что им предстоит голосование за трибунские полномочия их патрона, а заодно получить все, что им было за это обещано.
Кроме того, этот слух позволит определить тех сенаторов, которые внешне не торопились его поддержать. Но если они сочтут, что тот, кому они оказывали тайную поддержку, наконец займет положение верховной власти, им тоже захочется выразить свою лояльность ему, дабы не быть обделенными его благосклонностью.
— И Антония хочет, чтобы я записал, кто будет сидеть к нему ближе всех остальных? — уточнил Гай, до которого стало доходить, что от него требуется.
— Отчасти да. Но ее больше интересует другое: как долго они будут сидеть с ним рядом.
— Что ты хочешь этим сказать? Будь добр, разъясни.
— Сейчас, погоди немного. Во-первых, ей потребуется список тех, кто окружал Сеяна в начале голосования. Ценис с Веспасианом будут в толпе снаружи храма. Как только ты сделаешь свои записи, ты выйдешь наружу и продиктуешь их ей.
— Но ведь там может быть до сотни имен, — пожаловался Гай.
— Его открытые сторонники пусть не слишком тебя беспокоят. Ей уже известны их имена. От тебя требуется запомнить лишь тех, кто раньше не был заподозрен в симпатиях к Сеяну. Как только Ценис все запишет, раб отнесет список Антонии.
— Но к чему такая спешка? — удивился Веспасиан.
— Боюсь, ход мыслей моей хозяйки мне неизвестен. Она говорит мне лишь то, что мне полагается знать, — Палл вновь повернулся к Гаю. — И все-таки, мне доподлинно известно, что по мере того, как будет зачитываться письмо Тиберия, сначала в адрес Сеяна будут звучать похвалы, но постепенно письмо сделается все более и более нелестным. Моя хозяйка ожидает, что кое-кто поспешит от него отсесть. Ей необходимо знать, в каком порядке это будет происходить, и в какой момент — во время чтения письма. Веспасиан, как триумвир капиталис, имеет право входить в Сенат, если его призывает кто-то из сенаторов. Поэтому ты должен время от времени приглашать его и передавать ему имена. Как только Ценис составит список, она вернется в дом Антонии.
— Но как нам узнать, полный это список или нет? — уточнил Гай.
— К тому моменту, когда сенатор-консул закончит чтение императорского послания, рядом с Сеяном не будет никого, — уверенно ответил Палл.
— Мне нужно будет проводить Ценис до дома Антонии?
— Нет, господин, ты останешься рядом с храмом. Моя хозяйка надеется, что у тебя будет много работы. По ее мнению, Тиберий завершит свое послание требованием предать Сеяна смерти.
***
— То есть колебания Тиберия были не более чем уловкой, призванной разоблачить тайных сторонников Сеяна, — сказал Веспасиан, обращаясь к Ценис, которая лежала в его объятиях, покрытая капельками пота. В спальне было темно; в воздухе чувствовался сладкий запах недавнего соития.
Ценис нежно провела губами по его шее.
— Не совсем так. Моя хозяйка считает, что император поступил так в первую очередь из опасений, что если он что-то предпримет против Сеяна, то сторонники последнего могут ему отомстить. Антония продиктовала письмо Калигуле в Мизен, — на Капри незаметно доставить письмо невозможно, там его наверняка прочли бы люди Сеяна, — в котором сообщила ему, что все имена сторонников Сеяна хорошо известны.
Калигула прислал ответ, в котором говорилось, что Тиберий опасается, что их на самом деле гораздо больше, просто они не спешат демонстрировать свою поддержку. Он предложил, каким способом их можно выявить. Моя хозяйка нашла его план хитроумным и посоветовала ознакомить с ним императора, который тотчас же за него ухватился. Потому что с тех пор, как вы побывали на Капри, Тиберий только тем и занимался, что пытался выявить тайных сторонников Сеяна.
Веспасиан улыбнулся.
— То есть по-прежнему пребывал в сомнениях?
— Хуже. Он даже пару раз написал Сеяну, говоря, что болен и стоит одной ногой в могиле, и попросил Сеяна вернуться на Капри. К счастью, Калигула имеет на него влияние, и немалое. В обоих случаях он напомнил Тиберию про предсказание Тразилла и даже уговорил написать Сеяну, что чувствует себя гораздо лучше, более того, в скором времени планирует приезд в Рим, и потому Сеян должен оставаться там до его прибытия.
— Я видел, как Калигула вынужден постоянно выкручиваться. Бедняге не позавидуешь — одно неверное слово, и считай, что ты уже мертвец.
— Верно, и тем не менее ему удается самое главное: не подпускать Сеяна к Тиберию слишком близко.
— И завтра этой неопределенности настанет конец?
— Да, любовь моя. Так или иначе. Посмотрим.
— Что ты хочешь этим сказать, так или иначе? Ведь завтра Тиберий попросит Сенат приговорить Сеяна к смерти.
— Возможно. Вчера я для архива моей хозяйки сняла копию с последнего письма Калигулы. В нем сказано, что когда Тиберий писал свое послание Сенату, с Калигулой он не советовался. Калигула не имел возможности прочитать, что там написано, и поэтому нельзя быть абсолютно уверенными в том, что прозвучит в Сенате завтра утром.
— Но ведь Палл был уверен в том, что Антонии содержание послания известно.
— Паллу известно лишь то, что она ему говорит. Кроме моей хозяйки правду знают лишь двое: Калигула и я.
Веспасиан сел в постели.
— Проклятье! С тем же успехом Тиберий мог изменить свое решение. И где тогда будет Антония, а заодно и все мы вместе с ней?
— Давай лучше спать, Веспасиан. Завтра нам предстоит долгий и трудный день.
Веспасиан поцеловал Ценис в губы и откинулся на подушку. Он лежал, закрыв глаза, однако сон не шел. Завтра ему предстоит не просто долгий и трудный день. Ему предстоит день кровавый. Так или иначе.
С первыми лучами зари Веспасиан, Ценис и Гай уже шагали вверх по Палатину. Утренний туман все еще цеплялся за низинную часть города у берегов Тибра, окутывая небольшой островок напротив Марсова Поля. Впрочем, они были не одни: вокруг них, захватив с собой раскладные стулья, в направлении храма Аполлона, что расположился на южной стороне холма, спешили стайки сенаторов. Судя по их лицам, большинство пребывало в бодром настроении. Однако попадались среди них и те, кто явно не разделял всеобщего восторга. Эти шли с мрачными лицами. Со стороны казалось, будто будущее давит на них тяжким грузом.
По мере приближения к храму толпа сделалась гуще. Привлеченный слухами о возвышении Сеяна, плебс стекался отовсюду. в надежде стать очевидцами судьбоносного события. Впрочем, сенаторской тоги Гая были достаточно, чтобы толпа почтительно расступалась, пропуская сенаторов к прекрасному восьмиугольному храму на высоком подиуме, построенному Августом в знак благодарности богу-хранителю за свои победы.
На ступенях, что вели к
