они уже успели немного освоиться и справились с первым приступом панического страха. На всякий случай Тимофей решил не открывать им секрет, поведанный монахом.
— Цел! — Жозеф с облегчением рассмеялся, но смех был скорее нервный, чем радостный.
— Давайте за мной, — распорядился казак.
— А бесы? — хмуро поглядел на него Богумир.
Кондас выступил вперед и слегка подрагивающей рукой ощупал коня, на котором сидел Головин, словно желая убедиться, что перед ним не призрак, а настоящая, живая лошадь.
— Я против них молитву знаю, — усмехнулся Тимофей. — Пошли!..
Всех лошадей и своего вороного жеребца казак напоил из своей шапки, бросив в нее горсть серебряных монет: по старому поверью, это должно было спасти скакунов от сглаза и прибавить им резвости. Жозеф, оказавшийся умельцем на все руки, нашел плоский камень, направил на нем кинжал и аккуратно подрезал мужчинам бороды и отросшие волосы на голове. Злата обрезать свои косы отказалась: она только потуже заплела их и спрятала под шапкой.
