А положение моей сковывающей группы стремительно ухудшалось. Дело в том, что ведущий группы бомбардировщиков, втравивший нас в эту воздушную западню, теперь принял самое простое решение: побросав бомбы куда попало, бомберы дали полный газ и стали уходить со снижением, что сразу же сделало их скорость значительно больше нашей. Вскоре СУ-2 растянулись стремительно удирающей кишкой на несколько километров, летя с огромным разрывом друг от друга. Мы, практически, лишались последнего шанса уцелеть, который состоял в том, чтобы бомберы стали плотным строем и создали плотную огневую завесу из своих турельных пулеметов, а мы атаковали истребителей, которые пробовали бы к ним пробиться. Эта была наша единственная возможность достать огнем своих пулеметов немецких «коллег», скорость машин которых превосходила нашу в полтора раза, я уже не говорю об убойной мощи их пушек. Наша несчастная четверка «Ишачков» крутилась в диком хороводе. Хорошо было только то, что большинство немецких истребителей не тратили время на наших «курносых», а стремительно проносились мимо — вдогонку бомберам. Я понял, что дело становится совсем дрянным, когда к месту воздушной драки подоспела еще одна десятка немецких истребителей, грозных «МЕ-110». Этот мощный, двухмоторный, истребитель вооруженный двумя пушками и четырьмя крупнокалиберными пулеметами, был самым сильным истребителем немецкой авиации, главным врагом тяжелых стратегических бомбардировщиков союзников — американских и английских «Летающих крепостей», немало которых опрокинул горящими на немецкую землю неподалеку от разбомбленных немецких городов. Наш «Ишачек» рядом с ним выглядел просто комахой. Впрочем, имелась и у нас надежда на успех, ведь неподалеку был доблестный Герой Советского Союза Вася Шишкин, который, судя по бойкому описанию его собутыльника Миши Розенфельда, уже завалил такого воздушного крокодила на своей «Чайке» над неизвестным нам населенным пунктом, а значит, имел опыт борьбы с этой машиной и знал ее слабые места. Но краем глаза я заметил, что наш отважный Кавалер Золотой Звезды пристроился к мудрому руководителю группы бомбардировщиков и тоже набрав скорость, на форсаже со снижением, стремительно покидает поле боя, видимо, не считая достойным ввязываться в него такому заслуженному воздушному асу.
Единственное, что давало нам шанс уцелеть — хорошая маневренность «Ишачков». Как воробьи среди ворон, порхали мы между пушечными трассами «Мессеров», при этом умудрялись как мотыльки — толкунчики еще и крутиться вокруг наших задних бомбардировщиков, пытаясь их прикрыть. Воздушный бой переместился южнее районного села Короча, где находился штаб нашего полка и сидела первая эскадрилья под командованием капитана Жени Мельникова. Естественным было бы поднять эту эскадрилью нам на помощь, но Тимоха Сюсюкало, стоя на КП вместе с заместителем командира по летной части Сорокиным и батальонным комиссаром Гогой Щербаковым, наблюдали за воздушным сражением, в которое не имели никакого желания ввязываться, разинув рты. Уж не знаю: то ли Тимоха смертельно испугался, то ли боялся, что весь наш полк перемолотят в воздухе, и ему будет просто некем командовать, но наш «доблестный» командир просто бросил вторую эскадрилью на съедение немцам, которые подбрасывали все новые подкрепления. Наверное, с земли все это очень напоминало охоту хортов за зайцами. И наши полковые быдляки, забывшие, где в самолете находится кабина, наслаждались зрелищем. Как раз к этому времени на поле боя появилась еще одна восьмерка «Мессершмиттов» и выходило, что на каждый самолет нашей эскадрильи приходилось по четыре немца. А если учесть, что половина наших «Ишачков», во главе с героем Васей Шишкиным оторвались от преследования и вместе с пятью бомберами на бреющем полете ушли на аэродром Великая Михайловка, то на каждый из наших четырех самолетов, прикрывавших оставшиеся два бомбардировщика, приходилось по восемь «Мессершмиттов». Куда ни повернешь голову — везде тебя берут на прицел или чертят свой маршрут дымные пушечные трассы. Положение было безнадежным. Думаю, нас не сбили сразу только потому, что немцев было слишком много, и они мешали друг другу, спеша разделаться с нами. Наконец, увидев, что быстро не получается, немцы применили следующую тактику: два «Мессершмитта» атакуют нашего «Ишачка» слева и справа, беря его в клещи, а другие два немецких истребителя атакуют