Говоров спросил:
— Как думаете, ребята, за народ ли воюет наша «народная армия»?
— Совсем против народа, за кулачьё и кровавую буржуазию! — зашумели солдаты. — Что творят по деревням? Шомполами мужиков порют до смерти, а которых и вешают! Последнюю овцу забирают. Хорошо, что мы не в пехоте, в этом деле не участвуем, об орудиях заботясь. Какое уж тут «за народ»…
— Зачем же нам служить в такой «народной армии»? — задал вопрос Леонид Алексадрович.
Солдаты притихли, задумались.
— Мы понимаем, что против совести идём, — сказал фейерверкер Никаноров. — Каждый ждёт случая в плен сдаться.
— Да ты, подпоручик, всё позицию выбирал неподходящую, — заметил Македон Иваныч, подливая в чашку кулеша. — Подальше от противника. Трусоват, что ли?
Солдаты засмеялись, а Говоров покраснел: вдруг и вправду думают, что он из трусости стрелял мало и неметко и вообще старался от боевых действий уклониться?
— Не гневайся, — сказал Пятерня. — Не обижайся на солдатскую шутку, подпоручик. Мы тебя раскусили. Однако, чтобы принять решение, от которого судьба и жизнь зависят, обязаны мы задать тебе прямой вопрос: с какой стати заводишь разговор, какова твоя линия?
— Справедливо, — кивнул Говоров. — Должен объяснить: за буржуазию и власть торговцев воевать не хочу, не желаю и не буду. Вы же поняли, как наша батарея стреляла по красным.
— Сперва удивлялись, потом поняли!
— Если вы мне доверяете, нынче же ночью попортим орудия и с одними винтовками будем пробираться в расположение Красной Армии. Вынимайте замки из орудий, закопайте в точном месте. Уйдём к красным и будем бороться за дело народа. Вот вам и вся моя линия!
Той же ночью пятнадцать солдат 8-й дивизии белых дезертировали и стали пробираться навстречу красным войскам. Дорога была трудной и опасной. Приходилось прятаться днём, а порой и отстреливаться. Добрались до окраин города Томска, где всё ещё держалось колчаковское «правительство». Но не долго осталось ему держаться. В тот же день, отыскав знакомых, Говоров узнал, что в городе готовится восстание и создана рабочая дружина. Солдаты Говорова вступили в эту дружину и стали учить рабочих обращаться с оружием.
Восстание в Томске началось 17 декабря. «Верховное правительство» лишилось всякого авторитета, и никто его не поддерживал. Рабочие отряды захватили город. Части Томского гарнизона перешли на сторону восставших.
А вскоре в город вступила Красная Армия.
Вопрос «С кем идти?» уже не возникал. Говоров мог идти только с Россией, с её народом, которым руководят коммунисты-большевики. Иных путей для него не было. Вопрос «Кем быть?» он тоже решил. Не время сейчас думать о продолжении учения. Он офицер, умеет воевать и совсем не разучился наводить пушки — ведь специально наводил порой на какое-нибудь сухое дерево (вместо красного окопа), и сушина взлетала в небо со всеми корнями… Надо служить в Красной Армии до полной победы народа над бывшими хозяевами и угнетателями. Учение в институте можно будет продолжить после войны.
Леонида Александровича приняли на службу в Красную Армию по рекомендации томского Военно-революционного комитета. Он получил назначение в 51-ю дивизию командиром 3-го артиллерийского дивизиона.
Стала расти и крепнуть в нём любовь к артиллерии, с которой сложные жизненные превращения связали его вроде бы случайно.
7. ЭТА СНЕЖНАЯ КРЕПОСТЬ БЫЛА ПОКРЕПЧЕ
Зима, нескончаемые просторы Сибири. 51-я дивизия Красной Армии под командованием надчива Василия Константиновича Блюхера громит полчища колчаковцев. На пути наступления попалась река Васюган с высоким берегом. Противник на нём надёжно закрепился. Белые возвели земляные укрепления, обмотали их колючей проволокой и облили водой, которая на лютом морозе превратилась в крепкий лёд.
Наступление красных приостановилось. Начдив Блюхер вызвал для совета начальника артиллерии дивизии Василия Арсеньевича Будиловича.
— Как будем взламывать оборону противника, Василий Арсеньевич? Какие имеете мысли на этот счёт?
— Надо создавать особый артиллерийский дивизион, — высказал свою мысль Будилович. — Составим его из батарей разных калибров. Командир дивизиона будет иметь полную оперативную свободу. Имея в руках сразу все средства поражения, сможет бить и по укреплениям, и по живой силе, и в упор, и вдогонку.
— Красивая мысль, — похвалил начдив. — Но осуществить её трудно. Мало собрать разные орудия, составить особый дивизион. Нужен и командир особый! Хорошо знающий стрельбу и из пушек, и из гаубиц, и из мортир, да ещё и оперативно думающий. Энциклопедически развитый нужен командир, чтобы осуществить вашу идею, Василий Арсеньевич.
