К «юнкерсу» подогнали бензовоз. Полицейские, затушив сигареты, смотрели, как закачивают авиационный керосин в крылья самолета. С мыслью, что все впустую, Петер, окостенев лицом, упорно стоял на своем, потому что просто не мог придумать, что еще сделать. В прямоугольных окнах самолета виднелись лица пассажиров, без сомнения, любопытствующих, отчего это немецкому генералу в компании шести штатских вздумалось полюбоваться на дозаправку.
Емкости для горючего заполнены, крышки завинчены. Откладывать вылет дальше невозможно.
Петер не знал, что и придумать. Он ошибся в расчетах и выглядел дураком.
– Пассажиры могут подняться на борт, – сдерживая ярость, распорядился он и, совершенно уничтоженный, вернулся в зал вылета.
Ему хотелось кого-нибудь задушить. Сесть в лужу на глазах у генерала Брауна, не говоря уж о суперинтенданте Юэле! Тот, кто выбрал когда-то начальником отдела Юэля, а не его, может торжествовать. Юэль даже, чего доброго, воспользуется этой неудачей, чтобы избавиться от Петера, и запихнет его в какой-нибудь второстепенный отдел вроде службы организации движения.
Он встал у окна, чтобы посмотреть на вылет. Юэль, Браун и вся команда полукругом встали у него за спиной. Варде тоже переминался с ноги на ногу неподалеку, старательно делая вид, будто случившееся – в порядке вещей. Все вместе они смотрели, как поднимаются на борт четверо разгневанных пассажиров. Кто-то из наземных служб вынул из-под шасси тормозные колодки, забросил их на борт, после чего люк задраили.
Самолет покатил от места стоянки. И тут на Петера снизошло озарение.
– Остановите самолет! – приказал он, обращаясь к Варде.
– О, ради Бога… – вмешался Юэль.
Варде, казалось, вот-вот заплачет.
– Господин генерал! – обратился он к Брауну. – Мои пассажиры…
– Остановите самолет! – повторил Петер.
Варде по-прежнему просительно смотрел на Брауна. Поколебавшись, Браун кивнул:
– Делайте, как вам говорят.
Варде взялся за телефон.
– Господи, Флемминг, надеюсь, вы осознаете, что делаете, – вздохнул Юэль.
Самолет выкатился на взлетную полосу, сделал разворот и вернулся к стоянке. Люк открылся, и тормозные колодки снова выбросили к ногам наземной команды.
Во главе с Петером его команда направилась к самолету. Пропеллеры, замедлив вращение, остановились. Два механика в комбинезонах принялись устанавливать тормозные колодки.
– Подайте-ка мне эту штуку! – окликнул Петер одного из них.
Тот с испуганным видом повиновался.
Колодка представляла собой треугольный деревянный брусок сантиметров тридцати высотой – весь в грязи, тяжелый и монолитный.
– А теперь второй, – велел Петер.
Механик подлез под фюзеляж и достал вторую колодку.
Выглядела она так же, как первая, но на вес показалась легче. Повертев ее, Петер обнаружил на одной из сторон скользящую крышку, как у пенала, и отодвинул ее. Внутри оказался аккуратный пакет, завернутый в промасленную бумагу.
С невыразимым облегчением Петер перевел дух.
Механик повернулся и пустился бежать.
– Задержите его! – крикнул Петер, но и так было ясно, что задержать надо.
Увернувшись от одного из преследователей, беглец попытался проскочить мимо Тильде, видно, считая, что оттолкнуть женщину труда не составит. Не тут-то было. Тильде развернулась, как балерина, пропустила его мимо себя, а потом сделала подножку. Механик полетел носом вниз. Тут подскочил Дреслер, схватил его за плечо, рывком поставил на ноги и вывернул руку за спину.
– Арестуйте второго механика. Он не мог не знать, что происходит, – кивнул Петер Эллегарду и перевел внимание на пакет.
Он развернул промасленную бумагу. Вынул два экземпляра «Положения дел», передал их Юэлю. Юэль посмотрел на газету, потом на Петера. Петер, глядя ему в глаза, выжидательно молчал.
– Отличная работа, Флемминг, – нехотя признал Юэль.
– Я просто делаю что положено, – улыбнулся Петер.
Юэль отвернулся, ничего не сказав.
– Надеть наручники и отправить в управление для допроса, – приказал Петер своим агентам.
Но это было не все. В пакете лежало еще что-то. Петер извлек несколько листков бумаги, скрепленных вместе. На них – напечатанные на машинке столбцы по пять цифр. Петер поразглядывал их в недоумении, пока не сообразил, какая удача ему выпала. На такое он не смел и надеяться. Похоже, это зашифрованное послание.
