— А-а-а.
Значит, ничего стоящего на обмен пока не предложили. Оно и понятно, здесь не город, огороды есть практически у всех жителей райцентра, а горожан, приезжающих обменять вещи на продукты, здесь бывает немного — не каждый решится на такое путешествие. Ситуацию могли бы исправить перекупщики, скупив товар у местных крестьян и отвезя его в областной центр, а то и в саму столицу. Но в военное время подобные операции крайне рискованны: можно запросто загреметь в лагерь, а то и к стенке встать. До крышевания подобных делишек местная милиция еще не додумалась, это произойдет позже, намного позже.
— Слушай, походи по рынку, посмотри иголку для швейной машинки.
На просьбу Ивана ответил согласием, сидеть просто так быстро надоело, и я рад был походить, поглазеть. «Зингер» с ножным приводом, еще дореволюционный, стоял в хозяйской спальне. Швейная машинка была символом достатка крестьянской семьи. Шустрые агенты компании успели столько своего товара распродать в России, что отдельные экземпляры в сельских домах встречаются до сих пор, причем, по большей части, вполне работоспособные. А что? Агрегат надежный, практически вечный, его только смазывать нужно вовремя. Слабое место его — это ломающиеся иголки и капризные шпульки.
Нужный товар отыскался в дальнем углу. Торговал им неприметный дедок в драповом пальто, явно ему великоватом, и серой кепке, надвинутой на самые глаза. Не став ввязываться в торговлю сам, я решил сходить за Иваном, он местные цены лучше меня знает. Когда я вернулся, около коноваловской телеги стояла женщина с двумя детьми. Товарообмен явно подходил к концу, крестьянин получил какой-то сверток, женщина взвалила на плечо тяжелый мешок.
— Отрез сторговал, — поделился радостной новостью Иван, — Аннушка себе юбку сошьет, а может, и мне на штаны хватит. А ты иглы нашел?
— Нашел.
Я объяснил ему, где найти искомое.
— Посторожи телегу.
Иван метнулся в указанном направлении, а я все смотрел в след отошедшей женщине. Невольно в памяти всплыла другая — тоже с двумя детьми, но в другом «городском» платье и с дамской сумочкой. Может, они и есть причина хронокатаклизма? Последовали моему совету, уехали из Ленинграда до начала блокады и остались в живых? Очень даже может быть. На дальнейшие события я не очень обращал внимание. Появился хозяин, прихватил с телеги мешок и опять исчез. Опять появился. Подходили другие люди, присматривались, торговались, что-то брали. После полудня телега опустела.
— Ну что, обратно поехали?
— Езжай один, я здесь на некоторое время задержусь.
— А как же…
— Доберусь как-нибудь, ты за меня не волнуйся, дела у меня тут образовались. Извини.
И я, закинув на плечо сидор, зашагал в сторону железнодорожной станции.
— Эй, открывай давай! Слышь! Вы там спите все или уже сдохли!
Скорый поезд Самара-Москва стоит здесь всего три минуты, а я уже две с половиной из них обиваю кулаки о запертую дверь вагона. Наконец, когда моя мысль уже металась между желанием попробовать счастья у двери следующего вагона и боязнью в последний момент оставить начатое, раздался сухой щелчок и дверь распахнулась.
— Здравствуй, красавица, опять я к тебе.
«Красавица» сдала назад освобождая проход.
— Шлындают тут всякие туда-сюда.
Едва я повис на поручнях, как со стороны паровоза раздался гудок и по составу прокатился лязг буферов.
— В вагоне мест нет, — порадовала меня проводница.
— Тогда, может, к себе в купе пустишь?
— Еще чего?!
Ну ладно, ладно. Не очень-то и хотелось. Я протиснулся в проход, ведущий внутрь вагона, а женщина осталась закрывать дверь под неторопливый, пока еще, перестук колесных пар. Мест в вагоне действительно не было. Люди сидели на всем, на чем можно было, на полках, чемоданах, узлах, каких-то котомках, на верхних полках лежали по двое. И как только не падали на разгонах и торможениях? Я пробирался по узкому проходу, уворачиваясь от свисающих с полок ног, пару раз наступил кому-то на ноги, услышав про себя и своих родственников массу интересного. В конце концов, нагло сдвинув в сторону замухрышистого солдатика, втиснул свой сидор на пол и уселся на него. Разбуженный неожиданным вторжением в его сон военный попытался возмутиться, но я молча сунул ему под нос кулак, и он заткнулся.
