– Когда уберешь, – сказал он, – пришлешь ко мне Бояна.
– Боги, – ее губы дергались, – кто же это?
– Хотел бы я знать, – ответил он медленно. – Но ты не знаешь… верно, не знаешь?.. А боги знают, да не скажут. Придется узнавать самим.
Он вышел, но у Зверяты осталось ощущение пристального взора сурового воеводы, которого враги называли кровавым псом. И потому руки тряслись, когда убирала, и чаще обычного оглядывалась.
Вечером прибыл на взмыленном коне гонец. Прямо на крыльце передал Ингвару скрученную в трубку грамоту. По тому, как она была перевязана шелковыми шнурками и сколько на ней было ярко-красных печатей, было видно, что грамоту везли даже не из Киева. Похоже, что из дальних северных стран, а то и из самого Царьграда.
Ингвар принял грамоту почтительно в обе руки, поклонился, тут же ушел, а гонец, сменив коня, немедленно отбыл. Еще заметили, что Ингвар на ужине в общей трапезной был рассеян и задумчив, часто хмурил брови, отвечал невпопад.
– Что-то важное? – спросил Окунь.
– Ты о чем? – поднял брови Ингвар.
– Ну, – сказал Окунь с неловкостью, – гонец… гм… в такое время зря не прибудет!.. К нам пробраться – это ж голову свою совсем не ценить! Разве что заради очень важного дела.
В трапезной почти все прекратили жевать, с любопытством смотрели в их сторону.
– Еще рано знать, – ответил он. – Я объявлю попозже… Пока что это тайна.
– А когда скажешь?
– Когда придет время, – ответил Ингвар уже строже. – Сам знаешь, что цыпленок должен выклюнуться вовремя. А попробуй помочь пораньше, что в яйце найдешь? И цыпленка убьешь. Может быть, того, который нес бы тебе золотые яйца.
Остаток дня он провел на стенах кремля. К вечеру отправился в соседние веси. Подвалы забиты зерном и мясом, но если в самом деле начнется осада, то лишний мешок муки может решить судьбу всей обороны.
С наступлением темноты он тайно вернулся, он знал, как пробраться так, чтобы даже бдительная Зверята не углядела, влез в окно и, затаившись за ложем, стал ждать.
Ночь тянулась медленно. Ингвар полагал, что неизвестный явится под утро, когда сон смежает веки самым бдительным, сам бы так поступил, потому изготовился ждать долго, терпеливо. И сперва даже не почуял, что дверь начала медленно приоткрываться. На этот раз не скрипнула, хотя Ингвар все время собирался сказать Зверяте, чтобы капнула олийного масла, от скрипа уже скулы сводит.
Дверь открылась шире, опять же без скрипа, в полумраке появилась неясная тень. Дверь так же неслышно закрылась. Неизвестный, обезопасив себя от случайной стражи, как призрак двинулся вдоль стены. Когда попал в узкий луч лунного света, Ингвар разглядел лишь приземистую широкую фигуру с капюшоном. Даже лица не углядеть, может быть, это вовсе баба.
Его осыпало морозом. А если это не баба, а… женщина?
Неизвестный довольно уверенно прошел к маленькой скрыне, на два замка, вынул из-под полы длинный узкий шкворень. Ингвар похвалил себя, что не высунулся раньше. С голыми руками супротив шкворня не попрешь, а с мечом и того хуже: за потолочную балку зацепишься или всю мебель порубишь, пока развернешься для удара.
Когда послышался скрип выдираемых гвоздей, Ингвар так же неслышно подкрался сзади. Его кулак взметнулся как молот. Он собирался оглушить, быка валил таким ударом, но пальцы больно ожгло: под капюшоном оказалось железо.
Неизвестный упал лицом на сундук, быстро повернулся, и второй удар пришелся прямо в лицо. Ингвар ощутил на кулаке мокрое, отряхнул пальцы, глядя на распростертое тело. На всякий случай сильно пнул ногой, быстро вышел в коридор, оставив дверь открытой, схватил со стены светильник и еще быстрее вернулся.
Человек со стоном помотал головой, открыл затуманенные болью глаза. Из разбитого носа струилась темная кровь.
– Добро ли воровалось? – сказал Ингвар почти сочувствующе. – Вижу, не зело добро… Что занесло так далеко хазарского посла?
Хазарин с трудом сел, опираясь руками в пол. Черный капюшон свалился, но и там было черно, даже блики не играли на металле. Сажей вымазал, понял Ингвар. Опасный противник, ежели так все предусматривает наперед.
– Говори, – пригласил Ингвар. – Но не раздумывай долго. Я не зря заслужил прозвище кровавого пса.
– Зря, – ответил хазарин. Он поморщился, потер затылок. – Кулак у тебя… Все равно безоружных не убиваешь. Это знают.
– Когда-то могу измениться. Что ты искал?
– Воевода, ты же знаешь. Или грамоты не было?
– Угадал, – кивнул Ингвар. – Странно, что ты попался в такую простую ловушку.
