— Пулемёт впереди пригодится, — деловито сказал он, — говорю, тропка узкая.
— Там тропка, здесь тропка, чёрт вас разберёт! Хорошо, если пулемёт не нужен, то пошлю с тобой двух полицаев с автоматами, они лучше знают ваши тропки.
Вечером на одном из огородов вспыхнул стожок сена. Это немного задержало выход карателей. Никто, вероятно, не заметил, как запыхался Гриша, ведь путь от горевшего сена до школы, где строилась рота, был неблизкий.
Гриша шёл впереди. Осторожно двигаясь, дошли до леса. На краю болота Гриша остановился и приглушённым голосом сказал, не зная, поймёт его офицер или нет:
— Вот, смотрите, прямая дорожка. По ней идите, только в сторону не сворачивайте, а то попадёте в болото. А вот здесь, — он показал вправо, — вторая тропинка. Туда мы пойдём с полицаями.
На затянутом лёгкой дымкой небе призрачно светила луна. Очертания предметов расплывались. Кусты, деревья, тропинка различались с трудом. Болото жило ночной таинственной жизнью. Командиру роты стало не по себе. Он что-то быстро говорил по-немецки, но Гриша только разводил руками: «не понимаю». К ним подошёл ефрейтор, внимательно выслушал офицера и, с трудом подбирая русские слова, сказал Грише:
— Форвертс, вперёд!.. Ти… проводник… там, впереди.
Гриша принялся втолковывать ефрейтору, помогая себе жестами:
— Засада… Здесь засада… Господин комендант приказал… Мне вперёд нельзя… Оттуда пук-пук всех, — Гриша руками показал, как огнём оттуда побьют всех.
Ефрейтор поговорил с командиром роты и обернулся к полицаям.
— Ти местный? — ткнул он одного пальцем в грудь.
— Нет, нет, найн, найн, — затряс тот головой и, путая со страха немецкие слова с русскими, добавил: — Я другая деревня.
— Ти местный, — уверенно сказал ефрейтор другому полицаю. — Ти идит вперёд.
Полицай сделал попытку отказаться, но ефрейтор решительно повернул дуло автомата в его сторону, н полицай сдался.
Гриша с облегчением вздохнул. С оставшимся полицаем он прошёл шагов триста вправо, нашёл пригорок и сел около него. Рядом опустился на землю его спутник. Тишина.
Прошло с полчаса, и вдруг там, куда ушли немцы, загремели выстрелы, длинной очередью протрещал пулемёт, в небо взмыли несколько ракет. Где-то совсем рядом шёл ожесточённый бой. Кричали люди, захлёбывались автоматы. Над Гришей взвизгнуло несколько пуль. Совсем рядом грохнула граната. Жаркое дыхание обожгло лицо. Полицай упал ничком на землю, прикрыв руками голову. Гриша вскочил и побежал.
Выстрелы слышались слева, потом всё дальше и дальше. Гриша бежал, радостно думая про себя: «Попались! Вот как мы их под фланговый удар, едва ли кто уйдёт. Вот вам за мать, за сестру!»
Несколько дней Гриша шёл, ориентируясь по солнцу, на восток, к линии фронта. Днём он прятался в лесу, а ночью обходил стороной деревни и посёлки.
Еда, что прихватил он с собой из дому, кончилась. Силы тоже таяли. Мальчик зашёл в деревню.
Постучал в дверь крайнего дома. Загремел засов, и испуганная женщина не очень охотно впустила Гришу. Потом, узнав, кто он и откуда, смягчилась, накормила его и уложила спать на печке.
Поздно вечером тётя Даша — так звали женщину — вывела его через огороды на тропинку и спросила:
— Слышишь?
Гриша прислушался к далёкому гулу орудий.
— Что это? — спросил он.
— Наши. Видишь лес-то? Вот через него и иди. Немцы леса боятся, пройдёшь спокойно. Может, кого своих там встретишь.
— Товарищ командир, вы меня слушаете?
Я вздрогнул и открыл глаза. Вот он, четырнадцатилетний мальчик, прошедший все испытания, сидит против меня в плащ-палатке, с брезентовой сумкой через плечо.
— Слушаю, Гриша, слушаю! Что же дальше?
— Ушёл я от тёти Даши и ещё двое суток пробирался лесом. К исходу второго дня до того устал, что лёг на землю и думаю: «Всё, конец. Лучше здесь помереть, чем опять идти». И тут произошла одна чудная история, — Гриша улыбнулся. — Повернулся я на бок и вижу: маленький чёрненький жучок ползёт по травинке вверх. Полз-полз — и бац! Сорвался. Через минуту смотрю — опять ползёт, опять сорвался. И так раз двадцать. Но всё-таки влез на самую вершину. Такая козявка, а сколько упорства. И почему-то мне вдруг стыдно за себя стало. И можете себе представить, товарищ командир, вскочил я, и усталости как не бывало. Пошёл я дальше и вдруг вижу — провод. Люди! Я как сумасшедший помчался вдоль провода, прямо через кусты, ободрался весь. Наконец смотрю: землянка. Остановился, прислушался, по-русски говорят. Значит, свои. Вошёл, оказались наши связисты. Они меня накормили, напоили горячим чаем. Так я у них и остался.
