— Что там еще? — поинтересовался Ивасэ.
— Так я и знал! Были, были гости!
— Кто же?
Аидзава, задумавшись, показал свою находку. Это была коралловая заколка для волос с длинной серебряной иглой.
— Женщина?
— На обычную заколку из тех, что носят простые горожанки, не похоже.
— Догадываешься, кто бы это мог быть?
— Догадываюсь, — мрачно ответил Аидзава.
Мысль о ночной незнакомке из игрального дома мелькнула у него в голове сразу же, как только он подобрал заколку. Он был почти уверен, что не ошибается. Но зачем эта особа сюда явилась? Как будто бы они с ней обо всем договорились и расстались полюбовно. Никаких больше связей между ними не должно было оставаться. Разве что женщина слишком в нем сомневалась и решила на всякий случай все разнюхать у него в доме… Однако же странное дело…
— Ну, и кто же это? — хмуря лохматые брови, спросил Ивасэ, поставив фонарь поближе к себе.
— Да неважно… Даже если она сейчас нас и подслушивала, беспокоиться особо не о чем.
— Ага! Небось, твоя новая любовница… Прямо в цель попала!
— Да брось ты, мои девицы тут ни при чем! — пожал плечами Аидзава и рассмеялся. Брошенная на циновку заколка холодно поблескивала.
— Кстати, возвращаясь к нашему разговору… — начал Аидзава, но Ивасэ не дал ему продолжить.
— Ш-ш, — сказал он, прислушиваясь к чему-то, и вскочил на ноги.
Вытащив из-под москитной сетки объемистый узел с вещами, он пояснил:
— Я такое предвидел и потому прихватил вещички, чтобы прямо отсюда сразу же отправиться в путь.
— Хо! С тобой не пропадешь! — воскликнул со смехом Аидзава, наблюдая, как из узла появляются на свет божий дорожные носки, обмотки и прочее снаряжение. Впрочем, он, видимо, был привычен к подобным превращениям. Вскоре сборы были окончены, и приятели, натянув новые соломенные сандалии, еще затемно выступили в поход.
Между тем Китайский лев Тогуро, ничего о том не ведая и предвкушая завтрашнюю попойку, добрался до своего дома в глухом конце проулка, залез нагишом в постель и, блаженно растянувшись, крепко заснул.
Когда Тогуро открыл глаза, солнце уже добралось до краешка москитной сетки. Соседи, судя по запаху, что-то жарили в соевом соусе. Спохватившись, он сообразил, что время близится к полудню.
— Эй, соседка! — развалившись поверх одеяла, позвал он жену торговца сушеными водорослями-нори. Преимущество жизни в домах барачного типа, нагая, состояло в том, что можно было никуда не выходя разговаривать через стенку с соседями. — Ты, видать, там жаришь что-то… Который час-то?
— Ох, да ты никак спишь еще, сосед? Да разве можно так? Уж полдень скоро.
— Что? Полдень?! Ну, это никуда не годится! — пожурил себя Тогуро, выползая из-под москитной сетки.
Вчера из-за нежданного гостя ему пришлось убраться пораньше — так и не успел расспросить Аидзаву, как все прошло в том игорном доме. Поскольку сам Аидзава был вчера бодр и весел, можно было предположить, что все прошло благополучно и молодчик отхватил немалый куш. Коль скоро все же дело выгорело только потому, что у него, Тогуро, спьяну развязался язык, явно следовало пойти и потребовать себе свою долю.
В общем и целом Тогуро знал, что представляет собой Аидзава, и особых иллюзий на сей счет не питал. Аидзава был из тех, кто пока все деньги не потратит, домой не вернется, а потому не было никаких гарантий, что он на сей раз будет так любезен, что аккуратно отложит в сторонку предназначенную для напарника долю. Этот вполне мог сказать что-нибудь вроде: «Сочтемся в будущем, а пока я плачу за угощение!» — и на том преспокойно покончить дело.
— Эх, проспал! — укорял себя Тогуро, утешаясь, однако, тем, что Аидзава вчера, должно быть, допоздна проговорил с гостем и теперь сам еще спит.
Едва протерев глаза и даже не умывшись, он вывалился на улицу, щурясь от яркого солнца.
Однако добравшись до дома Аидзавы и заглянув через живую изгородь, он увидел, что солнечные лучи бьют в одну-единственную приоткрытую створку щита у дверей. Было слишком жарко, чтобы уходя оставить все ставни закрытыми и лишь один щит слегка сдвинуть — должно быть, в доме еще спали.
«Ничего не случилось, все по-прежнему», — с удовлетворением отметил про себя Тогуро и зашел во двор.
— Утро доброе! — крикнул он с веранды, проходя в прихожую.
— Кто там? — раздался в ответ женский голос.