Хазарин ответил с горькой насмешкой:
– Да с вами, простыми и простодушными, все навыки быстро теряешь. Вот когда вернусь в Царьград…
– Вряд ли побываешь в Царьграде, – сказал Ингвар. – Вряд ли вообще выйдешь даже из этой комнаты. Разве что ногами вперед. Но посмотрим, посмотрим. Почему ты здесь, а не в Киеве? Разве не там надо мутить воду?
Хазарин смотрел со странной усмешкой. Чуть отодвинулся, сел у стены, прислонившись спиной, уже обеими руками щупал голову, шею, грудь.
– Все еще не понимаешь?
– Нет, – признался Ингвар честно.
– Ну что ж, – сказал хазарин медленно, – если это так, то почему твои сапоги стали… зелеными?
Удивленный Ингвар взглянул на ноги, и в тот же миг хазарин, выдернув руку из-за пазухи, сделал неуловимое движение. Ингвар не видел блеснувшее лезвие, но провел в битвах больше дней, чем прожил в мире, и мгновенно отклонился, едва заметил что-то необычное в поведении противника.
И так же сразу вцепился в кисть руки хазарина, круто повернул, услышал крик. Нож выпал, а хазарин со стуком ударился об пол. Он так и лежал, уткнувшись лицом в пол и хватая ртом воздух. Во всей его фигуре было ожидание скорой смерти.
Ингвар шагнул вперед, рукоять ножа удобно лежала в ладони. Оставалось одним ударом прервать презренную жизнь, но Ингвар ощутил какое-то неудобство. То ли воинское правило, что лежачих не бьют, то ли мечом бы рубанул с охотой, а ножом как-то не по-мужски, то ли просто потому, что хазарин распластался, как раздавленная жаба в пыли, пришлось бы наклоняться, чуть ли не становиться на колени.
Он пнул хазарина сапогом в бок:
– Вставай, тварь.
– Нет, – прохрипел тот. – Не-ет…
Ингвар пнул сильнее, толчком перевернул на спину:
– Вставай, трус!
Хазарин лежал с желтым, как у мертвеца, лицом. В глазах были боль и ужас смерти. Посиневшие губы дергались.
– Пощади…
– Нет, – отрезал Ингвар. – Вставай и дерись как мужчина! Ты еще можешь, как и хотел, убить меня. Ну!
Он отступил на шаг. Хазарин начал приподниматься, стал на четвереньки, но увидел зловещую улыбку на лице руса, внезапно заверещал, упал лицом в пол. Ингвар из несвязных выкриков, полных непередаваемого ужаса, понял, что драться хазарин не хочет ни на каких условиях. Одно дело – нож в спину, стрела в темноте, камень из пращи из-за угла, другое – лицом к лицу, когда можешь убить, но можешь и быть убитым.
Ингвар, злой как волк, пинал его ногами, обзывал трусом, навьем, трупоедом, шелудивым псом, подстилкой для пьяных варягов, однако хазарин чувствовал, что едва поднимется, как тут же падет мертвым от руки руса. Даже если тот позволит взять в руки меч, все равно убьет, это видно по его беспощадным глазам. Этот рус из тех, кто убивает.
Наконец Ингвар, разозлившись и внезапно ощутив себя усталым, выругался в последний раз, бросил резко:
– Ладно, тварь! Живи. Но вот тебе мой наказ. Уходи сейчас же. И чтоб глаза мои тебя не видели.
– Но я…
– И запомни еще: если когда-либо попадешься на глаза, я сразу же посажу на кол. Или велю сперва содрать кожу с живого, а потом все равно на кол. Запомнил?
– Да-да, – пролепетал хазарин, его трясло, на измазанном грязью лице глаза горели злобой, как у загнанной в угол крысы. – Да, я все сделаю…
– Прочь! – заорал Ингвар в дикой ярости.
Ярость была больше на себя, потому что эта крыса пыталась его убить и, может быть, попытается еще. Почему-то не мог убить лежачего, даже такого. Вот если бы тот попытался убить или даже повредить древлянке…
Одна эта мысль привела в такое бешенство, что едва не нагнулся и не ударил, но хазарин уже отполз по-рачьи. В пяти шагах осмелился подняться сперва на колени, затем встал на ноги – все еще сгорбленный, готовый в любой миг распластаться на земле в безопасной позе.
Он пятился до самых дверей, запнулся о занавес, что опускался до пола, пошатнулся, обе руки испуганно шарили позади в поисках дверной ручки.
Ингвар зло усмехнулся, отвернулся от мерзкой твари. Дверь скрипнула, но что-то насторожило, он быстро повернулся и увидел, как из руки хазарина вырвалось сверкающее острие! И понеслось ему прямо в лицо!
Он дернулся в сторону, а рука будто сама по себе бросила в хазарина нож. Рядом с головой глухо стукнуло. Дротик с широким лезвием вонзился с такой мощью, что едва не расколол бревно. Ингвар запоздало понял, почему хазарин так ненатурально шарил по занавеси: искал спрятанное там оружие.