Сверху над головой висели чьи-то грязные ботинки, через человека слева храпел какой-то мужик, а брошенный в вагонную атмосферу топор взлетел бы к потолку. Но я сильно не огорчался — через пару часов будет Рязань и часть пассажиров выйдет. Правда, тут же в вагон набьются новые, но за те минуты, пока будет происходить смена, всегда есть шанс занять места получше, может, даже забраться на верхнюю полку. Я поерзал на мешке, устраиваясь удобнее, чем вызвал недовольное бурчание соседа справа. За время, прошедшее с момента нашего расставания с Иваном, сидор существенно облегчился. «Парабеллум», чистые бланки и большую часть денег я спрятал в лесочке, недалеко от райцентра, решив, что таскать это хозяйство с собой слишком опасно.
Большие сомнения были по поводу документов. С одной стороны, я нахожусь как бы в законном, ну, почти законном, отпуске по ранению, и никто не лишал меня права свободного передвижения по стране. С другой стороны, время все-таки военное, и с реализацией своих прав у призванного в Красную армию гражданина могут возникнуть проблемы. Но я решил рискнуть и не стал выписывать себе новые документы, хотя чистые бланки и были. Кстати, я буквально носом пропахал эти бланки в поисках пресловутых спецпомарок. Либо их там не было, либо у меня что-то со зрением, хотя до сих пор я на него не жаловался. В любом случае, если они там есть, то Гарри и компания должны снабжаться своим высоким покровителем вполне свежими бланками документов со всеми необходимыми атрибутами.
Как я и предполагал, во время стоянки в Рязани удалось занять сидячее место на нижней полке. Для лежачего на верхней я оказался слишком велик и недостаточно расторопен, но был доволен и достигнутым. После того как вновь вошедшие расселись, утихли вагонные склоки и скандалы, пассажиры погрузились в дорожный сон, у кого-то тяжелый и тревожный, у кого-то чуткий, а у некоторых счастливчиков спокойный и безмятежный.
— Держи его!
Еще до того, как открыть глаза, я крепче вцепился руками в лежащий у меня на коленях сидор. Мимо меня мелькнула чья-то тень, но я почти автоматически выбросил вперед правую ногу, и тень с грохотом растянулась на полу.
— Уй! Е-о-о-о!
Что-то больно ударило меня по голени, и я окончательно проснулся. «Тень» вскочила на четвереньки и, пока пассажиры соседнего купе хлопали ушами, с низкого старта скрылась за дверями нерабочего тамбура, а возле моей ноги остался стоять фибровый чемодан с металлическими уголками и блестящими застежками.
— Чемодан! Мой чемодан!
Какая-то тетка ухитрилась слету проскочить проход и, буквально упав, вцепилась в свой чемодан. Не повезло сегодня майданщику. Под сочувственный гомон пассажиров тетка убралась обратно, даже спасибо не сказав, а я остался потирать ушибленную ногу. Вагон, взбудораженный происшествием, понемногу утих и опять погрузился в сон. Я тоже задремал, забыв о боли в ноге. Скоро будет Москва, где мне предстоит пересадка на поезд, идущий на север.
В Москве я надолго не задержался, всего-то и дел было: перейти через площадь, под которой еще отсутствовал длинный загаженный переход, купить билет и дождаться поезда на Ярославль. На вокзале послушал утреннюю сводку Совинформбюро: «В течение ночи наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах никаких изменений не произошло». Немецкое наступление уже выдыхается. Кое-где они еще рвутся вперед, но их последние потуги успеха уже не приносят. Немецкая группировка на юге, по сути, разделена на две части: кавказскую и сталинградскую. А между ними сотни километров безлюдной и безводной степи.
«В районе Сталинграда продолжались упорные бои. Гвардейская миномётная часть под командованием товарища Дорофеева обстреляла скопление противника и истребила более двухсот немецких солдат и офицеров». Очень интересно, «товарища Дорофеева». У него что, звания нет? «На другом участке бойцы под командованием младшего лейтенанта Матыца отбили три атаки немцев и уничтожили четыре танка и до роты пехоты противника». Да-а, когда наши пойдут вперед, когда в сводках начнут звучать названия освобожденных областных центров, тогда же Левитан озвучит названия соединений и объединений, принявших участие в этих боях, фамилии генералов и маршалов. А сейчас и небольшой успех взвода или роты под командованием младшего лейтенанта, сумевшего удержать свою позицию, считают достойным прославить на всю страну. Ничего, ничего, осталось всего полтора месяца, а там и на нашей улице будет праздник.
