— Когда кончится война и у нас будет свой домик, — шептала Юкки, — мы будем спать на разных матрасах. А еще я хочу фонарь, синий с красными цветами, и цветы в нише, как у всех порядочных людей.
— А я хочу, чтобы у нас было двое детей и чтобы они родились один за другим. Чтобы в праздники ты выводила их хорошо одетыми. Будь осторожна, оттолкни меня, нам еще рано заводить ребенка.
Они шептались долго, пока не затихал дом, не переставали стучать двери, пока за стеной не прекращали ссориться и считать истраченные за день деньги.
Нашим адмиралам не терпелось отомстить за Пирл Харбор. Они сделали так: авианосец — на его палубе армейские бомбардировщики — подошел к островам. Но приблизиться ближе 800 километров адмирал, который командовал соединением, не рискнул. Когда самолеты были подняты в воздух, мы уже знали: долететь обратно не хватит горючего. «Сядете в Китае!» — было сказано нам. Но никто не предупредил нас, что Китай был похож тогда на лоскутное одеяло — китайские и японские войска занимали города в беспорядке, фронта не было. Среди целей в Токио кружком у всех на картах был обведен императорский дворец. Одна бомба-таки упала неподалеку от него. Мы приземлились кто где. Тех, кто сел на аэродромы, занятые японцами, отвезли в Токио и казнили. Они рубили головы всем, кто бомбил Японию. Мне повезло, я один сел в России.
…Пришло время вспомнить историю. Нашей опорой в прошлом были гонинкуми[7]: каждые пять дворов имели своего старшину и свою печать. Все члены пятидворья в трудную минуту были обязаны помогать друг другу. Если кто-нибудь совершал преступление, отвечали все. За поведением одного следили пять дворов. Некоторые говорят, что именно тогда в стране появилась привычка к шпионажу и доносительству. Это не так, просто в эпоху Токугава полицейский стал важной фигурой в деревне, делиться с ним сведениями стало почетным — страна наконец превратилась в образцовое государство.
…Следует запомнить: шпионы совсем не обязательно носят с собой в карманах реактивы и с их помощью читают зашифрованные письма. Они совсем не обязательно проникают, как черви, в дома, входят в высшее общество и там соблазняют офицеров Генерального штаба. Ерунда, они собирают информацию, читая наши газеты и слушая радио.
С сего дня вводятся «недели антишпионажа». Каждую неделю следует напоминать населению с помощью газет, кинофильмов, наклеек на спичечных коробках: «Помни о шпионах». Развесить во всех людных местах плакаты «Палец у рта». Бдительность нации должна быть натянута, как кожа на барабане.
Радиоперехват: японскими подводными лодками потоплены советские суда «Ангарстрой», «Кола» и «Ильмень».
К сведению публики: закрыты развлекательные предприятия первого разряда, в том числе театры «Кабуки» и «Нитигеки». Артисты отправлены на завод, где изготовляют авиационные бомбы.
Из всех видов физической культуры следует развивать только изучение приемов борьбы сумо, фехтования на мечах «будо» и в первую очередь плавание. Многие солдаты тонут после того, как пароходы, на которых их перевозят, торпедируют подводные лодки.
Женщинам с европейской прической по этой улице ходить запрещается.
В школах в каждом классе надлежит вывесить национальный флаг.
— Не так, не так! Руку прикладывать к козырьку, сжав пальцы. Ты приветствуешь воина! Забудь о том, что тебе десять лет. На занятиях ты уже солдат.
В помощь полиции в деревнях организовать охранные отряды из подростков.
С сего числа распоряжением Министерства внутренних дел созданы соседские группы. В каждую объединяются десять семей, проживающих по соседству. Цель групп — политическая, экономическая и духовная мобилизация населения. Группам контролировать распределение продуктов и одежды, подписку на обязательный заем, сбор металлолома, а также разверстку трудовой повинности. Организовать посещение храмов и проводы солдат на фронт. Приходить на собрания, где ее члены обсуждают поведение и ошибки соседей. Старший группы входит в городской или сельский комитет. Туда же ему надлежит передавать все анонимные доносы и сообщения.
Соседские группы получили указание усилить контроль за духовным единством общества. Строго указано следить за тем, чтобы женщины не делали прическу на европейский лад.
В Иоимури пятидесятипятилетний Мияути отказался сделать принудительный денежный вклад в банк. На собрании соседской группы он был объявлен отщепенцем, затем последовали арест, допрос и заключение в тюрьму. Та же участь постигла и сорокапятилетнюю Богами, которая выразила на улице, около наклеенной на стене газеты, сомнение в правдивости военной сводки… Желаем группам благополучия и успеха.