бомбардировщик. «СУ-2» имел на своем борту всего один пулемет и был прикрыт неважно. Правда, имелось у него и по пулемету на плоскостях, да вот только неясно, зачем они ему, ведь пикировать этот самолет отнюдь не собирался, а вот сзади наши мудрецы — конструкторы поставили всего один пулемет. Возможно, это исходило из теории наступательной войны и представления о боевых действиях, как о движении только вперед, принесших столько бед нашей армии. Вскоре я, сопровождая бомбардировщик, идя левее его на сто метров и метров пятьдесят выше, был взят в клещи двумя «МЕ-109-Ф». С двух сторон они вели по мне пушечный огонь, от которого я спасался, бросая свой «ишачок» то вверх, то влево или вправо, а после удачного маневра и сам пытался атаковать немецкие самолеты, открывая огонь из четырех пулеметов своей старенькой, как и большинство в нашем полку, после капитального ремонта, машины. И только успевал отбиться, как бросался на помощь бомбардировщику, сбивая прицел немецкого истребителя своим огнем. Это повторялось многократно, и ничего удивительного, что вскоре я был весь мокрый от пота. Сердце бешено колотилось, мотор работал с перегревом, хотя были открыты все жалюзи и денек был не из жарких. Дело было — табак, но сердце билось исправно, руки — ноги работали, самолет был цел, и я готов был потягаться с асами Рихтгофена, которым при встрече мог бы тоже рассказать немало интересного из опыта воздушных боев на истребителе.
Мой подшефный бомбардировщик был пока цел, а вот летящий справа от меня попал под огонь из всех стволов «МЕ-110» и, загоревшись, рухнул на землю недалеко от села Короча. Потом загорелся один наш истребитель. Толя Швец долго тягался с четырьмя «МЕ-109-Ф», но силы были слишком неравными, и в конце-концов они его подожгли на глазах трусливой сволочи, нашего командира полка Тимохи Сюсюкало. Толя погиб смертью храбрых, и мы похоронили его недалеко от села Великая Михайловка. Помощи не было ниоткуда, и мы изнемогали. Расчетное время полета подходило к концу, мы дрались с немцами уже почти час, и горючего оставалось на дне бака. Видимо, шло к концу и горючее у «МЕ-109-Ф», которые стали выходить из боя. Но самый опасный противник — шесть самолетов «МЕ-110», упорно атаковали нас, видимо, имея в баках горючее и не желая уходить из боя без добычи. К счастью, последний бомбардировщик, которого я прикрывал, вдруг резко перешел на бреющий полет, практически слившись с лесистой местностью, и на полном газу стал уходить в сторону своего аэродрома, посадку на который он скоро благополучно совершил.
Я был бы не против последовать его примеру, да было уже и пора, судя по остаткам топлива, но стоило мне попытаться взять курс на свой аэродром, как один из «МЕ-110-х» меня обязательно догонял и навязывал воздушный бой. Было такое впечатление, что шестерка этих грозных машин играла с нашими двумя «Ишачками», моим и Лени Полянских, как кошка с мышью, видимо решив, в конце концов, сбить нас на закуску удачного для них воздушного сражения. Да вот только, тем и интересна война, что пока ты не пал духом, исход боя всегда в тумане, нередко даже вопреки реальному раскладу сил. Постепенно получилось так, что мы с Леней Полянских остались один на один каждый со своим противником. Видимо, два немецких пилота решили вызвать нас на турнир, как на рыцарских поединках. И вот мы организовали две парные карусели и принялись кружиться, щупая возможности и умение противника короткими очередями. Если представить себе мое единоборство с немцем, как схватку двух систем, то до чего же более мощную систему представлял немец, чей самолет уверенно рассекал воздух. Как я уже упоминал, он был двухмоторный, с двумя пушками и четырьмя крупнокалиберными пулеметами. Но когда я присмотрелся, то обнаружил, что в кабине сзади имеется еще и стрелок, орудующий крупнокалиберным турельным пулеметом. Мой самолет «И-16» имел четыре пулемета «ШКАС», два из которых стреляли через винт, а два с плоскостей пулями калибра 7.6 миллиметра. Кроме того, летчик противника был прекрасно прикрыт бронированной кабиной спереди и сзади, а мой «Ишачок» отличался полной пулепробиваемостью, — был обклеен фанерой. Казалось, мои шансы на успех минимальные. Но делать было нечего и, будучи храбрым по необходимости, я на своем мотыльке, обшитом «монококом», как тогда называли авиационную фанеру, вступил в бой с бронированным крокодилом.
