Помню, как, оторвавшись впервые от самолета, я сразу же рванул вытяжное кольцо парашюта и, ожидая с: замирающим сердцем, когда же мое тело будет подхвачено: стропами, едва не потерял сознания от мысли, что парашют может не раскрыться. Но, как только я повис на стропах и увидел над головой белоснежный шелк спасительного, сверкавшего на солнце парашюта, чувство страха мгновенно сменилось восторгом, чудесным ощущением медленного падения. В те минуты я искренне пожалел, что до войны Не занимался парашютным спортом, опасным, рискованным, но вознаграждающим отважных и смелых людей блаженством полета, когда кажется, что за спиной у тебя выросли невесомые могучие крылья. Помню, я что-то радостное кричал Бодюкову, висевшему в небе левее и выше меня. Борис мне махал рукой и громко пел:
Все выше, и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц.
А еще левее вслед за нами спускались Колесов и Рязанов…
В программу парашютной практики входили как одиночные, так и групповые прыжки — простые и затяжные, в любую погоду и большей частью ночью. Группа майора Данильцева заняла по парашютным прыжкам первое место в соревновании с другими группами.
Но если с прыжками мы шли впереди, то в практических занятиях разведывательного характера нам прямо-таки не везло.
Однажды нам поставили такую задачу: пробраться к штабу «противника», бесшумно снять часовых, ворваться в штаб и, захватив документы, скрыться без боя. Место расположения «вражеского» штаба было отмечено на карте, и нам надлежало прежде всего отыскать этот объект на местности. Роль «противника» исполняли другие курсанты, высланные заранее для охраны мнимого штаба.
Ориентируясь по карте, мы отправились разыскивать населенный пункт и тот дом, где по сведениям разведки находился наш объект. Уже садилось солнце, когда мы добрались наконец до небольшого села Антоновка. Сравнили карту с местностью. Все совпадает: и мелководная речка, и лес на правом берегу, и хата, стоящая на отшибе у дороги.
Подкрались мы поближе к этой хате, залегли в кустах и ведем наблюдение за «штабом» (в том, что перед нами заданный объект, сомнений ни у кого из нас не было). Лежим и ждем. Снаружи никаких часовых нет, из хаты никто не выходит.
— Эх, яблочко, хитрит противник, — сказал Колесов. — Выжидает, пока мы обнаружим себя. Но мы тоже не лыком шиты.
Бодюков все порывался подползти поближе к хате, чтобы в окно заглянуть, но я, как командир разведгруппы, не разрешал делать этого. Меня поддержали Рязанов и Колесов, особенно последний.
— Лежи и; не рыпайся, — буркнул он Бодюкову. — Сорвешь операцию, и нам не зачтут это задание. Придется из-за тебя все сначала повторять. И еще косточки промоют на разборе…
Наступили сумерки.
Мы уже начали было терять терпение, когда тихо скрипнула дверь и из хаты вышел мужчина.
— Ну, братцы, наша взяла, — шепнул Колесов. — Невтерпеж стало часовому в хате сидеть.
— Это же гражданский, — заметил Рязанов.
— Эх, яблочко, думать надо! Он: для маскировки переоделся, чтобы нас в дураках оставить, — сказал Колесов.
Бодюков взглянул на меня.
— Начнем, что ли?
— Давайте! — кивнул я.
Колесов и Бодюков бросились на «часового», заткнули ему рот, скрутили руки и оттащили в кусты.
— Есть, с одним управились! — доложил Колесов. — Теперь скорее в штаб, пока там не хватились часового.
Не теряя ни минуты, мы вчетвером ворвались в хату, заорали:
— Руки вверх!
Смотрим, какой-то странный «штаб». На столе коптилка. В комнате только женщины и дряхлый старик. Напутанные нашим криком, они словно замерли на местах. А старушка, лежавшая на печи, ну вопить:
— Рятуйте, люди, добрые! Рятуйте!
Тут и старик, опомнился, начал звать кого-то:
— Фимка! На помочь, Фимушка!
Поняли: мы что произошла ошибка. Опустили свои карабины, принялись успокаивать женщин и старика, а Бодюков кинулся за хату развязывать «часового», который: оказался инвалидом, хозяином хаты, тем самым. Ефимом, которого звал «на помочь» старик.
Я готов был со стыда сквозь землю провалиться перед этими людьми и дал команду «сматываться».
Часа два бродили мы потом в потемках, прежде чем отыскали вторую Антоновку, за рекой (благо старик подсказал). Нашли наконец и «штаб», но там уже никого не оказалось. «Противник», так и не дождавшись нас, ушел в школу.