— У нас такой есть, — улыбнулся Будилович. — Говоров.
— Молодой такой? Помню, — кивнул надчив. — Странно: юный, малоопытный, из белых офицеров… И вдруг такое доверие с вашей стороны. Охарактеризуйте мне его вкратце: как он себя проявляет?
Тщательно обдумав слова, Будилович ответил:
— Дело знает. Воюет по совести. В обучение бойцов вкладывает душу. Энергичный молодой человек. Взгляды здоровые и современные. Производит впечатление человека честного и убеждённого в правоте нашего дела.
— Как к нему относятся красноармейцы? Старого не поминают?
— У нас есть солдаты, которых он вывел от Колчака, — напомнил Будилович. — Говорят, ничего плохого о Говорове вспомнить нельзя. Бойцы его безусловно уважают. Хоть и молчалив он, я бы сказал, чрезмерно. Словом, надёжный комдив. Я ему верю.
Блюхер рассмеялся:
— Идеальный образ нарисовали, Василий Арсеньевич! А недостатки? Людей без недостатков не бывает.
Подумав, Будилович ответил начдиву:
— Есть недостаток. Выражается в застенчивости.
— В бою не проявляется?
— Нет, в боевых условиях застенчивость пропадает.
— Тогда согласен, — решил начдив. — Назначайте Говорова.
О позиции врага Леонид Александрович знал всё, что можно рассмотреть издали в полевой бинокль. Узнав о назначении его командиром особого артдивизиона, понял, что этого мало, и, одевшись в белый халат, выполз с биноклем на самый берег Васюгана. Он изучил сделанные изо льда и земли укрепления. Различил позиции орудий и пулемётов, осмотрел их на своём плане местности. Крестиками обозначил офицерские блиндажи. Разглядывая вражескую оборону почти в упор, стал обдумывать план боя.
Его задача — обеспечить дорогу пехоте, то есть подавить огневые точки врага и разметать огнём орудий все преграды. А преград много. Крутой берег реки облит водой, превращён в гладкий каток. Вскарабкаться наверх не сумела бы даже кошка. Если бойцам придётся вырубать во льду ступени, всех перекосят из нацеленных на береговой склон пулемётов. Противник не проявляет особой тревоги. Прочные блиндажи укрыли его от пуль. Сидят себе колчаковцы на крепком рубеже, спокойно покуривают японский табак и постреливают не торопясь из орудий и пулемётов иностранного производства…
— Не долго тебе сохранять спокойствие, — сказал Леонид Александрович противоположному берегу.
Обдумав в общих чертах свой план, он уложил бинокль в футляр и пополз обратно. До самой ночи чертил план расстановки орудий.
В темноте бойцы особого дивизиона расставили орудия на местности по указаниям своего командира. Лёгкие пушки, предназначенные для подавления живой силы врага, замаскировали за бугорками и кустиками поблизости от реки. Тяжёлые мортиры и гаубицы, из которых Говоров намеревался стрелять по укреплениям, поставили подальше. Разработана была система сигналов, да ещё был назначен связной к каждому орудию, чтобы связь между командирами дивизиона и командирами орудий была постоянной и мгновенной. Каждому орудию Говоров указал определённый сектор обстрела.
— И чтоб никуда в другие места не палить! — приказал он командирам на последнем совещании перед боем. — Знайте вашу цель, поражайте её и о других целях не волнуйтесь: их поразят другие товарищи. Мортирная батарея во всё время артподготовки будет долбить лёд, на который противник, как я полагаю, надеется больше даже, чем на колючую проволоку. Если нет вопросов, расходитесь на позиции.
Когда взошло солнце, наш берег выглядел так же, как и вчера — все орудия были прикрыты брустверами и замаскированы. Противнику не пришло в голову побеспокоиться. Белые проснулись, заварили чаю и стали пить его, заедая американскими галетами. И вдруг на головы посыпались тяжёлые снаряды. Тугая, раздирающая барабанные перепонки волна ударила в уши. Воздух стал плотным, наполнился гулом, свистом и треском. Фонтаны земли, камни и обломки брёвен взлетали в небо. Постепенно противоположный берег Васюгана из белого становился чёрным. В бинокль было видно, что почти ничего не осталось от ледяного катка. И ещё было видно в бинокль, как стремительно выскакивают из окопов и землянок вражеские солдаты. Пригнувшись, бегут прочь. Офицеры тоже пригибаются к земле, но орут и размахивают пистолетами, пытаясь остановить солдат. Кое-где им удалось задержать толпу. Солдаты опомнились, стали поворачивать к окопам, ложились, ползли. Нельзя было давать им опомниться, закрепиться.
