– Что?
– Да… – «Карл» прошмыгнул между почтовой машиной и автобусом. – Я не хотел говорить вам этого раньше.
– Это все равно! – недовольно заметил Жаффе. – Я помогаю людям независимо от километража. Поезжайте на вокзал. Поездом мы доберемся скорее.
– Нет. – Кестер мчался уже по предместью. Ветер срывал слова с его губ. – Я справлялся… Поезд уходит слишком поздно…
Он снова посмотрел на Жаффе, и доктор, очевидно, увидел в его лице что-то новое.
– Помоги вам Бог! – пробормотал он. – Ваша приятельница?
Кестер отрицательно покачал головой. Больше он не отвечал.
Огороды с беседками остались позади. Кестер выехал на шоссе. Теперь мотор работал на полную мощность. Врач съежился за узким ветровым стеклом. Кестер сунул ему свой кожаный шлем. Непрерывно работал сигнал. Леса отбрасывали назад его рев. Только в деревнях, когда это было абсолютно необходимо, Кестер сбавлял скорость. На машине не было глушителя. Громовым эхом отдавался гул мотора в смыкавшихся за ними стенах домов, которые хлопали, как полотнища на ветру; «Карл» проносился между ними, обдавая их на мгновение ярким мертвенным светом фар, и продолжал вгрызаться в ночь, сверля ее лучами.
Покрышки скрипели, шипели, завывали, свистели – мотор отдавал теперь всю свою мощь. Кестер пригнулся к рулю, его тело превратилось в огромное ухо, в фильтр, просеивающий гром и свист мотора и шасси, чутко улавливающий малейший звук, любой подозрительный скрип и скрежет, в которых могли таиться авария и смерть.
Глинистое полотно дороги стало влажным. Машина начала юлить и шататься в стороны. Кестеру пришлось сбавить скорость. Зато он с еще большим напором брал повороты. Он уже не подчинялся разуму, им управлял только инстинкт. Фары высвечивали повороты наполовину. Когда машина брала поворот, он не просматривался. Прожектор-искатель почти не помогал – он давал слишком узкий сноп света. Врач молчал. Внезапно воздух перед фарами взвихрился и окрасился в бледно-серебристый цвет. Замелькали прозрачные клочья, похожие на облака. Это был единственный раз, когда, по словам Жаффе, Кестер выругался. Через минуту они неслись в густом тумане.
Кестер переключил фары на ближний свет. Машина плыла в вате, проносились тени, деревья, смутные призраки в молочном море, не было больше шоссе, остались случайность и приблизительность, тени, разраставшиеся и исчезавшие в реве мотора.
Когда через десять минут они вынырнули из тумана, лицо Кестера было землистым. Он взглянул на Жаффе и что-то пробормотал. Потом дал полный газ и продолжал путь, прижавшись к рулю, холодный и снова овладевший собой…
Липкая теплынь разлилась по комнате, как свинец.
– Еще не прекратилось? – спросил я.
– Нет, – сказал врач.
Пат посмотрела на меня. Вместо улыбки у меня получилась гримаса.
– Еще полчаса, – сказал я.
Врач поднял глаза:
– Еще полтора часа, если не все два. Идет дождь.
С тихим напевным шумом падали капли на листья и кусты в саду. Невидящими глазами я вглядывался в тьму. Давно ли мы вставали по ночам, забирались в резеду и левкои и Пат распевала смешные детские песенки? Давно ли садовая дорожка сверкала белизной в лунном свете и Пат бегала среди кустов, как гибкое животное?..
В сотый раз я вышел на крыльцо. Я знал, что это бесцельно, но все-таки ожидание как-то сокращалось. В воздухе висел туман. Я проклинал его; я понимал, каково было Кестеру. Сквозь теплую пелену донесся крик птицы.
– Заткнись! – проворчал я. Мне пришли на память рассказы о вещих птицах. – Ерунда! – громко сказал я.
Меня знобило. Где-то гудел жук, но он не приближался… он не приближался. Он гудел ровно и тихо: потом гудение исчезло; вот оно послышалось снова… вот опять… Я вдруг задрожал… это был не жук, а машина; где-то далеко она брала повороты на огромной скорости. Я словно окостенел и затаил дыхание, чтобы лучше слышать: снова… снова тихий, высокий звук, словно жужжание разгневанной осы. А теперь громче… я отчетливо различал высокий тон компрессора! И тогда натянутый до предела горизонт рухнул и провалился в мягкую бесконечность, погребая под собой ночь, боязнь, ужас, – я подскочил к двери и, держась за косяк, сказал:
– Они едут! Доктор, Пат, они едут. Я их уже слышу!
В течение всего вечера врач считал меня сумасшедшим. Он встал и тоже прислушался.
– Это, вероятно, другая машина, – сказал он наконец.
– Нет, я узнаю мотор.
Он раздраженно посмотрел на меня. Видно, он считал себя специалистом по автомобилям. С Пат он обращался терпеливо и бережно, как мать; но стоило мне заговорить об автомобилях, как он начинал метать сквозь очки гневные искры и ни в чем не соглашался со мной.