Москитная сетка была плотно задернута. Тогуро смутился, но ретироваться не собирался и потому настойчиво сказал:
— Мне бы хозяина.
— Нет его, — отвечала женщина.
— То есть как?
— Если у вас к нему дело, зайдите в другой раз.
— А куда же он?..
— Не знаю.
Тут на глазах у Тогуро ветер откинул подол москитной сетки, и выяснилось, что обладательницы голоса там вовсе нет. Стоя у шкафа, она рылась в ящиках, будто разыскивая что-то, и при этом посматривала поверх сетки на посетителя.
Тогуро был к женщинам неравнодушен. В нем проснулся некий интерес, который помог справиться с перенесенным разочарованием и огорчением.
— Ну, и когда же он… Давно ли он отбыл? Мы вроде с ним договаривались, что я сегодня утром зайду…
— Вот и я с ним договаривалась, — спокойно ответствовала незнакомка.
— Это что ж такое! Договаривались, договаривались, а тут, значит, приходишь — и нет никого… Безобразие! — поддержал разговор Тогуро, выражая свою солидарность и сочувствие.
— Это у него такое скверное свойство. Ужасно необязательный! Вечно с ним проблемы! — заметила женщина, наконец повернувшись лицом и дав себя рассмотреть.
Тогуро отметил про себя, что незнакомка, хоть и не первой молодости, хороша собой и, нисколько не усомнившись в ее отношениях с Аидзавой, невольно позавидовал этому пройдохе, которому так везет в любви.
Между тем Осэн, смекнув, что такого, как Тогуро, можно запросто обвести вокруг пальца, подошла поближе и сама завела разговор.
— Вообще-то вполне возможно, что он отправился к господину в усадьбу, — забросила она удочку.
— Может быть. Иначе зачем бы ему было так рано вставать… Тем более, тут вчера поздно вечером один человек приходил — похоже, что оттуда…
— Да ну?! — удивленно вскинула взор незнакомка. — А что же это за усадьба? Он мне пока ничего не говорил.
— Не знаете?! — у Тогуро глаза округлились от удивления. — Да это же усадьба его светлости Янагисавы!
— Самого Ёсиясу Янагисавы Дэваноками? — округлый подбородок Осэн чуть дрогнул, губы тронула лукавая улыбка. В сущности она и пришла сюда с утра пораньше, чтобы выведать именно это.
Не медля ни минуты она отправилась к Хёбу Тисаке и все ему доложила.
Итак, два самурая, судя по всему, подручные Янагисавы, отправились в Ямасину. Из содержания их разговора можно было заключить, что основная их цель — разведать намерения Кураноскэ.
Пока Хёбу слушал, в глазах его загорелся огонек.
— Ну, и что они из себя представляют? — поинтересовался он.
Осэн подробно описала обоих.
Достав письменный прибор, Хёбу, продолжая слушать рассказ Осэн, быстро водил кистью по бумаге. Закончив писать, он вложил лист в конверт, накрепко запечатал и удовлетворенно пристукнул конверт ладонью.
— Что ж, — сказал он, растянув в улыбке узкие губы на худощавом костистом лице, — хорошие вести, просто замечательные! Я, правда, и раньше допускал, что Янагисава вступит в игру. Вероятно, эти двое, как ты и говоришь, отправились туда следить за Кураноскэ. Вполне возможно. Можно сказать, так оно и должно быть. Но на всякий случай надо об этом сообщить в Киото и поручить Хотте с его дружками проверить на месте, правда это или только камуфляж.
— Хотта там неотлучно находится.
— Ну да. Способный оказался юноша, хорошо работает. Благодаря ему я не выходя с этого подворья знаю обо всем, что делает Кураноскэ в своей Ямасине за сто ри отсюда. Сообщают, что в последнее время Кураноскэ пристрастился к развлечениям, похаживает в «чайный дом» с девицами, — усмехнулся Хёбу. — Жену с детьми, вишь, отослал домой, в Ако, а сам пустился во все тяжкие. Знаю и название чайного дома. Известно даже имя девицы, с которой он якшается. Да вот только не прикидывается ли его милость Кураноскэ, не ломает ли комедию? Не хочет ли он просто нам пыль пустить в глаза, отвлечь наше внимание? Вот в чем вопрос.
Хёбу снова усмехнулся. Хлопнув в ладоши, он вызвал вестового и вручил ему только что написанное письмо.
— В Киото — ты знаешь, по какому адресу, — сказал он.
Вестовой-скороход, приняв от хозяина письмо, теперь должен был помчаться бегом из Эдо в Киото, через все пятьдесят три дорожные станции тракта Токайдо.
Между тем Осэн оглянулась на ожесточенный стук учебных мечей-синаи из связанных бамбуковых полос. Кто-то усердно тренировался во дворе усадьбы.
