Небо остается нашим
Трагедия на Хорошевском шоссе и мечта о небе
День, от которого отсчитывают жизнь
Дом на улице Горького
Хмурое утро
Испытание
Мы - солдаты!
Во имя жизни
Мечтали и сражались
Полк стал гвардейским
Всегда живые в памяти моей
У самого Черного моря
Здравствуй, Севастополь!
Впереди Германия
А все-таки мы счастливые!
Примечания
Чечнева Марина Павловна
Небо остается нашим
От автора
Мои записки не претендуют на исчерпывающий охват событий, хотя я и рассказываю о восемнадцатилетнем периоде жизни и службы в авиации, очень значительном для меня. В те годы судьба подарила мне редкое счастье - узнать замечательных летчиков и летчиц.
Их много, этих людей, разных характеров и судеб, знаменитых и неизвестных, но воспоминания о них одинаково дороги мне. Каждого привела в небо, как и меня, мечта летать. Одновременно со многими из них тридцать шесть лет назад переступила я заветный порог аэроклуба, за которым открывалась безбрежная, влекущая к себе даль.
Всех нас властно звала к себе эта даль. Вместе с товарищами я осваивала тогда азы нашей нелегкой, но прекрасной профессии, делила горести и радости, росла и мужала, прошла по трудным дорогам войны.
Никогда не забуду я этих людей. Им всем - прославленным и неизвестным - посвящаю своя скромный труд.
М. Чечнева [3]
Трагедия на Хорошевском шоссе и мечта о небе
До сегодняшнего дня этот неестественно белый снег стоит перед моими глазами. И еще сохранилось ощущение холода. Жгучего, подбирающегося, кажется, к самому сердцу.
Растерянно стоим мы с ребятами над сугробом. Зимний ветер вьет струйки поземки. Пронзительно резко скрипит снег под ногами прохожих. И на душе тупая опустошенность.
Мальчишка, видевший все своими глазами и невесть откуда знающий все в подробностях, рассказывает:
- Вначале он сделал круг над аэродромом. Снизился. Повел самолет на посадку. Не знаю, что случилось, только вдруг стало тихо: мотор умолк. Машина начала падать прямо на дома. Вот примерно на этот. - Мальчишка показал рукой в варежке на здание, стоявшее неподалеку. - Точно, на этот… Дом бы, конечно, разнесло. Ужас что было бы! И тогда он свалил самолет на крыло. Ударил взрыв. Прямо вот тут, где мы стоим.
Мальчишка ожесточенно размахивал руками…
С момента катастрофы прошло уже два дня, и поле у Хорошевского шоссе (я жила тогда совсем неподалеку) было прибрано. Снег и поземка довершили работу людей. Но мы никак не могли уйти с этого страшного места, и только потом, дома, я почувствовала, что обморозила щеки.
Машинально взглянула на календарь - 17 декабря 1938 года. Значит, случилось это 15-го.
Подробности стали известны позднее. В тот день Валерий Павлович Чкалов поднял в воздух скоростной истребитель И-180. Это был первый полет опытной машины. И случилось непоправимое. Отказал двигатель. Неуправляемая машина начала падать на дома. И тогда Чкалов [4] ценою своей жизни спас сотни людей, которым грозила смертельная опасность…
Нужно ли говорить, кем для нас, тогдашних девчонок и мальчишек, был Чкалов! Кто из нас не помнил его слов: Всю свою жизнь до последнего вздоха отдам делу социализма… Вот в этом и есть мое счастье. Кто из нас, следя за его полетами, восхищавшими мир, не мечтал хоть чуточку, хоть самую малость походить на него - человека, ставшего легендарным при жизни.
С тех пор прошло много немыслимо трудных лет, а горечь той потери ощущается до сих пор. И каждый раз, проходя мимо мемориальной доски, на которой начертано его имя, я вспоминаю заснеженный декабрь 1938 года, нахмуренные лица людей, газеты с портретом великого летчика, обведенным траурной каймой.
Тысячи тысяч юношей и девушек, навсегда связавших себя с авиацией, обязаны Чкалову своей судьбой. Сама его жизнь сделала их выше, красивее, лучше, явилась окрыляющим примером служения Отчизне.
Светлым человеком был Чкалов. И почти все, кто поднялся в небо тридцатых годов после его гибели, шли его путями, жили в той атмосфере подвижничества, которая немыслима была без его полетов.
Так или иначе, но первые мечты о небе у меня и моих сверстников неразрывны с его именем.
