Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

До вражеской траншеи, казавшейся голой и заброшенной, оставалось метров двадцать, когда лейтенанта Коренича посетило предчувствие. Неуютно как-то стало; он прижался к земле, вытянул руку назад, сигнализируя ползущим за ним – и бойцы застыли, сливаясь с кочками и вывороченными пластами глины. Максим внимательно слушал. По данным аэрофотосъемки, любезно предоставленным летчиками эскадрильи У-2, немцы покинули передний край – не смогли его дальше удерживать. Перенесли оборону вглубь – на вершины покатых холмов, заросших лесами. Оттуда и швыряли осветительные ракеты в пасмурное небо. В данном же квадрате, ограниченном ручьем на востоке, рядами колючей проволоки на западе – на обширном минном поле, где саперы 27-й гвардейской дивизии давно проделали «просеки», – оставались лишь наблюдательные посты и «бродячие» дозоры. Они и могли доставить разведчикам серьезные неприятности.

Шестое чувство не обмануло. В траншее отчетливо лязгнуло, потом кто-то кашлянул, бросил несколько немецких слов. «Не видят нас пока, – сообразил Максим, – а то не стали бы там лязгать и кашлять».

Ну что ж, разведка боем – дело, в сущности, нетихое, но так не хотелось рисковать ребятами в последний месяц войны! А что дело близилось к финалу, никто не сомневался. Да что там месяц – неделя! До Берлина рукой подать. Поднатужиться в последний раз, додавить заразу в ее логове…

Лейтенант Коренич лихорадочно осматривался – можно ли обойти, атаковать с фланга, чтобы не бегать эти двадцать метров под пулями. Он уже собрался проделать серию соответствующих знаков, как у соседей на севере разгорелась стрельба. Для лейтенанта Желябина, командира третьего взвода, в понятии «разведка боем» ключевым словом было последнее. «Пользуйся моментом!» – ахнуло в мозгу.

– Ходу, парни… – выдохнул Максим.

И заметил краем глаза, как бесшумно встают бойцы его взвода, бросаются вперед, опережая «батьку»…

Задача перед ротой капитана Гордеева стояла ответственная и трудоемкая: боем уточнить расположение огневых средств противника, концентрацию войск на участке фронта и уязвимые места в обороне. В ночь на 14 апреля подобная задача ставилась всем подразделениям 1-го Белорусского фронта, готовым атаковать группу армий «Висла», прикрывающую Берлин с востока.

На южной окраине поля пробудился крупнокалиберный немецкий пулемет, но подчиненных Коренича это уже не касалось: шустрый бросок, пока противник отвлекся; пара мгновений – и бойцы в маскировочных комбинезонах уже падают в траншеи. Очень к месту объявилась луна, подсветив местность.

Немцев в траншее оказалось немного – душ пять вместе с офицером. Наблюдательный пост, не отличающийся должным радением. За халатность фашисты ответили сполна: их вырезали в несколько секунд. Корович спикировал на ахнувшего фельдфебеля, сдавил горло предплечьем, повалил, терпеливо дождался, пока тот уймется. Справа сержант Шабалин, ни разу не гуманист, всадил нож в живот своему противнику, провернул, разрывая куцую шинельку вермахта, отшвырнул покойника. Слева ефрейтор Сорокин убивал низкорослого «шютце» саперной лопаткой. Офицер предпочел ретироваться, оттолкнул зазевавшегося Чубакина, помчался по траншее, отпрыгивая от стен, как мячик. Шабалин уже закончил разминку, схватил с земли ППШ, хлестнул по спине офицера сердитой очередью; полюбовался, как тот картинно кружит на месте, прежде чем упасть; харкнул на дно траншеи.

– Товарищ лейтенант, нам ведь «язык» не требуется?

– А ты зачем это спросил, сержант? – поинтересовался Максим. – Оживлять пойдешь, если прикажу?

Солдаты нервно захихикали. Привести живого, говорящего офицера в расположение дивизии было бы неплохо, да что уж теперь… Максим включил фонарь – глупо было скрывать от врага свое присутствие, не за тем пришли. Потерь во взводе, кажется, не было. Бойцы рассредоточивались по траншее, в выносных пулеметных ячейках. Молодой Смолянский споткнулся об окровавленный труп, а когда поднялся и обнаружил на себе чужие мозги, сблевал фонтаном.

– Идиот! – воскликнул Сорокин, на которого тоже попало. – И чем тебя мать родила, снайпер ты наш?

– Шикарно смотритесь, парни… – сдавленно хихикал рядовой Чумак. – Я, кстати, говорил, что Смолянскому за ужином вторую порцию можно не накладывать.