* * *
Связисты учили Гришу Ермакова всем тонкостям своего дела, и мальчик оказался способным учеником. Много времени спустя я разговорился с офицером-связистом лейтенантом Гуляевым и узнал от него, что Гриша, прежде чем стать письмоносцем, был диверсантом.
Рота связи не только налаживала нашу связь, но и портила связь противника. Это дело сложное и опасное. Найти замаскированную радиостанцию или глубоко запрятанный в земле провод совсем не просто. Постепенно в роте создалась диверсионная группа. От её находчивости, быстроты и от воли зачастую зависел успех боя. Возглавил группу лейтенант Гуляев. Вошёл в неё Гришин шеф — боец Есимбаев, а поэтому и Гриша тоже оказался там.
Однажды наш полк вёл бой в населённом пункте. Задача перед нами была поставлена ответственная — без больших потерь выбить противника из села. Всё решалось внезапностью и тем, успеют ли гитлеровцы вызвать помощь или нет. Тут-то и потребовались умение и смекалка нашей диверсионной группы.
— Как только наши сняли боевое охранение, — рассказывал Гуляев после боя, — моя группа первой пробралась в село. Одну линию нашли сразу, вырубили большой кусок провода. Где же остальные? Мы ведь хорошо знали, что у гитлеровцев всегда бывает две-три линии да радиостанция. Бегали, бегали, ничего найти не можем, а время идёт. Гриша тоже с нами бегал и вдруг пропал. Хватились мы — где мальчишка, а он выскочил из одного двора и хватает меня за рукав. «Там две радиостанции на машинах, но осторожно — около них фашисты». Мы легко сняли охрану и радиостанции взорвали вместе с машинами. Бензин загорелся, светло стало. Мы заглянули в дом, никого нет, рамы выбиты — видимо, немцы в окно выскочили. Пошли мы дальше, спохватились — опять нет Гришутки. Спрашиваю своих: кто видел? Один боец отвечает: «По-моему, он во дворе остался». Пришлось возвращаться. Кричим: «Гриша! Гриша!» Кругом уже бой идёт, стрельба. Не разберёшь, где свои, где немцы. Только слышим Гришин голос: «Сюда, сюда!» Забежали за угол дома, смотрим, сидит Гриша на корточках и выковыривает из земли замаскированный провод. Спрашиваю: «Как ты догадался?» Отвечает: «Радиостанцию во двор поставили, значит здесь узел связи, а провод мы не нашли. Стал я искать проводную связь и вижу — по завалинке трубка идёт в землю. С трубкой справиться трудно, а я провод под землёй нашёл». Оказалось, что у них узел связи в подвале оборудован. Мы со злости туда пару гранат бросили и всю аппаратуру разбили к чертям собачьим. Потом мы ещё два провода нашли от другого дома и тоже оборвали. Вот и всё. Гришутка нам очень помог тогда, товарищ майор.
В этом бою один из группы был убит, а Есимбаев ранен. Командир роты связи, узнав о том, что без его ведома Гриша ходил с диверсантами, пригрозил всех наказать, а Гришу назначил письмоносцем. Должность письмоносца наиболее безопасная, но, как видно, и сюда Гриша сумел внести элемент риска.
Наступил конец октября — самое тяжёлое и тревожное время в великом сражении за Москву. В те хмурые осенние дни не произносили слово «наступление». Тогда говорили «оборонительные рубежи», «затяжные оборонительные бои», «тяжёлые бои на Волоколамском направлении».
Нужно было иметь нечеловеческую силу, несгибаемую волю к победе, чтобы выстоять. Ощущение опасности притупилось, усталость не проходила. Люди ожесточились, загрубели, но к Грише все относились с удивительной теплотой и заботой.
Был только один человек, не разделявший общего отношения, — начальник штаба полка подполковник Нарулла Алиевич Бурнашёв. «Детям нечего делать на фронте, их место в тылу», — всегда говорил он. И вдруг…
Однажды утром мне позвонил старший лейтенант Панов, командир полковой батареи.
— У связистов паренёк завёлся, — осторожно начал он.
— Гриша?
— Да, кажется, так.
— Что он натворил?
— Ничего особенного, книжку какую-то записную потерял и полночи писал её около нашей батареи.
— Нашёл?
— Нет. Утром мои люди нашли. Любопытный, доложу вам, документ. Пришлю, ознакомьтесь. Только насчёт соблюдения военной тайны там не всё в порядке, обратите внимание.
— Хорошо, пришлите.
Вот она у меня в руках, эта самодельная записная книжка, сшитая из двух половинок разрезанной поперёк ученической тетради в клеточку, замызганная, с завернувшимися, почерневшими уголками.