Что ни день гремят по ночам в казармах звонки, вскакивают одурелые от смрадного ночного воздуха матросы, в охапку схватив робы и бескозырки, громыхая сапогами, скатываются по деревянным лестницам вниз от казарм к бухте, там припадают к торпедным аппаратам, забираются в турели к пулеметам, обрушиваются в люки к моторам в машинные отделения. Все изготовлено к выходу, катер замер около кнехтов, к которым привязан кормой и носом, сейчас матросы сбросят с чугунных вздыбленных столбов канаты, взревут, ударят винты, медленно поползет, вытянется на середину ночной зловещей воды горбатый морской торпедоносец… Отбой! Не взорвались, не ударили моторы, не полетели в воду сброшенные с кнехтов канаты, медленно выбираются из катера мотористы, пулеметчик, торпедист, расстегнул, стащил с головы шлем командир, грохочет сапогами, стягивает с ладоней чистые перчатки, идет в штаб. А в Корабле бродят в окнах красноватые огоньки, припали к стеклам испуганные женские лица: неужто началось? Нет, пронесло. Странно, непонятно, тревожно: а ну как уйдут? Кто вернется сам, кого принесут завернутого в белую, из госпиталя прихваченную простыню? Наконец слышны шаги — возвращаются из штаба, идут с катеров. Открывай дверь, лезь под одеяло, что же ты, дура, такая холодная? У окна стояла, тебя ждала…
Не сговариваясь, они стали встречаться в лесу. Нефедов выходил на дорогу и стоял, пока около Корабля не показывалась маленькая женская фигурка. Уходил за поворот и ждал, Таня догоняла, и они сворачивали в зеленую тишину, в зеленый сырой разлив.
— Неужели это лианы? — удивлялась она.
Он старательно вспоминал все, что слышал про местные диковинки.
Таня рассказала ему о соляных приисках, о Потылихе, о школьных подругах.
— Так я и вылетела замуж, — горько сказала и усмехнулась. — Впрочем, вас это не касается.
— Говорят, он пьет? — осторожно спросил Нефедов.
— И это тоже не касается. А что это за профессия — штурман?
— Первая женщина, которая меня спросила. Вы часто выходите ночью на улицу?
— Часто.
— Смотрите на звезды?
— Всегда.
— Так вот, я пошел в штурмана, потому что хотел научиться определять место. Свое место в жизни и место корабля в море. По вещам, которые нас окружают, по береговым огням и по звездам. Такая удивительная работа. Раньше людям, которые умеют делать ее, все завидовали. А теперь на корабли ставят счетные машины. Место завтра будет определять прибор. Профессия умрет. Мне горько.
— И мне…
Во время следующей встречи неожиданно, расставаясь, спросила:
— Вы поздно ложитесь спать?
— Поздно. До полуночи, привык, лежу, читаю. Я сейчас один — Кулагина послали в Новосибирск за техникой.
Больше ничего она не сказала.
Это случилось в полночь, когда на пирсе, у воды четыре раза пробили склянки. Послышался легкий стук Нефедов уронил книгу, которую читал, вскочил с кровати, бросился к двери.
В проеме, едва различимая в коридорной полутьме, стояла Таня. Не говоря ни слова, шагнула в комнату, закрыла за собой дверь. Оба растерянно замерли.
— Погаси свет, — сказала она и присела на кровать. Потом добавила: — Не говори ни слова.
Свет от фонаря за окном задрожал. Кровать поддалась, заскрипели пружины, одеяло поползло на пол.
— Руки, руки, — попросила она, — не надо, не помогай, я все сделаю сама…
— Уже четыре часа, — сказала Таня. — Можешь не смотреть на часы, я ведь чувствую время, научилась этому еще в детстве.
Первым вышел он. Коридор пуст, она сказала:
— Я думала, это страшнее, — и ушла.
Что случилось между ними, он понял не сразу. В штабе, работая с раздвижной параллельной линейкой и циркулем, прокладывал на карте маршрут будущего выхода. Одна карандашная линия — пойдут катера ВУ, вторая — в стороне будет держаться управляющий катер. Проложив маршрут, щелкнул, закрыл линейку, вспомнил: как вошла, как неумело раздевалась, как сказала «все равно ты меня не поймешь». Циркуль больно уколол палец. «Никогда бы не подумал, что она способна на такое. Вот удивила…», но больше не стал ломать голову, надо убирать карту, готовиться к выходу.