Если в шахматах обычно принято ходить пешкой, стоящей впереди королевы, то первый шаг летного поединка всегда начинается с попытки зайти в хвост противнику. Так и сделал немец, зайдя ко мне снизу с задней полусферы. Я стал в крутой вираж. Противник повторил мой маневр, и мы сделали в таком положении два круга, осматривая друг друга. Каждый из нас все сильнее тянул на себя рычаги управления, чтобы зайти противнику в хвост и первому открыть огонь. Весь этот бой проходил на высоте от ста до двухсот метров восточнее села Короча. Моторы наших самолетов работали на полную мощность: сектор газа моего двигателя был дан вперед до упора, а жалюзи охлаждения полностью открыты. Должен сказать, что поскольку мой самолет был легче, я приобрел преимущество в скорости маневра и первым зашел в хвост «Мессера», пилот которого явно проявил самоуверенность, полностью положившись на подавляющее техническое превосходство своей машины, и не учел некоторых специфических моментов. Когда я приблизился к задней полусфере самолета противника и начал брать его в свой прицел, то стрелок из кабины открыл по мне интенсивный огонь. Меня спасло только то, что мы находились в глубоком вираже, и центробежная сила прижимала стрелка к днищу его кабины, сбивая прицел. Крупнокалиберные пули веерами летали вокруг моего «Ишачка», но я остался невредим, благодаря тому, что и цель, и стрелок находились в постоянном движении. В принципе это было огромной удачей. Наконец, я поймал в прицел капот самолета противника и ударил по нему из всех своих четырех пулеметов. Трассирующие пули, заложенные в ленту, помогли мне определить, что я удачно накрыл цель. Первым видимым результатом стрельбы был задравшийся кверху ствол пулемета стрелка из зада кабины, что обычно бывает, когда он убит. Немецкий пилот, видимо, понял, что все будет не так уж просто, и резко, свечой, взмыл вверх. Честно говоря, я надеялся, что его боевой запал исчерпался, и он оставит меня в покое, позволив благополучно дотянуть до своего аэродрома на остатках горючего. Но это явно был день несбывающихся надежд. Немец снова зашел мне в хвост, навязывая бой, и мы опять сошлись в глубоких виражах. Пилот «Мессершмитта» принялся маневрировать, меняя мощность работы своих двигателей, входя в левый глубокий вираж, резко уменьшал обороты левого двигателя, соответственно поступая и с правым, когда ложился в правый вираж, одновременно увеличивая мощность другого, противоположного двигателя. В результате этих маневров самолет противника значительно уменьшил круг виража, и мне становилось все труднее и труднее ускользать из его прицела, даже несмотря на меньший вес и лучшую маневренность моей машины. Немец будто бы затягивал на моей шее воздушную петлю, и, видимо, понимая, что моя песня спета, несколько расслабился. В результате чего, уже не опасаясь моего огня, свободно и расслабленно принялся переходить из левого виража в правый, на какое-то мгновение определив свой самолет в прицел моих пулеметов. У меня не было времени думать, что это мой последний шанс. Я просто, со скоростью электрической искры, нажал на гашетку, и все мои четыре пулемета плюнули огнем, угодив немцу по левому мотору и бензобакам. «Мессер» мгновенно загорелся и, сделав левый разворот, стал уходить на запад в сторону своего аэродрома возле Белгорода. Пораженный таким фантастическим успехом и буквально опьяненный ощущением удачи, я, было, кинулся его преследовать, но, посмотрев на стрелку показателя горючего, сразу же бросил это дело. И, тем не менее, я еще успел увидеть, как, отлетев километров за десять от места нашей схватки, «Мессер» начал разваливаться на куски: от сильного жара у него отвалилось левое крыло, и самолет, с высоты примерно ста метров, рухнул на землю. Из огненного шара выкатился еще один горящий двигатель. Эта победа была вершиной моего летного триумфа, стократ усиленного тем, что когда я посмотрел на землю, то увидел, что по дороге пылит наша стрелковая часть, солдаты которой меня неистово приветствуют, подбрасывая в воздух пилотки. На протяжении нескольких секунд я был вне себя от счастья еще и потому, что немножко поддержал престиж авиации, который, отнюдь не по нашей вине, был весьма низок у пехотинцев, артиллеристов и танкистов. Даже говорили, что до войны были героями летчики, а на войне — танкисты.
