— Штабная культура — не прихоть, а боевая необходимость, — поучал он подчиненного, — вы запятую в приказе не на том месте поставили и думаете — пустяк, а из-за этой запятой в море, глядишь, человеческими жизнями придется расплачиваться…
Короче, появился наконец у меня надежный боевой заместитель. Теперь-то были все основания надеяться, что командующий все же отпустит меня в боевой поход. Потребность в этом я ощущал с каждым месяцем все большую. Я говорил уже, что первые месяцы для нас были месяцами трудной, напряженной учебы. Мы постигали искусство воевать. Командиры и их экипажи возвращались из боевых походов не только с победами и неудачами. Они возвращались и с вопросами. На разборах походов многие из них удавалось разрешать. Для этого мне приходилось мобилизовывать весь свой многолетний опыт подводника. Но все чаще и чаще ощущал, что его не хватает, что для того, чтобы объективно и конкретно оценивать подчиненных, мне остро необходимы личные впечатления об условиях, в которых приходится действовать нашим лодкам на коммуникациях врага. Мне самому надо было испытать тяготы походной жизни.
С этими соображениями я пришел к А. Г. Головко, Он внимательно выслушал меня и спросил:
— На какой лодке комбриг намеревается отправиться в боевой поход?
— Думаю, на «К-22». С Котельниковым.
Лодка эта уже выходила в море, но поход был безрезультатным. Конечно, капитан 3 ранга В. Н. Котельников — командир опытный, в обеспечении не нуждался. Более того, я сам рассчитывал подметить в его работе немало полезного и поучительного для себя. Ну а экипаж «К-22» — молод, совсем недавно сформирован, практически несплаван. Так что мое присутствие на борту было бы нелишним. Все это я и изложил Головко.
— Добро, — согласился он. — А куда конкретно, в какой район вы полагаете направиться?
Я назвал несколько возможных районов боевых действий.
— Вот что, — после некоторых размышлений сказал Головко, — сходите-ка вы к Гаммерфесту. Фашисты активно используют там для своих перевозок шхерные фарватеры. Гаджиев в том районе очень удачно поохотился, сначала на «К-21» с Жуковым, а теперь вот и на «К-3» с Малофеевым. Шхеры эти — перспективный район, и хотим мы или не хотим, а его придется осваивать. Вот и осмотритесь там, как следует…
Итак, решено: идем на смену Гаджиеву к Гаммерфесту. Задача: произвести минные постановки, перегородить подходы к вражескому порту. А затем попытать счастья в охоте за вражескими кораблями и судами.
Вечером 6 декабря «К-22» отдает швартовы. Тьма, снежная круговерть, а на причале — десятки людей: А. Г. Головко, А. А. Николаев, Н. А. Торик, начальник штаба бригады, все командиры и комиссары лодок, находящихся в базе. Впервые ощущаю, как трогателен и значителен этот сложившийся у нас ритуал торжественных проводов экипажей, уходящих на боевое задание.
Пирс и фигуры людей быстро тают в седой мгле, но ладони долго еще хранят тепло дружеских рукопожатий, а сердце — искренность добрых напутствий.
Баренцево море встречает нас свежим ветром. Море неспокойно — 4–5 баллов. Крупные пологие волны заливают надстройки и мостик, яростно бьются в борта «катюши». Мириады колючих брызг осыпают лица тех, кто находится наверху. На антеннах, леерах, тумбах, перископах, орудиях буквально сразу же появляется наледь.
Командир «К-22» Виктор Николаевич Котельников стоит наперекор ледяному ветру лицом к нему и не шелохнется. Широкоплечий, коренастый, с неизменной трубкой в зубах… Настоящий помор. Внешне суров, жестковат, но в действительности очень чуток и душевен. Котельников — одна из наиболее заметных фигур среди подводников-североморцев, один из наиболее уважаемых и авторитетных командиров.
Авторитет этот В. Н. Котельников завоевывал годами. Лодка «Д-3», которой он командовал в довоенное время, побывала во многих трудных и ответственных плаваниях. Баренцево море Котельников знает прекрасно. К тому же на его счету и знаменитый поход, совершенный зимой 1938 года, когда «Д-3» вместе с другими кораблями и судами принимала участие в спасении папанинцев. В том плавании путь подводникам преградила ледовая перемычка шириной до 5 кабельтовых. Убедившись, что дальше простирается чистая вода, Котельников принял решение форсировать перемычку в подводном положении. Так «Д-3» совершила первое на Севере плавание под арктическими льдами.
13 мая 1941 года Виктор Николаевич получил назначение на новую лодку — «К-22». В октябре привел ее с Балтики на Север.
