— Тихо! Пикнешь — убью…
Леонид и Константин связали часового, засунув в рот кляп. Рослый, плечистый Рогалев, не теряя времени, нащупал замок, легким ломиком взломал его. Железо глухо звякнуло, дверь подалась. Пахнуло прелой соломой и неприятной сыростью.
— Илья, замени часового, ты в шинели и фуражке, — скомандовал Горшков. — Костя, идем со мной.
В углу лежали Кормильцевы. Бросился к ним Рогалев, разрезал веревки, поднял Михаила и понес к выходу. Следом вел грузного Захара Яковлевича Леонид Горшков.
Пока выбирались из поселка, рисковали ежесекундно наткнуться на патрулей. Леонид и Костя шли с трудом: слишком тяжелыми были ноши. На окраине поселка идущий впереди Рогалев камнем упал с Мишей на землю в полынь, подал голос:
— Ложись!
В темноте друзья различили двух солдат. Леонид достал наган. Но пьяное бормотанье подошедших успокоило его. Невольно подумал, что солдаты могут пройти мимо амбара, где, заменяя часового, все еще стоял Илья Петряков.
Наконец добрались до подводы в березняке. Появился Илья Петряков. Быстро усадили Кормильцевых в дрожки.
— До смены часового осталось около получаса. Будем держать направление к урочищу Курлады.
К урочищу добрались благополучно. Сняли с дрожек Кормильцевых. Очнувшись, Михаил слабо простонал:
— Пить.
Озеро было рядом, но в чем принести воды? Илья Петряков нашел ржавую банку, побежал к озеру, набрал воды.
С каждым глотком прибывали силы у Михаила.
— Слушай, Леня, — он повернулся к Леониду, — надо немедленно сообщить Голубцову и Екимову очень важные сведения. На днях приедут командующий местной группировкой войск генерал Сахаров и начальник Челябинской контрразведки капитан Госпинас. Они обеспокоены частыми срывами поставок угля для армии, предлагают водить шахтеров на работу под охраной солдат, — Миша закрыл глаза, облегченно вздохнул и снова заговорил: — Помнишь тех, кого арестовали в июне после взрыва железнодорожного моста между Козырево и Ванюши. Секретаря партячейки Кыштымских копей Прокопьева, десятника Федора Иванова, шахтера Долгова, Ивана Трусова, Федора Наумова. Их на днях повезут из Челябинска в Новониколаевск[14]. Это мне Настя Собакина сказала. Как Настя? Ее не забрали?
— Ушла она, — отозвался Горшков. — Сам видел. Я же рядом с тобой был, бросил в Долгодворова пакет с известью, но промахнулся.
Застонал Захар Яковлевич. Жадно стал глотать воду.
— Урядника Урванцева, ребята, не забудьте, — произнес он. — Старался побольнее бить…
Наплывал серый рассвет. Медлить было нельзя.
— Укроетесь пока в стоге сена, — сказал Леонид. — Я скоро вернусь. Привезу хлеба и воду. День придется пролежать здесь, а ночью перевезем.
Устроили в сене лаз, помогли перебраться туда Захару Яковлевичу и Мише, дали им винтовку, пять гранат, сорок патронов, И вот уже мягко проскрипели колеса дрожек, стало тихо.
Вставал рассвет. Миша задремал. Захар Яковлевич зорко посматривал в щелку за дорогой, охраняя сон сына. И вдруг замер. Шесть всадников мчались в сторону Севостьяново. И снова вокруг глухая утренняя тишина.
А казаки скакали в Севостьяново не случайно.
Как и предвидел Леонид Горшков, исчезновение арестованных обнаружили только при смене часового. Чех Марко весело шутил, развязывая солдата:
— Богу слава, что живым оставили тебя. Много их было?
— Трое.
— Не заливай, друг. На такое дело большевики ходят всегда целым взводом.
— Хотел бы я тебя видеть на моем месте.
Весть о побеге Кормильцевых привела Норенберга в ярость.
— Идиоты! — кричал он на разводящего. — Вам свиней пасти, а не арестованных! Живо часового под арест! Поднять по тревоге взвод конных казаков! Разослать нарочных в соседние поселки и деревни. И пусть казаки не возвращаются, пока беглецы не будут здесь.
В напряженном ожидании сидели на конспиративной квартире Казимира Купора Степан Голубцов и Василий Екимов. Густая осенняя тьма ночи неохотно уступала место безликой предутренней мгле. Василий Яковлевич подошел к окну.
— Чем ближе к рассвету, тем труднее будет Горшкову с ребятами возвращаться, — тихо сказал Екимов. — Чего они медлят? Или не удалось освободить Кормильцевых?
И снова в комнате безмолвие.
Легкий стук в дверь. Все замерли. Еще один стук. Приподнял голову Егор Полещук, спавший с полуночи на койке, рванулся рукой под подушку, к нагану.
— Тихо, — остановил его Голубцов, подходя к двери.
