Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Минуций нахмурился.

— Ты намерен взять ее с собой? — спросил он.

— А как же иначе? — удивился Мемнон.

— Я полагал, что ей следует остаться на вилле Никтимены. Когда Никтимена вернется, Ювентина будет под ее покровительством и…

— Это совершенно исключено, — решительно возразил Мемнон. — Ты забыл, что Ювентина в розыске, объявленном претором. Я ни в коем случае не оставлю ее в Италии. Да и Никтимена подвергнет себя опасности, дав ей приют. Бедная женщина и так страшно напугана. Я ведь знаю, что она уехала к родственникам в Кумы, боясь, как бы ее не заподозрили в причастности к твоему заговору и восстанию…

— Ты прав. Я позабыл, что Ювентина объявлена в розыск, — сказал Минуций, досадливо морщась. — Ты хочешь привезти ее в лагерь? — помолчав, спросил он.

— В этом нет необходимости. С рассветом она поедет в Ателлу на своей двуколке. Я хочу, чтобы ее сопровождали Геродор и Эватл. Если завтра нас ждет поражение и бегство, все трое присоединятся к нам в условленном месте.

— Хорошо, пусть Геродор и Эватл отправляются немедленно, — сказал Минуций.

Ювентина уехала в имение Никтимены сразу после окончания празднества, устроенного Минуцием в честь своей покровительницы Дианы Тифатины.

Сопровождали ее Мемнон, Геродор и Эватл.

Ювентина беспокоилась: как-то примет ее хозяйка имения. Про нее говорили разное. Неэра ее страшно не любила. Пангей отзывался о ней сдержанно и туманно.

Геродору она нравилась своим веселым, хотя и несколько легкомысленным нравом. Эватл находил ее женщиной ветреной и глупой.

Но Никтимену они не застали в имении.

Виллик сказал, что она отправилась в Кумы погостить у родственников.

К Ювентине виллик отнесся с видимой доброжелательностью. Он поселил ее в небольшой уютной комнате, находившейся в пристройке большого усадебного дома.

Мемнон, расставаясь с ней, обещал навестить ее в самое ближайшее время.

И он не заставил себя ждать, так как уже на следующий день примчался в имение. Ювентина была вне себя от радости, только тревожилась, как бы он во время своих поездок к ней не натолкнулся на римлян. Александриец, успокаивая ее, рассказал, что нашел вполне безопасную дорогу, которая пролегает через укромную долину за Тифатской горой, где римские всадники не осмеливались появляться.

В лагере Мемнон находился на особом положении. Минуций хотел включить его в число своих телохранителей, но Мемнон попросился в отряд Сатира и проводил время с товарищами-гладиаторами, которые обучали воинов, недостаточно хорошо владевших оружием.

Минуций о нем не забывал и по вечерам часто приглашал к себе в палатку, посвящая его во многие свои планы на будущее. В этих беседах почти всегда принимали участие Ламид и Варий.

Мемнон узнал, что Варий готовит свой отряд к походу в Сицилию, где, по слухам, среди рабов происходило сильное брожение.

Фрегеллиец Мемнону понравился. Он производил впечатление человека в высшей степени порядочного. Его историю рассказал ему Минуций. Александриец несколько раз беседовал с Варием и высказывал ему свое желание принять участие в будущем сицилийском походе.

Мемнон предполагал, взяв с собой Ювентину, проделать в отряде Вария путь к Сикульскому проливу и оттуда морем добраться до Сиракуз. В Сицилии Ювентину можно было устроить в безопасном месте, а Мемнону предстояло путешествие на Крит, где он должен был передать Требацию предложения Минуция.

Но пока об этом шли одни разговоры. Все понимали, что сначала необходимо нанести поражение претору Лукуллу и громкой победой привлечь к восстанию как можно больше рабов.

Благодаря Мемнону Ювентина была в курсе всех этих замыслов. Во время частых приездов Мемнона в усадьбу она делилась с ним своими соображениями по поводу дальнейшего хода восстания, как всегда, предрекая ему великое будущее.

Мемнон был более сдержан в оценке происходящего. Он считал медлительность Минуция недопустимой. По его мнению, он не должен был терять драгоценного времени под Капуей, наблюдая за тем, как Лукулл изо дня в день наращивает свои силы. Ему следовало бы, говорил он, непрестанно передвигаться из одной области в другую, освобождая рабов, томящихся в эргастулах, и тем самым увеличивая численность своей армии. Этой тактикой Минуций непременно выманил бы Лукулла из Капуи, водил бы его за собой по глухим, труднопроходимым местам, изматывая его силы, и в благоприятный для себя момент навязал бы ему сражение.