Он подал бумаги Брауну:
– Господин генерал, похоже, мы раскрыли шпионскую сеть.
Браун, глянув на бумаги, даже побледнел.
– Похоже, вы правы!
– Полагаю, в германской армии имеется подразделение, которое занимается расшифровкой вражеских депеш?
– Не сомневайтесь, имеется.
– Прекрасно, – улыбнулся Петер.
Древний экипаж, запряженный двумя лошадьми, встретил Харальда Олафсена и Тика Даквитца на железнодорожной станции в Кирстенслоте, родной деревне Тика. Тик пояснил, что экипаж годами стоял в амбаре, пока его не вернули к жизни введенные немцами ограничения на бензин. Колымага блистала свежей краской и претендовала на современность, тогда как впряженные в нее кони явно выглядели тружениками полей, да и возница смотрелся так, словно ему привычней идти за плугом, чем сидеть на облучке.
Тик пригласил Харальда на выходные, чем удивил друга. У Трех Балбесов не было заведено ездить друг к другу в гости, хоть они и дружили все семь школьных лет. Возможно, это следствие бурного антинацистского выступления Харальда на встрече с Аггером. Наверное, родителям Тика стало любопытно взглянуть на пасторского сынка, который озабочен преследованиями евреев.
По пути со станции они миновали небольшую деревню, где имелись церковь и таверна. Выехав за околицу, свернули с дороги и проехали между двумя массивными каменными львами. Примерно в полумиле, в конце подъездной дороги, Харальд увидел волшебный замок с башенками и укреплениями.
Данию не удивить такими замками – их сотни. Мысль об этом приносила Харальду утешение. Пусть страна маленькая, не всегда она безвольно склонялась перед завоевателями. Может, не совсем иссяк еще дух викингов?
Некоторые замки были настоящими историческими памятниками, их преобразовали в музеи и туристические приманки. Многие играли роль представительных поместий, где жили богатые люди, занимающиеся сельским хозяйством. В промежуточном положении находились красивые здания самых влиятельных людей королевства. Кирстенслот – замок носил то же имя, что и деревня – был из их числа.
Харальд немного оробел. Он знал, что Даквитцы богаты – и отец Тика, и дядя были банкирами, – но реальность превзошла ожидания.
«Что, если не сумею вести себя так, как требуется? – запаниковал Харальд. – Ведь жизнь в пасторском доме совсем не такая, как здесь!»
Ранним субботним вечером друзья высадились у парадной двери, величественной, как вход в собор. Харальд нес в руке маленький саквояж. Мраморный вестибюль был наполнен старинной мебелью, огромными расписными вазами, статуями и картинами в тяжелых золоченых рамах. Семья Харальда строго придерживалась второй заповеди, запрещающей создавать подобия как земного, так и небесного, потому картин в пасторском доме не держали (хотя Харальд знал, что их с Арне младенцами мать втайне от отца сфотографировала – он нашел эти снимки в ящике комода, где мать держала чулки). От обилия в доме Даквитцев произведений искусства ему сделалось не по себе.
Они поднялись по великолепной лестнице, и Тик привел его в спальню.
– Это моя комната, – сказал он.
Слава Богу, там не было ни картин старых мастеров, ни китайских ваз – только вещи, какие найдешь в комнате любого восемнадцатилетнего парня: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих в знойной позе, кларнет да рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия» с кузовом, разработанным дизайнерами фирмы «Пенин Фарина».
Харальд взял со стола фотографию в рамке. На ней Тик, снятый года четыре назад, стоял рядом с девочкой примерно того же возраста.
– Неужели подружка?
– Моя сестра-близняшка Карен.
– А-а… – Харальд смутно помнил, что у Тика имеется сестра. На фотографии она была повыше, чем Тик, и вроде посветлей. – А непохоже, что вы близнецы, уж больно она хорошенькая.
– Ты, олух, похожие близнецы всегда одного пола.
– Она учится?
– Да, в Датском королевском балете.
– Я не знал, что при балете есть школа.
– Если хочешь попасть на сцену, нужно сначала выучиться. Некоторые девочки начинают в пять лет. Им дают такие же уроки, как нам, и еще учат танцу.
– Ей нравится?
Тик пожал плечами.
– Тяжелый, говорит, труд. – Открыв дверь, по короткому коридору он прошел к ванной и показал еще одну спальню, поменьше. – Это твоя, если не возражаешь. Ванная общая.
