На толстом поваленном дереве сидел... немец. Он был близко, почти рядом, и через кисейную ткань полумрака Веселов отчетливо видел узкие белые офицерские погоны, видел тяжелую уродливую кобуру, что сползла немцу на самый живот, видел фуражку с высокой тульей и козырьком, опущенным низко на лоб. И еще видел сигарету. Незнакомая, тонкая и длинная, она скупо дымилась в зубах офицера, а сам офицер уперся локтями в колени, положил голову на ладони и, казалось, спал.
Какое-то время Веселов лежал неподвижно, не понимая, где он и что с ним. Почему он один? Откуда взялся этот немец? Пленный? Тогда почему он, Веселов, лежит на земле? Заснул? Заснул на посту?!
Разведчик дрожащими руками ощупал вокруг себя землю. Автомата нигде не было. Не было в чехле и финки.
Тело Веселова обмякло. Значит, он сам в плену! Только... когда и где они схватили его? Где и когда?
Веселов прикрыл глаза, страдальчески наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что же все-таки с ним случилось. Но в голове было пусто. Только сверлил мозг острый, пронзительный звон, да резкими, болезненными толчками била в висок кровь.
«Плен... Неужели действительно плен?»
Веселов вздрогнул, почувствовав, как что-то холодное и мокрое коснулось его губ, и резко раскрыл глаза. Перед ним, с фляжкой в руках, стоял немец.
— Пей, товарищ, — тихо, по-русски, сказал он. — Слышишь? Пей. Станет лучше...
На миг Веселов замер. Нет, его удивило не то, что немец заговорил на русском языке, заговорил по-человечески просто и сердечно. Удивил голос немца. Был он очень знакомый, уже когда-то слышанный. Но где и когда?
«Глупости, показалось... — еще раз скользнув взглядом по чужому лицу, оборвал самого себя Веселов. — Не мог ты видеть этой зеленой гадины. Не мог! Просто — галлюцинация...»
— Пей, товарищ...
«Ч-что? Т-товарищ?!» — Гнев обжег сердце разведчика. Он стремительно рванулся, вскочил и...
Невыносимая боль в ногах свалила его на землю. Во рту хрустнул раскрошившийся зуб, перед глазами поплыли черные круги.
— О, майн гот! — испуганно воскликнул немец, и в тот же момент Веселов снова почувствовал на губах влажный холодок.
Стиснув зубы, Веселов молчал. Густой, терпкий запах коньяка кружил ему голову. Хотелось оттолкнуть фляжку, оттолкнуть, задушить немца, которому, наверное, было приятно мучить его, Веселова, но сил не хватало даже на то, чтобы пошевелить пальцем. А назойливый немец настойчиво бубнил и бубнил у самого уха:
— Товарищ, слышишь? Пей!
И, выплюнув кусочки зуба и кровь, Веселов большими глотками выпил терпкую, душистую влагу. Выпил и через минуту почувствовал, что мучительный звон в ушах оборвался, боль в ногах притупилась, ожил мозг. В одно какое-то мгновение он вспомнил все: и посвист ветра в стропах парашюта, и сухой треск трассирующих пуль, что разрывали, дырявили шелк, и запах свежих сосновых досок, и запах солидола, и дикий, предсмертный крик немца, и еле уловимое тиканье заведенных магнитных мин, и наконец — голос немца-парламентера.
Веселов долго и внимательно смотрел в глаза офицеру, который все еще стоял перед ним с пустой флягой в руках. «Тот? Неужели действительно тот? А может, все это сон? Может, ничего не было: ни выстрелов, ни бомб, ни огненного смерча, ни немца-парламентера? Нет! Все было! И немец тот вот, передо мной».
Будто разгадав мысли разведчика, офицер скупо улыбнулся и заговорил вновь:
— Как видите, я принял ваши условия. Почему? Не знаю. Кажется, я в ту минуту подумал, что всякие переговоры напрасны, что я имею дело с русским фанатиком, с одним из тех, кого у вас называют героями.
Теперь улыбнулся Веселов. Но промолчал. Немец же продолжал:
— ...И, признаюсь, мне стало страшно. Не думайте, что я трус. Нет. И все же мне стало страшно. Я бросил все и ушел...
Веселов снова усмехнулся. Немец смутился и удивленно спросил:
— Вам... смешно?!
— Нет. Я просто все еще не могу понять, кто же из нас у кого в плену?
— А-а, — воскликнул немец, и лицо его посветлело. — Кажется, оба. Оба мы в плену у судьбы.
Он сел на поваленную ель, достал сигареты и одну протянул Веселову.
Закурили. Помолчали. Первым, внимательно глядя на разведчика, снова заговорил немец:
— Как вам удалось выбраться с территории авиабазы? На постах — тридцать шесть часовых. Кроме того, шесть дежурных пулеметов, три линии колючей проволоки под током высокого напряжения, наконец — минное поле. Как смогли вы через все это пройти?