Вилла Никтимены находилась в глубокой излучине Вултурна, немногим более трех миль выше Казилина и в четырех милях от Капуи.

Прекрасная гречанка очень любила проводить здесь летнее время, когда имение утопало в зелени многочисленных плодовых деревьев и виноградников.

Усадебный дом стоял на крутом берегу реки. Во время весеннего паводка или после проливных дождей уровень воды в реке быстро поднимался. Но обитатели виллы не боялись наводнений. Только ниже по течению реки во время половодья река выходила из берегов, затопляя низины.

Ювентина быстро привыкла к этому живописному месту. Оно отчасти напоминало ей Альбанскую виллу, хотя вокруг не было лесов. Здесь леса заменяли фруктовые сады и оливковые рощи.

Ранняя весна наполнила окрестности Казилина и Капуи запахом земли и растений. На деревьях пробивалась молодая листва. На зеленых лужайках у ворот имения зацвели фиалки.

Слухи о том, что происходило под Капуей и в самом городе, быстро доходили до имения. Его обитатели постепенно осмелели и все чаще возили на продажу в город хранимые с осени овощи и фрукты.

В Капуе цены на съестные продукты продолжали расти. Грабежи на участке Аппиевой дороги между Казилином и Капуей случались реже, чем на дорогах к востоку и югу от столицы Кампании, особенно после прибытия претора и его солдат.

Побывавшие в Капуе рабы рассказывали об энергичных приготовлениях Лукулла, о больших подкреплениях, присылаемых ему кампанскими городами, о жестоких казнях, которым подвергались пойманные беглые рабы.

У Ювентины от этих рассказов тоскливо сжималось сердце, и она все больше боялась за Мемнона, подвергавшего себя опасности во время частых поездок к ней. Она все чаще испытывала потребность молиться.

Неподалеку от Казилина был небольшой храм Венеры. Местные жители не отождествляли Венеру с Афродитой, греческой богиней любви и красоты. Для них она была покровительницей садов и огородов, ей поклонялись как божеству обилия и процветания природы.

Ювентина дважды приходила в этот храм. Священнослужитель Венеры принимал от нее необходимое количество денег и совершал жертвоприношение, а Ювентина горячо молилась перед алтарем богини, заклиная ее сохранить Мемнона и помочь несчастным рабам одержать победу над римлянами.

В одиннадцатый день своего пребывания в имении она не находила себе места от снедавшей ее тревоги. Мемнон обещал ей приехать на рассвете, но день уже близился к концу, а его все не было. Видимо, в положении под Капуей произошли серьезные изменения, и дело близилось к развязке.

Ювентина то и дело выходила за ворота виллы, подолгу вглядываясь в сторону Тифатских холмов, куда уходила проторенная через широкий луг дорога.

Чтобы немного отвлечься от тягостных дум и мрачных предчувствий, она собирала цветы и плела венки.

К вечеру трое рабов, отправившихся еще с утра на капуанский овощной рынок, пригнали обратно порожние повозки, хвастаясь виллику, что товар был мгновенно раскуплен по хорошей цене. Они рассказали, что преторский легат привел из Самния по меньшей мере восемьсот воинов, обманув Минуция, который намеревался устроить ему засаду где-то за Калатией, но легат провел своих солдат через горы в обход и беспрепятственно добрался до Капуи.

Перед самым закатом с ноющей тоской в груди Ювентина вернулась в свою комнату.

Поставив цветы в вазу, она прилегла на кровать и закрыла глаза, прислушиваясь к неровному биению своего сердца.

В комнате плавал сладкий душистый запах фиалок.

Последняя новость была неутешительна. Римский претор умножил свои силы и, вероятнее всего, не станет больше уклоняться от сражения.

Рабы в имении, вторя обывателям Капуи и Казилина, называли затею Минуция чистым безумием. Неужели они правы и восстание изначально обречено на неудачу? Но почему, почему бы рабам не одержать победу? Конечно, силы неравны. Одна надежда на милость и покровительство бессмертных богов. Они должны встать на сторону обездоленных против несправедливости и угнетения. Они уже дали свидетельства своего нерасположения к римлянам, которые терпят поражение за поражением от кимвров. Рим — воплощение бесчеловечности. Даже от самих римлян зачастую можно услышать, что этот город неугоден богам, так как он основан на братоубийстве, что у римлян души волков, ненасытная жажда крови, власти, богатств.