С самой ранней юности это имя звало в дорогу…
* * *
- Прочитай нам, Чечнева, «Песню о Буревестнике». Учитель стоит у моей парты. А я начисто забыла текст. Потом вспомнила. Радостно отбарабанила несколько строф.
- Нет, Чечнева, - перебивает учитель. - Так читать нельзя. Это Горький! Пойми - Горький!…
И он продолжает сам. Торжественно, вдохновенно. В классе - тишина.
- «Буря! Скоро грянет буря!…»
Не знаю, как случилось, но я тоже громко выкрикнула:
- «Буря! Скоро грянет буря!…»
Класс взорвался от хохота. Мне стало обидно:
- Чего смеетесь?! Я тоже хочу летать… Хочу, как Чкалов. [5]
Снова хохот.
- Над этим нельзя смеяться, ребята. - Голос учителя стал суровым. - Мечту надо уважать. - Он подошел ко мне: - Хорошая у тебя мечта, Марина! Только очень много нужно сделать, чтобы осуществить ее. Хватит ли сил? Упорства?
* * *
Я занималась тогда в авиамодельном кружке. Даже построила несколько удачных моделей и вместе с другими ребятами участвовала в соревнованиях, организованных Московским Домом пионеров. И конечно, что теперь скрывать, тайно мечтала «быть, как Чкалов».
Семья наша жила на Хорошевском шоссе - вблизи Центрального аэродрома. Здесь никогда не стихал гул моторов, в воздухе мелькали машины, поднимались в небо аэростаты, вспыхивали в синеве белые купола парашютов. Вместе с подружками мы подолгу простаивали у ограды летного поля.
Мне еще не было пятнадцати, когда произошло незабываемое событие - меня приняли в комсомол.
Осенью того же 1937 года я, образно выражаясь, сделала первую попытку оторваться от земли: пошла в районный аэроклуб.
- Рано… - сказали мне. - Ты маленькая. Еще пионерский галстук носишь. Подожди. Подумай.
Зайдя вторично, я обратилась к начальнику аэроклуба.
- Подрастешь, тогда и приходи. Посмотрим, как учишься. С плохими отметками не возьмем.
Промчался год. Теперь я отправилась в аэроклуб, имея рекомендацию районного комитета комсомола. Теперь уже не просила - настаивала. В виде исключения меня зачислили на теоретический курс отделения пилотов.
Поделилась своей радостью с отцом.
- Сына я хотел иметь, да нет его… Одна ты у меня, дочка, а характер, вижу, твердый.
Мама придерживалась другого мнения:
- Не девичье это занятие. Выбирай любое дело по душе, только не летай.
- Это решено, мама. Отступать поздно! [6]
…Сколько было в аэроклубе замечательных людей! Скажем, та же Валерия Хомякова. Впервые я встретилась с ней в конце декабря 1938 года в здании на Мантулинской улице, где размещалась учебная часть аэроклуба. В ту пору она была известным летчиком-инструктором. Помню сияние морозного дня за окошками, длинный коридор, прорезанный солнечными лучами, в которых плясали пылинки. По коридору шла статная молодая женщина. Светлые блики то ложились на ее красивое лицо, то исчезали, и тогда серые глаза женщины становились еще глубже, загадочнее. Обняв за плечи подругу летчицу Ольгу Шахову, Валерия увлеченно разговаривала с ней. Увидев учлетов, Хомякова подошла к нам, познакомилась, стала расспрашивать об учебе. Держалась она просто, по-дружески, и беседа наша сразу стала непринужденной, откровенной.
Для учлетов часто устраивали в аэроклубе встречи с опытными летчиками. После знакомства с Хомяковой мы попросили ее прийти. Она согласилась. В тот вечер мы услышали рассказ о ее жизни.
Валерия родилась в августе 1914 года. Детство провела в Колпино, под Ленинградом. От отца, инженера-химика, унаследовала любовь к химии. Увлекалась литературой. А мечтала… Мечтала о полетах, о небе…
После семилетки закончила техникум, поступила в Московский химико-технологический институт имени Менделеева. Одновременно занималась в аэроклубе.
Вместе с дипломом девушка получила назначение на Дорогомиловский завод. Отработав смену, мчалась в аэроклуб Ленинградского района столицы. Валерия одинаково любила и планер и самолет. Но летчик, кроме всего, должен быть хорошим спортсменом. Помня об этом, девушка ходила на лыжах по заснеженному лесу, каталась на коньках, много играла в волейбол, плавала, тренировалась в прыжках с парашютом. А однажды почувствовала: авиация предъявляет монопольные права на человека. И сделала выбор, стала профессиональным летчиком.