«Катюша» — лодка особая. Это, можно сказать, гордость советских подводников. Кораблей такого класса, равных ей, в то время в мире еще не было. «Катюши» были созданы в конструкторском бюро, которое возглавлял один из талантливейших советских конструкторов подводных кораблей Михаил Алексеевич Рудницкий. Это были превосходные по своим характеристикам лодки. Надводное водоизмещение их составляло 1490 тонн, подводное — 2100 тонн. Надводная скорость — 21 узел, подводная — 10,3 узла. Лодки типа К имели десять торпедных аппаратов (шесть носовых и четыре кормовых). Кроме того, на борт можно было принимать двадцать мин, имелось мощное артиллерийское вооружение — две 100-миллиметровые и две 45-миллиметровые пушки. Все три вида оружия, которым может обладать подводный корабль, были сконцентрированы па одной лодке. Это была большая сила.
О достоинствах «катюши» и зашел у нас разговор с В. Н. Котельниковым в самом начале похода.
— Лодка — мечта, — говорил он мне. — Вы только взгляните, как она держится на волне. И какой ход! Два дизеля — не одна тысяча лошадок… А ведь еще и «ишачок» имеется на крайний случай…
— «Ишачок»?
— Да это так моряки запасной движок прозвали. Работает он практически безотказно.
Оценку эту вскоре приходится проверять на деле. Ветер крепчает, дует прямо в лоб — мордотык, как говорят поморы. Но скорость хода сбавлять нельзя: у Гаммерфеста мы должны быть в назначенный срок.
«К-22» то и дело меняет курс. Идем по замысловатой кривой — противолодочным зигзагом. Это, к сожалению, удлиняет наш путь, но что делать — предосторожность необходима.
Котельников с вахтенным командиром остаются на мостике, а я решаю пройти по кораблю, посмотреть, чем живет, чем дышит в первые часы боевого похода экипаж. Прохожу один отсек за другим, беседую с людьми. У старшин и краснофлотцев настроение боевое, приподнятое. Люди знают, какая сложная задача им предстоит. Проинформировать их позаботился военком лодки старший политрук Л. Н. Герасимов. Понимает комиссар, что успех выполнения общей задачи прежде всего зависит от того, насколько четко знает свой маневр каждый моряк.
Многие подводники, свободные от вахты и желающие подышать свежим морозным воздухом, собрались в боевой рубке. На «катюшах» она довольно просторная и свободная. Отсюда, когда корабль находится под водой, командир управляет им. В надводном же положении это нечто вроде традиционного флотского полубака — место задушевных и непринужденных разговоров о флотском житье-бытье. Непринужденности способствует и то, что в рубке разрешено курить, не выходя наверх.
Идут и идут моряки на «полубак». Кто с папиросой, кто с трубкой-носогрейкой. Тут как тут и Герасимов. Разговор идет вроде самый вольный — о довоенной жизни, о родных местах. Но стоит прислушаться повнимательней, и понимаешь, что это вовсе не обычный разговор, а важная беседа, с большим смыслом, умно и расчетливо направляемая опытным пропагандистом и воспитателем.
Среди присутствующих два уроженца Ленинграда — командир минно-торпедной боевой части лейтенант Георгий Сапунов и краснофлотец Сергей Приемышев. Оба коренные ленинградцы, оба с Малой Охты. Они почти ровесники. Когда-то даже занимались в одном спортивном обществе. А теперь вот встретились на «К-22». Приемышев был назначен в подчинение к Сапунову, который окончил в 1939 году Военно-морское училище имени М В. Фрунзе. Как это и бывает у настоящих моряков, давняя дружба не мешает Сапунову командовать минером, а Приемышеву четко исполнять приказания командира. Ну а вот в такие свободные от исполнения служебных обязанностей минуты они просто старые друзья, и оба не прочь вспомнить ленинградскую юность, белые ночи, широкие проспекты, красавицу Неву.
Военком Герасимов тут же подключается к разговору. Он ведь тоже имеет к Ленинграду отношение: когда-то воспитывался в одном из его детских домов С пятнадцати лет работал токарем на заводе «Электросила».
Говорят моряки об Эрмитаже, об Исаакиевском соборе, об улице Росси. И вдруг Герасимов оборачивает все на очень серьезный лад:
— Фашисты стоят у стен Ленинграда. Думают, что им удастся задушить наш любимый город. Как бы не так! Ленинград выстоит! Вся страна с ним!
Столько страсти в словах комиссара, что у моряков сами собой сжимаются кулаки.
Великая сила — комиссарское слово. Нецветасто вроде внешне, не изысканно с точки зрения высокой стилистики. Но есть в нем главное — правда, убежденность, есть вера в партию, вера в людей. И это-то вдохновляет моряков, это и делает комиссарское слово своего рода эликсиром мужества.