И третий стук. Все облегченно вздохнули: свои.
— Открывай, — кивнул Голубцов Казимиру.
Вошел улыбающийся Леонид Горшков. На лице — ни капли усталости. Кивнул головой и сказал:
— Все в порядке.
— Молодцы, ребята, — кивнул Екимов, когда Леонид обо всем рассказал. Помолчав, обернулся к Полещуку: — Через часик-другой, как появится на улицах народ, езжайте в Челябинск к Софье Авсеевне. Сообщите все, что слышали от Горшкова. Возможно, там примут меры по спасению людей, которых отправляют из Челябинска в поезде смерти. Привезите два паспорта, пропуска. Кормильцевым здесь оставаться нельзя.
— Хорошо, — мотнул головой Полещук.
— Попроси хотя бы сотню листовок, — добавил Голубцов.
Екимов повернулся к Горшкову.
— Сегодня ночью отвезешь Кормильцевых на заимку к Федулу Царионову. А сейчас, Леня, осторожно проберись к дому Кормильцевых. Возьми чистую одежду и что-нибудь из еды.
— Опасаюсь, смогут ли Кормильцевы в стогу сена пробыть незаметно до ночи. Мимо шныряют патрули, кто-нибудь ненароком захочет покормить коня.
— Что предлагаешь?
— Днем увезти их на заимку. Сделать по лесу лишний десяток верст, зато люди будут в безопасности. Дороги с Курладов до заимки я все знаю, выберу лучшую.
Опасное дело предлагал Горшков. Казачьи разъезды рыщут, конечно, по всем тропам. Но и в стоге сена Кормильцевым оставаться опасно.
— Что ж, Леня, действуй, — Екимов протянул руку. — До сих пор тебе чертовски везло, авось счастье не отвернется и на сей раз от тебя.
— А я его к лошадиной дуге привяжу, никуда не денется, — отшутился Леонид.
У Кормильцевых не спали. На осторожный стук сразу же отозвалась хозяйка, Анастасия Семеновна.
— Я Горшков, — приглушенно ответил Леонид.
— Где наши? — Анастасия Семеновна опустилась на стул. — Измучилась я.
— Живы-здоровы! Быстрее дайте одежду и чего-нибудь поесть.
В комнате жарко. Леонид расстегнул пиджак, и Анастасия Семеновна заметила за поясом парня наган и две ребристые гранаты.
— Это к чему? — кивнула на оружие. — Сплошняком же патрули бродят.
— Для них и припас, — улыбнулся Леонид.
Собрав узел с одеждой и едой, хозяйка сунула Леониду бутылку перцовой настойки.
— Пусть побои смочат, полегчает, — тихо сказала она.
Леонид вышел из дома, огляделся. Кое-где над бараками и землянками уже вились чахлые струйки дыма. Поселок начал оживать. И все же Горшков опять пошел огородами. Лучше попасть под сердитый окрик хозяйки, чем в руки патрулей.
Вернувшись в березовый перелесок, где оставил лошадь, Леонид решил, что ехать еще рано, прилег и незаметно задремал. Лишь ощутив на лице ласковую теплоту солнечных лучей, торопливо вскочил. Судя по поднявшемуся солнцу, было часов десять-одиннадцать.
Ненакатанными лесными дорогами мчал конь дрожки к урочищу Курлады. Оба — Миша и Захар Яковлевич — вылезли из стога на тихий окрик Леонида.
— Ого! Да вы уже на поправку пошли, — засмеялся Леонид. — Вот вам одежда, переодевайтесь. Потом подкрепляйтесь и живее на заимку Федула Царионова.
Окровавленную одежду сожгли. Поехали обходной лесной дорогой.
Подъезжая стороной к дороге на поселок Афон, Леонид передал вожжи Захару Яковлевичу.
— Мы с Мишей будем наготове. Здесь рядом дорога на Челябинск, всего можно ожидать, — и обернулся к Михаилу. — Стрелять сможешь?
— Конечно!
Уже за поселком неожиданно увидели вдалеке двух конников.
— Не очень хочется, чтобы беляки видели, куда мы едем, — тревожно, прищурив глаза, произнес Леонид. — А их нам не миновать. Видишь, как быстро скачут. Что ж, придется ссадить их. Бери ближнего.
Не более пятидесяти саженей оставалось солдатам до дрожек, когда грянули два выстрела. Белогвардейцы свалились с коней. Леонид подбежал к ним. Прихрамывая, подошел и Миша. Они забрали у белогвардейцев документы, оружие. Это были солдаты из комендантского взвода 21-го Челябинского кадрового полка. Кони стояли невдалеке. Поймать их не составило большого труда. В подсумке одного седла нашли пакет под сургучной печатью на имя управляющего копями Попова.
Леонид осторожно вскрыл пакет:
«Подателю сего без промедления выдать пять вагонов угля. Генерал Сахаров».
Леонид присвистнул:
