В хате было тепло, уютно и прибрано. Всякая вещь на своем месте. Пол тщательно обмазан желтой глиной, стены выбелены. Под лавками аккуратно сложены тыквы. Пахло перестоявшими травами.
Наспех перекусив, начали укладываться. Захаров, подложив под голову кулак, сразу захрапел. Петровец беспокойно ворочался на лавке. Ткаченко, прислонившись к печке, так и уснул, убаюканный ее гудением. Вскоре в объятиях Морфея обмякли Алешин и Брусков. Бодрствующим ушел на двор Гусев. Мне как старшему хозяйка отвела кровать, похожую на баржу, которые я часто видел в Одесском порту. Она же царственным жестом подала подушку с пуд весом.
С себя я снял только снаряжение. Пистолет и гранату сунул под огромную подушку, положил на нее руку.
Долго не мог уснуть: в голове роились какие-то тревожные мысли. Потом провалился, словно в глубокий омут...
От духоты в хате или бес знает от чего померещилось что-то... Не помню, как спросонья выдернул чеку гранаты...
Раздался оглушительный взрыв. Меня подбросило на подушке, в которой застряли осколки, а Захаров как закричит:
— Братушки, полундра!
И к окну — только стекла затрещали... Всех буквально вымело из горницы.
Из-за ситцевой перегородки выскочила хозяйка, прикрывая рукой глубокий вырез рубашки. Она что-то испуганно говорила, но я ничего не слышал: уши словно законопатило.
В хате плавал едкий запах взрывчатки, белые хлопья перьев кружились от сквозняка, который врывался в выбитое окно...
Кое-как его потом заделали, но о сне уже и речи не было...
В угрюмом молчании мы топали к штабу. Наконец, Миша Захаров заговорил:
— Ну, Денисович, с тобой не соскучишься. Немец не отправит на тот свет, так свой откомандирует к чертям смолу подогревать...
Грянул такой хохот, что даже стоявший неподалеку часовой не выдержал:
— Рано что-то вас фрицы угостили. Лишней фляжечки не найдется?.. Продрог до селезенки.
— А ты пойди к ним — попроси, может, и нагреют...
— У-у, жмоты...
Разгадав направление главного удара нашего корпуса, неприятель усилил группировку своих войск южнее Новочеркасска, создав здесь высокую плотность артиллерии и пулеметов. Проходящая вдоль западного берега реки Аксай железная дорога была превращена немцами в оборонительную полосу. Вагоны и паровозы оборудовались пулеметными гнездами, обкладывались мешками с песком и железными плитами и, таким образом, превращались в долговременные огневые точки.
Упорное сопротивление, которое оказал нам противник в районе станиц Заплавской и Старочеркасской, потребовало некоторого изменения плана действий: командир корпуса генерал Свиридов решил обойти Новочеркасск, овладеть станицей Красюковская, а затем нанести удар по городу с севера.
Получив приказ возглавить разведгруппу, я первым делом навел справки — нет ли в батальонах кого-нибудь из местных жителей. Повезло: нашелся новочеркассец — старший сержант Сергеев.
Развернув карту, стали совещаться.
— Отправляться в разведку днем нечего и думать:
погода установилась, видимость — на десятки километров. Какой лучше выбрать маршрут, Сергеев?
— Думаю, вдоль речки, так можно дойти до самого города. Берега там поросли ивняком, на многих участках густые камыши. Укрыться нетрудно.
— Что ж, пойдем вдоль речки,— согласился я.
В полночь десять разведчиков проникли через передний край и, подобно теням, бесшумно двинулись по направлению к Новочеркасску. Шли вдоль речного русла, но вскоре я понял, что таким образом мы слишком уклоняемся от основного направления.
Догнав Сергеева, шепнул:
— Не успеем до рассвета, если так крутить будем. Веди прямо к городу. Балками да оврагами...
Немцы не имели на этом участке сплошных траншей. Их оборона состояла из отдельных очагов, между которыми патрулировали солдаты.
Пройдя некоторое расстояние, мы легли и поползли. Одна пара патрулей прошла совсем близко: мы замерли, прижались к земле... Не заметили! Опять поднялись и, пригибаясь, двинулись дальше. Вскоре из белесой мглы выплыли очертания полуразрушенного здания. На пороге маячила какая-то фигура. Часовой. Обычно мы их обходили, но здесь...
Немец навалился на дверь, и через минуту в нашу сторону ударили автоматные очереди. Уходить было поздно.
Я подал команду и устремился к дому.
Бой в здании — один из самых сложных, чреватых неожиданностями. Он требует быстроты действий, умения в ограниченном пространстве эффективно использовать оружие, гранату, кинжал. Через четверть часа все было кончено. На полу лежало шесть полураздетых немцев, в углу постанывал раненый — тот самый часовой, который предупредил своих об опасности. От него узнали, что неподалеку, метрах в трехстах, стоят четыре танка, при них рота пехоты.
Ввязываться в драку было нелепо и рискованно: мы уже раздобыли кое-какие сведения о противнике, установив главное — немцы снимаются с рубежа реки Аксай. Поэтому перевязали раненого пленного — пуля задела по касательной бедро — и спешно начали отходить.
Новочеркасск — небольшой город, раскинувшийся на холмах. Бывшая столица казачьего Войска Донского. Что мы увидели тогда? На майдане перед собором и вокруг него — свежие следы ожесточенных схваток: немецкой и нашей техники столько набито — хоть строй завод и плавь металл! Десятки орудий, автомашин, тягачей, бронетранспортеров. Танки без гусениц, со скрюченными стволами, некоторые без башен, с темно-бурыми следами ожогов, обнаживших серый в раковинах и кавернах металл. Попадались и ярко-желтые, с темными разводами. Очевидно, прибыли из Африки. Возле них в разных позах лежали гитлеровские танкисты. Еще недавно все это двигались, чадило моторами, плевалось калеными снарядами, рвало живую человеческую плоть. И вот замерло, покрылось белым саваном...
Собаке, как говорят, собачья смерть, а победителям — слава!
В освобожденном городе состоялся многолюдный митинг. Перед жителями выступили начальник политотдела корпуса подполковник Лукин, старший инструктор политотдела майор Бондарь. С гневом говорилось о злодеяниях фашистов, о причиненном городу огромном ущербе, об угоне жителей в Германию. За время оккупации гитлеровцы уничтожили многие памятники культуры, ограбили музеи... Горожане горячо благодарили воинов за то, что спасли Новочеркасск от полного уничтожения — специальные «зондеркоманды» поджигателей и подрывников так и не успели сделать свое подлое дело.
После освобождения Новочеркасска корпус получил несколько часов «на помывку». А затем, не снижая темпа наступления, преследуя противника, выбил его из населенных пунктов Кутейниково, Генеральское. И только на подступах к хутору Ряженое застопорил ход, наткнувшись на сильную, хорошо отлаженную систему огня.
Наступила небольшая пауза между боями. Наспех приводили себя в порядок, ждали застрявшие где-то тылы с боеприпасами, горючим, продовольствием.
...Вваливаемся в один из уцелевших домов в Генеральском, вытряхиваем из мешков последние сухари и кусочки сахара, глотаем крутой кипяток. Только решил прикорнуть, слышу простуженный голос посыльного:
— Каневского к заместителю начальника разведки бригады!
Поднимаюсь, одуревший от короткого забытья.
Толкнул покосившуюся, скрипучую дверь. Леденящий ветер подействовал отрезвляюще. Пошатываясь от его упругих порывов, иду за посыльным, который шмыгает носом и кашляет.
В хате, занятой старшим лейтенантом Торбой, на столе лежит карта, стопки каких-то бумаг, телефон в потертом брезентовом чехле, лампа-гильза. На темной отопревшей стене висит полушубок.
— Садись поближе к карте,— придвинул табурет Федор Романович. Его карандаш острием окружил населенный пункт с надписью «Ряженое».
— Вот это Ряженое для нас, как гвоздь в сапоге. Мы знаем, что фриц там крепко зарылся в земле, противотанковых пушек натыкал, минным поясом затянулся. Нужно к этому ларцу ключик подобрать... Понаблюдать, поближе познакомиться. Ну, и «язычка» необходимо достать. Генерал Свиридов очень интересуется...
Через некоторое время группа была готова к поиску. Командир отделения сержант Брусков построил разведчиков, доложил. Я еще раз приказал им попрыгать, повертеть плечами, туловищем и, убедившись, что оружие и снаряжение не издают ни единого звука, объяснил коротко задачу.
Вышли, как только стемнело.
Ночь выдалась ветренная, по небу плыли тяжелые тучи. Как назло, время от времени они расползались, и на землю просачивались блики холодного света.
Луна — враг разведчика. Какие бы лирические ощущения не были связаны с нею, наш брат всегда предпочтет черную безлунную ночь...
Гриша Захаров чертыхнулся:
— Ишь, разгулялась, лупоглазая. Светит, будто влюбленным...
— Замри, влюбленный! — Багаев толкнул его кулаком величиной с котелок. — Фрицы похлеще могут подсветить.