Вот уж было смеху в классе, когда мы докладывали майору Данильцеву о случившемся.
— Плохо вы еще ориентируетесь по карте, товарищи, — сказал он. — Придется дополнительно заняться с вами. А пока за «блестящее» выполнение задания ставлю вам самую тусклую отметку, как говорится, кол с минусом.
Ничего не поделаешь: отметка была получена по заслугам.
А вскоре снова конфуз.
Поручили нашей группе взорвать «склад горючего», который сильно охранялся «противником». «Склад» этот представлял собой огромный старый пень некогда срубленного дерева. На этот раз мы безошибочно отыскали по карте место нахождения «объекта» в лесу. Несмотря на сверхбдительную охрану, нам удалось скрытно подползти к самому пню. Рязанов и Колесов были оставлены в дозоре, а мы с Бодюковым заложили под пень тол, вставили в заряд упрощенный взрыватель и, прикрепив к нему шнур, начали отползать в чащу. И тут Борису показалось, что шнур зацепился за что-то. Забыв о «вражеском окружении», он поднялся на ноги, чтобы приподнять повыше шнур, но оступился и полетел на землю, а падая, случайно дернул шнур. Раздался взрыв. «Склад» взлетел на воздух, нас осыпало землей и щепой. Надо ли говорить, что и мы, «разведчики», и «охрана» дали стрекача кто куда…
И опять нам пришлось при разборе этой «операции» краснеть за свою оплошность.
Немало времени в учебной программе было отведено специальному курсу, знакомившему нас со структурой гитлеровской армии. Мы изучали все рода войск противника, их тактику в наступлении и обороне, расположение тылов вражеских дивизий, корпусов, армий и фронтов. Немецкий язык нам преподавал пожилой майор — доцент филологического факультета Ленинградского педагогического института имени Герцена, окончивший в свое время Берлинский университет: Он же знакомил нас с формой немецких войск, эсэсовцев, с воинскими званиями вражеских офицеров, с документами, с наградами и деньгами врага. Что до немецкого языка, то мы, конечно, в короткий срок не могли освоить его глубоко, и наши познания в нем ограничивались только отдельными фразами, командами, окликами, зато остальная часть программы спецкурса была усвоена нами довольно основательно. По форме и погонам военнопленных офицеров мы безошибочно определяли, к какому роду войск они принадлежали и кто из них был, скажем, штурмбаннфюрером, кто просто войсковиком. Особенно мы присматривались к офицерам полевой жандармерии, охранных отрядов, к гестаповцам, то есть к тем. кто нес службу в тылах, с кем нам предстояло сталкиваться во время десантных операций.
Словом, прежде чем получить право называться настоящим голубым солдатом, нам, курсантам, пришлось изрядно попотеть в учебе.
Экзамены были очень строгими. В комиссию входили почти все преподаватели учебной команды во главе с полковником Тепловым и три представителя от штаба армии.
Каждой группе надлежало провести три зачетные операции: «разгром вражеского штаба», «налет на склад боеприпасов» и «минирование шоссейного или железнодорожного моста».
Все эти экзаменационные задания наша группа выполнила отлично. Никаких промахов, ошибок, конфузных происшествий. Прыгая с парашютами (причем прыжки были затяжные!), мы приземлялись в строго заданных районах, быстро отыскивали указанные на картах объекты, скрытно просачивались между дозорами «противника» и справлялись с заданиями в намеченные сроки.
Таким образом, мы стали полноценными голубыми солдатами, и нас вместе со всеми курсантами, выдержавшими выпускные экзамены, перевели в другое здание. Нашими непосредственными начальниками продолжали оставаться полковник Теплов и майор Данильцев, но теперь они готовили нас не к учебным заданиям, а к боевым авиадесантным операциям.
Мы с нетерпением ждали первого вылета в тыл врага. Однако этот вылет состоялся не так скоро, как мы надеялись.
Это, разумеется, не означало, что мы вели праздный образ жизни. Нам приходилось нести наряды в караульной службе гарнизона, выезжать на практические занятия, учить немецкий язык.
И все же очень тягостно было отсиживаться далеко от фронта, от действующей армии. Сводки Совинформбюро ежедневно сообщали неутешительные вести, от которых щемило в сердце и ныла душа. Немцы продолжали продвигаться вперед почти на всех. участках огромного фронта. Порой действительно казалось, что нет такой силы, которая могла бы остановить бронированные фашистские орды.
