— Нина, зачем ты так? — негромко сказал кто-то из девушек в неловкой, напряженной тишине.
Распопова виновато и зло вскинула глаза, махнула рукой и, резко повернувшись, молча ушла в дом. На глазах у нее блестели слезы…
В одном из боевых вылетов на самолете Нины был поврежден винт — отбит конец лопасти. Все экипажи срочно вылетали на новую точку базирования. Тоня Рудакова, техник машины Распоповой, со слезами обратилась к летчице:
— Неужели бросим самолет? Ведь весь исправный… Что делать?
— Тоня, давай отпилим конец и у второй лопасти, ведь мне лишь бы до Эльхотова дотянуть, а там сменим винт. Рискнем, Тонечка, неужели же безлошадными оставаться! Утри слезы и за работу, — сказала Нина.
Так и сделали. Опробовали мотор. Машину трясло, как в приступе лихорадки. А улетать надо срочно. Противник был уже совсем близко. В задней кабине с Распоповой вызвалась лететь техник звена Мария Шелканова. Она села в машину с инструментами, словно могла чем-то помочь в полете.
Самолет взлетел, набрал высоту. Вибрация не прекращалась. Маша, привстав в кабине, все время оглядывала узлы и расчалки. Так с горем пополам долетели до Эльхотова. Экипажи других самолетов с готовностью уступили дорогу поврежденной машине. К вечеру доставили новый винт, Нинину «ласточку» ввели в строй. Ночью наша боевая подруга снова бомбила наступающего врага.
Через несколько дней самолету Распоповой снова крепко досталось. В одном из вылетов Нина с Лелей Радчиковой попали под такой обстрел, какого еще ни разу не испытывали. Да ведь и боевой опыт у них был еще невелик. Цель на этот раз у нас была общая с летчиками соседних полков. В воздухе творилось что-то страшное.
Несколько минут, показавшихся очень долгими, Нине не удавалось вырваться из-под обстрела. Тогда она решила пикировать на большой скорости и буквально над самой землей вышла из зоны огня. Противник решил, что самолет сбит.
— Нина, у нас по правой плоскости что-то течет, — услышала летчица тревожный голос штурмана.
— Похоже, масло, наверно, маслобак пробит… Несмотря на это, Нина набрала высоту. Они вышли на цель, сбросили бомбы и только после этого взяли курс на восток. «Хватит ли масла долететь?» — не давала покоя мысль. А тут как назло встречный ветер гасит и без того небольшую скорость машины. Чуть не на месте стоит самолет. Если вынужденная — так в самое пекло попадешь, внизу по дорогам идут фашистские танки.
До своего аэродрома дотянули. Приземлились и увидели, что на поле только один самолет — командира полка майора Бершанской. Все уже улетели на новую точку. Доложили командиру о выполнении задания и о случившемся. Бершанская осмотрела самолет Распоповой: трубки маслосистемы перебиты, масла в баке осталось на одну треть. И все-таки нужно было сразу подниматься в воздух: в любой момент мог подойти враг.
Бершанская взлетела следом за Распоповой. Счастье сопутствовало Нине и на этот раз.
В ночь на 9 сентября Распопова со штурманом Радчиковой получила задание на бомбардировку скопления войск противника близ Моздока. Это был самый укрепленный пункт у фашистов в этом районе. Отсюда ни один экипаж не возвращался не обстрелянным. Вернулся с Моздока благополучно — уже счастливчик.
Почти у самой цели под яростный перекрестный огонь попал самолет Ольги Санфировой. Самые отчаянные маневры не могли вывести машину из-под обстрела, спрятать от слепящего света прожекторов. Подходя к цели и увидев самолет подруги в перекрестии лучей, Нина бросилась на помощь. Снизившись до предельной высоты, она направила свою машину на вражеские прожекторные установки.
Воспользовавшись замешательством врага, Ольга сумела вырваться из зоны огня. Зато самолет Распоповой оказался словно в кипящем вулкане. Подлетая к цели, мы увидели, что «ласточка» Нины стала резко снижаться и планировать в сторону нашей территории. Было невозможно понять, что с Ниной и Лелей подбиты, ранены? Неужели за жизнь подруг им пришлось заплатить своей жизнью? Один за другим экипажи полка били по зенитным точкам, по прожекторам, по живой силе и технике противника. Первый вопрос по возвращении у всех был один: «Вернулись Распопова и Радчикова?»
Нины и Лели не было.
Только гораздо позже мы узнали, что им пришлось пережить.