– Невозможно, – коротко отрезал он и вернулся в комнату.
Я остался на месте, дрожа от волнения.
– «Карл», «Карл»! – повторял я.
Теперь чередовались приглушенные удары и взрывы. Машина, очевидно, уже была в деревне и мчалась с бешеной скоростью вдоль домов. Вот рев мотора стал тише; он слышался за лесом, а теперь он снова нарастал, неистовый и ликующий. Яркая полоса прорезала туман… Фары… Гром… Ошеломленный врач стоял около меня. Слепящий свет стремительно надвигался на нас. Заскрежетали тормоза, и машина остановилась у калитки. Я побежал к ней. Профессор сошел с подножки. Он не обратил на меня внимания и направился прямо к врачу. За ним шел Кестер.
– Как Пат? – спросил он.
– Кровь еще идет.
– Так бывает, – сказал он. – Пока не надо беспокоиться.
Я молчал и смотрел на него.
– У тебя есть сигарета? – спросил он.
Я дал ему закурить.
– Хорошо, что ты приехал, Отто.
Он глубоко затянулся.
– Решил, так будет лучше.
– Ты очень быстро ехал.
– Да, довольно быстро. Туман немного помешал.
Мы сидели рядом и ждали.
– Думаешь, она выживет? – спросил я.
– Конечно. Такое кровотечение неопасно.
– Она никогда ничего не говорила мне об этом.
Кестер кивнул.
– Она должна выжить, Отто! – сказал я.
Он не смотрел на меня.
– Дай мне еще сигарету, – сказал он. – Забыл свои дома.
– Она должна выжить, – сказал я, – иначе все полетит к чертям.
Вышел профессор. Я встал.
– Будь я проклят, если когда-нибудь еще поеду с вами, – сказал он Кестеру.
– Простите меня, – сказал Кестер, – это жена моего друга.
– Вот как! – сказал Жаффе.
– Она выживет? – спросил я.
Он внимательно посмотрел на меня. Я отвел глаза в сторону.
– Думаете, я бы стоял тут с вами так долго, если бы она была безнадежна? – сказал он.
Я стиснул зубы и сжал кулаки. Я плакал.
– Извините, пожалуйста, – сказал я, – но все это произошло слишком быстро.
– Такие вещи только так и происходят, – сказал Жаффе и улыбнулся.
– Не сердись на меня, Отто, что я захныкал, – сказал я.
Он повернул меня за плечи и подтолкнул в сторону двери:
– Войди в комнату. Если профессор позволит.
– Я больше не плачу, – сказал я. – Можно мне войти туда?
– Да, но не разговаривайте, – ответил Жаффе, – и только на минутку. Ей нельзя волноваться.
От слез я не видел ничего, кроме зыбкого светового пятна, мои веки дрожали, но я не решался вытереть глаза. Увидев этот жест, Пат подумала бы, что дело обстоит совсем плохо. Не переступая порога, я попробовал улыбнуться. Затем быстро повернулся к Жаффе и Кестеру.
– Хорошо, что вы приехали сюда? – спросил Кестер.
– Да, – сказал Жаффе, – так лучше.
– Завтра утром могу вас увезти обратно.
– Лучше не надо, – сказал Жаффе.
– Я поеду осторожно.
– Нет, останусь еще на денек, понаблюдаю за ней. Ваша постель свободна? – обратился Жаффе ко мне.
Я кивнул.
– Хорошо, тогда я сплю здесь. Вы сможете устроиться в деревне?
– Да. Приготовить вам зубную щетку и пижаму?
– Не надо. Имею все при себе. Всегда готов к таким делам, хотя и не к подобным гонкам.
– Извините меня, – сказал Кестер. – Охотно верю, что вы злитесь на меня.
– Нет, не злюсь, – сказал Жаффе.
– Тогда мне жаль, что я сразу не сказал вам правду.
Жаффе рассмеялся:
– Вы плохо думаете о врачах. А теперь можете идти и не беспокоиться. Я остаюсь здесь.
Я быстро собрал постельные принадлежности. Мы с Кестером отправились в деревню.
– Ты устал? – спросил я.
– Нет, – сказал он, – давай посидим еще где-нибудь.
Через час я опять забеспокоился.
– Если он остается, значит, это опасно, Отто, – сказал я. – Иначе он бы этого не сделал…
– Думаю, он остался из предосторожности, – ответил Кестер. – Он очень любит Пат. Когда мы ехали сюда, он говорил мне об этом. Он лечил еще ее мать…
– Разве и она болела этим?..
– Не знаю, – поспешно ответил Кестер, – может быть, чем-то другим. Пойдем спать?
– Пойди, Отто. Я еще взгляну на нее разок… так… издалека.
– Ладно. Пойдем вместе.
– Знаешь, Отто, в такую теплую погоду я очень люблю спать на воздухе. Ты не беспокойся. В последнее время я это делал часто.