Солдаты заржали в кулаки. Редкая удача – все живы. Шабалин рассудительно заверил, что труп врага смотрится аппетитно, и не хрен отдельным товарищам кривиться так, будто им сонную артерию пережимают. Чумак похлопывал по плечу необстрелянного Зинченко.

– Открывай глаза, боец, уже не страшно. Эй! Ты не сильно занят, нет?

Немцы перед появлением разведчиков собирались перекусить. На мятой, явно залежавшейся газетке, изобилующей победными реляциями с фронтов и фото удрученных янки с поднятыми руками, плененными под Арденнами, лежал желтоватый хлеб в целлофановой обертке, несколько яблок, луковица и копченая колбаса, порезанная микроскопическими дольками.

– Бедненькие, – театрально вздыхал ефрейтор Глазчук. – Проблемы у фрицев с провиантом – скоро друг дружку жрать начнут… Малышкин, не трожь яблоко, мыть его надо!

– Зачем? – не понял солдат.

– Его фашисты грязными руками трогали, – под смех однополчан объяснил ефрейтор.

– Так, оставить веселье, – распорядился Коренич. – Соседи уже воюют, а мы тут шутки шутим. Все на месте? Никого не потеряли?

– Хомякина нет, – быстро пересчитал бойцов Шабалин. – И где вечно бродит этот хрен с гармошкой?

За виртуозную игру на баяне рядовому Хомякину прощалось все. А уж если начинал петь, то вся передовая пускала слезу умиления, и даже немцы на какое-то время прекращали стрелять. «В фашистов бы так попадал, как в ноты», – беззлобно ворчал командир стрелковой роты капитан Гордеев.

– Да спит опять где-то, – проворчал Сорокин. – Он или на гармошке, или спит…

– Моргнул неудачно? – тут же среагировал Чумак. – А что, мужики, у меня однажды был такой случай – я как раз не выспался перед атакой…

– Уже и по нужде отлучиться нельзя, – проворчал «музыкальный» Хомякин, выбираясь из блиндажа и подтягивая штаны. – Все в порядке, товарищ лейтенант, вражеский блиндаж заминирован. Если фрицы сюда вернутся, да еще наступят…

– Всё, заткнулись! – рявкнул Коренич, перекрывая ржач. – Идем параллельно по отделениям – по ходам сообщений. Шабалин, Максимов, командуйте людьми. Я буду с третьим отделением. Рубеж – полтораста метров. Работаем, парни, работаем.

Опасность начиналась за указанным рубежом. Небо за холмом озаряли осветительные ракеты. По обширному полю, по подножиям лесистых холмов распространялся мерцающий свет. Соседние подразделения щупали свинцом позиции неприятеля, выявляли огневые точки. Пространство чертили серебристые трассиры. Было видно, как между кочками перебегают люди. Приказ есть приказ, но в эффективность подобных мероприятий Максим не очень верил. Противник понимает, что это не наступление, и вряд ли пойдет с козырей раньше времени. Подготовка к наступательной операции проводилась в условиях повышенной секретности. Командование знало, что немцы ожидают удара по Берлину. Но где? Махина 1-го Белорусского фронта форсировала Одер и зависла над Берлином – у Зееловских высот, напротив отвоеванного Кюстринского плацдарма. Южнее действовал 1-й Украинский фронт маршала Конева – предполагалось, что он не будет участвовать в штурме столицы, а пойдет южнее, на Шпремберг, рассекая и сковывая боями войска группы армий «Центр». Бить по Берлину хотели внезапно и туда, где немцы не ждали удара. Командование велело «пустить пыль в глаза противнику».

На северо-востоке – в районе Штеттина и Губена – наши войска имитировали подготовку к наступлению 1-го и 2-го Белорусских фронтов. У Зееловских же высот, где в действительности намечался главный удар, велись энергичные оборонительные работы: люди и техника демонстративно зарывались в землю, возводились ДОТы, блиндажи, тянулись траншеи. Политруки и командный состав подробно объясняли красноармейцам, что основной задачей на текущий момент является упорная оборона. Активизировались разведка и контрразведка – в расположение противника подбрасывались дезинформирующие документы. Доставка пополнений и техники тщательно скрывалась. Военные эшелоны маскировались под составы, везущие лес и продовольствие. Офицеров, проводящих рекогносцировку местности, переодевали в пехотную форму.

Круг посвященных был предельно узким. Помимо командармов, о готовящейся операции знали начальники штабов армий, начальники оперативных отделов и командующие артиллерией. Командиры полков получили задачи за три дня до наступления. Младшему комсоставу и красноармейцам задачу объявят за два часа до сигнала…