Штурман сбросила бомбы на прожектор, и он погас. Но самолет попал в перекрестие лучей других прожекторов. При обстреле был пробит бензобак. Мотор заглох. В любую минуту мог начаться пожар. Нина была ранена, но молчала, ничего не говорила Леле. Остановился винт. Сквозь гарь и дым девушки чувствовали сильный запах бензина.
— Отверни влево! — командовала Радчикова. — Теперь вправо!
— Леля, мы подбиты, — наконец позволила себе сказать Нина. Ее заливало бензином. Одной рукой она держала штурвал, а другой зажимала рот, боясь задохнуться парами бензина.
Лелю тоже ранило. Она продолжала давать курс.
— Нина, нам бы только через Терек перетянуть, только через Терек, повторяла Леля. По Тереку в те дни проходила линия фронта.
Самолет быстро терял высоту. «Только бы не потерять сознания и не попасть к немцам», — лихорадочно билось в голове тяжело раненной Нины. Истекая кровью, собрав последние силы, она резко развернула падающую машину в сторону Терека: лучше утонуть, чем попасть живыми к фашистам, а до наших передовых частей не дотянуть — на самолете не только остановился мотор, но и были перебиты рули управления.
И тут, когда надежды у измученных девушек уже не оставалось, случилось невероятное. Случайный восходящий поток подхватил «ласточку». Неожиданно с перебоями заработал мотор. И хотя через две минуты он заглох окончательно, но самолет пролетел еще несколько километров вперед.
Наконец машина в полной тишине и темноте коснулась земли. Сразу же вспыхнул прожектор и открылась стрельба. Самолет приземлился на нейтральной полосе.
Нина и Леля забрали планшеты, выбрались из машины и поползли в сторону своих окопов.
— А «ласточка» наша как же, Нина? — приглушенно сказала Леля.
— Ничего не поделаешь, придется оставлять. Давай в сторону вон тех кустов двигаться.
Отползли, залегли в бурьяне, тревожно прислушиваясь к шорохам ночи. Встали, медленно двинулись вперед, Нина впереди, за ней Леля. Шли, преодолевая слабость и боль. В сапогах кровь, осколки в руках и ногах. Услышат шорох, замрут, переждут — и дальше.
— Нам бы только до подножья горы добраться, там укроемся, сделаем перевязку, — настойчиво твердила Нина.
А идти становилось все тяжелее — наваливалась слабость, сил совсем не оставалось. Вдруг Нина остановилась:
— Леля, больше не могу. Оставь меня, иди дальше сама.
— Ты что, с ума сошла! Как это я тебя оставлю? Так, по очереди поддерживая друг друга, двигались вперед. Когда вышли на проселочную дорогу, им стало казаться, что сапоги слишком громко стучат. Сняли их и пошли в носках.
Шли часа два, Нина совсем обессилела. Документы и планшет отдала Леле, только пистолет продолжала держать в руке. Наконец подошли к горам. По оврагу протекала речка, через нее перекинут маленький мостик. Поспорили, идти через него или в обход, лесом. За мостиком вспыхнул и погас крошечный огонек.
— Леля, за мостком, наверно, засада. Может, наши? — с надеждой сказала Нина. — Пошли через мост, рискнем.
Через несколько шагов девушек остановил окрик:
— Стой! Кто идет?
Леля упала на землю:
— Ты кто, немец или русский?
Когда же Лелю и Нину привели на КП, силы совсем оставили их, Нина потеряла сознание.
— Ах, сестрички, что же вы, — суетились вокруг подруг пехотинцы, — мы ведь вас несколько часов искали, решили, что вы погибли…
Пожилой фельдшер решительно и умело перевязал подруг. От рук его крепко пахло табаком, пальцы были желтыми от йода.
У пехотинцев Распопова и Радчикова пролежали целый день. Бойцы хотели было вытащить самолет, но место, где приземлились девушки, было сильно заминировано и простреливалось противником. Пришлось уничтожить машину, чтобы не досталась врагу.
Утром следующего дня фашистские танки перешли на этом участке фронта в наступление. Распопову и Радчикову решено было немедленно эвакуировать с переднего края. Они попали в медсанбат, находившийся недалеко от линии фронта.
— Ох, и нагляделись мы на людское страдание, — говорила позже Нина. Каких только тяжелораненых там не было. И что за люди, какая самоотверженность!
Многие из них просили оперировать нас в первую очередь.
После операции девушек отправили в тыловой госпиталь, в Орджоникидзе. Но им так не хотелось отрываться от своего полка, от боевых подруг, с кем сроднили тяжелые испытания первых месяцев на фронте.
— Леля, я разузнала абсолютно точно — маршрут проходит совсем рядом с точкой базирования полка. Ты как?
— Конечно, в полк! Там долечимся.