— Не знаю. Просто мне вдруг очень захотелось жить... — Веселов осторожно сел, пощупал руками распухшие ноги и спросил: — Я ранен?
Офицер отрицательно покачал головой.
— Где вы меня нашли?
— Тут, — похлопал немец рукой по шершавому стволу ели. — Под этим вот деревом. Случайно. Когда вокруг все стихло, мне вдруг очень захотелось увидеть, что осталось от моих складов.
Веселов посмотрел на ель, потом на офицера и только теперь заметил, что ель подвешена на толстых кольях, и что лицо у немца очень потное.
«Зачем ему понадобилось вытаскивать меня из-под этого дерева? — подумал Веселов, наблюдая за офицером. — Как русский пленный я теперь ему не нужен. Это факт».
Офицер сел рядом с Веселовым и, оглянувшись, взволнованно заговорил:
— Я уверен, что вы прилетели сюда не один. Где-то вас ждут товарищи. Скажите, где они, и я помогу вам до них дойти. Я сильный. Я буду вас нести.
Веселов бросил на немца подозрительный взгляд, глаза его сузились и похолодели. Немец это заметил.
— Не беспокойтесь. Если бы я хотел выдать вас, я давно бы это сделал.
Веселов злобно сверкнул глазами, намереваясь что-то сказать, но немец оборвал его:
— Не шумите. У нас нет времени для спора. Слышите? Это эсэсовцы окружают лес.
— Что-о?!
Превозмогая боль, Веселов стал на колени, навалился грудью на вывернутую взрывом ель, прислушался.
Из-за черных опаленных кустов, где тускло желтели огромные свежие котлованы, долетал приглушенный рокот моторов.
— Теперь верите мне? — подбегая, спросил немец. — Спешите! Вот ваше оружие — и бежим!
Веселов колебался. Он понимал, что ему действительно нечего бояться этого немца, и все же...
Где-то близко, на окраине леса, грохнул артиллерийский залп. Тяжелые снаряды разорвались далеко в лесу. Эти взрывы вынудили Веселова действовать. Он поспешно сунул в чехол финку, повесил на шею автомат, посмотрел на немца. Тот терпеливо ждал.
— У меня нет карты. Все осталось там, — кивнул разведчик в сторону желтых котлованов, над которыми курился не то редкий туман, не то легкий дымок.
— Вот вам моя карта. Только быстрей! Уже скоро пять, и тогда будет...
Новый артиллерийский залп заглушил конец фразы немецкого офицера. Веселов растерянно оглянулся, попробовал встать и снова тяжело лег грудью на ствол ели.
— Не могу идти, — облизнув пересохшие губы, прохрипел он.
— Я же вам сказал, что буду нести! — разозлился немец.
Он присел, и Веселов, смущенно оглядевшись по сторонам, словно боясь, что кто-то увидит и осудит его поступок, обнял немца за шею...
— Товарищ капитан, немцы!
Кремнев и Галькевич мгновенно выскочили из пуньки.
Уже хорошо рассвело, и одинокую зеленую фигуру немца на фоне желтой травы все увидели сразу. Немец, кажется, был навеселе. Он шел, качаясь и спотыкаясь, и... тащил за собой не то сани, не то какую-то низенькую коляску — что именно, разглядеть не удавалось, так как из травы были видны только оглобли.
Кремнев опустил бинокль, недоуменно переглянулся с Галькевичем, потом спросил у Шаповалова!
— Один?
— Пока один, товарищ капитан. Взять?
— Подождем. Посмотрим, что он будет делать дальше.
А немец тем временем шел и шел по высокой траве, упрямо тащил за собой свой невидимый, загадочный воз. До него уже было метров двести, не больше. Лес, из которого немец вышел несколько минут назад, теперь остался далеко за его спиной, но оттуда пока что больше никто не появлялся. Только где-то в глубине зеленой глухомани редко рвались мины.
Неожиданно немец остановился, огляделся и — присел в траве. Какое-то мгновение, и не одна, а уже две человеческие фигуры раскачивались над бурьяном. Второй человек был такой же, как и первый, рослый, и так же, как и первый, плохо держался на ногах. И только одет он был по-другому. На нем была гимнастерка русского военного покроя, а на груди — автомат ППШ.
— Товарищ капитан, так это же наш Веселов! — удивленно прошептал острый на глаз Аимбетов.
— Он, — подтвердил Галькевич. — Вот только не понимаю, зачем ему вся эта комедия?
— Тут что-то не то, — озабоченно нахмурился Кремнев. — Надо сейчас же взять немца.
— Разрешите нам с Ахметом, — прошептал Шаповалов.
Кремнев кивнул головой, и разведчики исчезли в траве.
Потянулись долгие минуты. Веселов и немец снова опустились в траву и теперь виднелись только их головы. И даже не головы, а головные уборы: высокая немецкая офицерская фуражка и русская солдатская шапка-ушанка.
