УКРАИНА. 1945 ГОД
Через месяц Мирка был в Украине. НКВДисты — видел он, гибли нередко. И погибали, от тех же ударов, невинные: на одной пяди земли, нередко. Убивали, чаще ножами в спину, — на пешеходных и автомобильных мостах. Чаще там — потому что с ними, с начала, вели разговор, как со своими и подходили в упор… Погибали в засадах на горных дорогах Карпат. «Может, действительно волки нужны?» — стал думать Мирка.
— Мирон, а давай вечерять! — в комнату к Мирке пришел Ткаченко, оперативник из местного РО НКВД. Он прошел всю войну, был фронтовым разведчиком, здесь: «Бог велел, — говорил он сам, — быть розыскником!». Работал он много, дело любил, с ним считались местные. Мирку старался чем-нибудь угощать домашним: «Три года, — качал головой он, — ты Мирка утробу эрзацем морил в лагерях… Домашнего, вон поешь, родного». И еще он любил заходить потому, что любил украинский, пел украинские песни, и читал старые книги на украинском. Мирка сносно общался тоже, на украинском.
Чуть захмелев от горилки, они себя ощущали не только одним народом, но именно украинским народом.
— А как же… — вслух задумался Мирка, — Как получается так, что воюем-то мы со своим народом? Что, и под Харьковом так же? Там же такие леса!?
— Нет, — покачал головой Ткаченко, — так только здесь, в Карпатах.
— А почему?
— Это политика, Мирка. Я же из этого города, местный. Сам много думал: а почему? Я же свободно с ними, на нашем, одном языке говорить могу. Но они говорят мне, что будут бороться со мной, потому, что борются за Украину. А я, мы с тобой — за что?
………………………………………………………………………………………..
Документы и лица войны:
Начальник полиции безопасности и СД
Берлин 7 июля 1941 г.
Р. упр. Совершенно секретно
Т. Оберлендер
Сводка № 5
1. Политический обзор
а) по Рейху: Руководитель группы ОУН в Генерал-губернаторстве Бандера находится с 6.07.1941 в Берлине под почетным арестом.
б) по Генерал-Губернаторству: Полковник в отставке Мельник направил 6.07.1941 через Главный штаб Вермахта в Ставку фюрера следующее письмо:
«Вождю немецкого народа и Верховному Главнокомандующему Германских Вооруженных сил- Ставка фюрера – через главный штаб Вермахта – из отделения Абвера в Кракове.
Украинский народ как никто другой, борясь за свою свободу, душой проникается идеалами новой Европы. Стремление всего Украинского народа – принимать участие в осуществлении этих идеалов. Мы, старые борцы за свободу 1978-1921 г.г., просим предоставить нам и одновременно нашей украинской молодежи, честь участия в крестовом походе против большевистского варварства.
Наряду с легионами Европы просим и мы дать на возможность маршировать плечом к плечу с нашими освободителями – германским Вермахтом и создать для этой цели украинские боевые соединения».
………………………………………………………………………………………….
— Я тоже, — заверил Мирка.
— А… — не совсем его понял Ткаченко, — А вот, понимаешь, я лучше по делу смотреть, не по слову буду. У них казнь любимая… Особенно русских военных они так любят… Две верхушки еловых притянут к земле веревками: человека за ноги, — и полетел он в небо. Его пополам!
— Фашисты, что ли?
— Да, как сказать?... Те не любили их тоже. У предводителя ихнего, братья в Освенциме, там, где ты был, погибли.* (*Василий и Александр — родные братья С. Бандеры) Но к немцам они, все-же, поближе будут. Так сказать, по повадкам, породе… Мне, знаешь, ребят, молодежь их жалко. Они — так действительно за идею. За Украину свою, незалежную. Патриоты заблудшие…
— Почему заблудшие?
— Благие намерения, — знаешь, как русские говорят… Да не нужны бандеровцам ни патриоты, ни светлые их идеи, ни украинский народ- не до него! Есть повадки — по ним и живут.
— Повадки?
— Ну, так, примерно. Солдат убивают — понятно, но, ты же видишь: они и врача, там, и агронома подстрелят; и просто колхозника; меня — так вообще за счастье!. Так что же мы — не народ?
— Да. Тут не понимаю…
— А я понимаю. Тактика, Мирка, а не идея. Солдат убивают — народу наглядно, против кого воюют. Своих убивают — вообще два плюса! Смотрите, народ — Советы вас не защитят — это раз. И нам: сердце имейте, это же из-за вас — уйдите, оставьте в покое, люди целее будут!
— И так можно чего-то добиться?
— Нет, — покачал головой Ткаченко, — ничего! Их предводители это знают. На немцев расчет был — они разбиты. Американцы? Те поддержали бы, да где они? Польша в тылу — так она советская, и там ненавидят их. Есть перспектива? Да никакой! Они это знают, а людей, не считая, кладут.
— Так зачем же?
— Думать так не хотел бы, но как иначе, Мирка? Промысел. Божий промысел этих людей. Высшее руководство — за рубежом. Их содержать, нужны средства спецслужб. А чтобы спецслужбы давали деньги — здесь показать активность надо. Сыр же бесплатный — сам знаешь… Ну а здесь? Ручка в руках — писать будешь; скрипка — будешь играть; плуг — пахать; а винтовка?! Вооруженные нелегалы, во-первых, сводят личные счеты. Винтовка в руках, чего не прийти бы с ватагой из леса, и не рассчитаться с соседом, иным, с кем поссорился лет пятнадцать назад? Чего бы сундук у бабуси Марыси не распотрошить, зная издавна, что там лежит? Наталку хотел, а она отказала — ватага пришла, — и нету Наталки. И младшей сестры, заодно… Семьи «обидчиков», вместе с детьми, вырезают — какую я должен видеть и уважать идею!? Плуга в руки они не возьмут, а есть надо. Элементарно?
— Ну... — задумался Мирка, — У нас же такая армия! Взять в кольцо, прочесать насквозь все леса — выявить, вытащить всех. Почему бы не так?
— Не выйдет, Мирон… — покачал головой Ткаченко, — Красноармейцы в погонах, в пилотках при звездах, — а те? Наших видно, а с той стороны? Нож за пазухой, автомат под полой. Нет, нам придется, Мирка: тебе, мне — не армии… Не знаю, год, или сколько продлится…
— Так долго?
— Думаю, да. Я реально думаю.
— Народ их или поддерживает, или боится?...
— И то есть, и другое, Мирон. — Но, я не первый, и не последний, который их не побоялся и не поддержал. Это что, борьба за свободу — врачей убивать, учителей, агрономов? Кровопролитие из-за угла!
— Может, — задумался Мирка, — их надежды на то, что все это вынудит бросить, оставить им Украину? Жизнь не налаживается, кровь проливается — ну их к черту! Живите себе, как хотите.
— Интересно ты мыслишь, вольно! Но, это мой народ. И я думаю, стараюсь понять. Ну, как? Как мне считать героями вояков дивизии СС "Галичина"? Шапку перед ними снять только за то, что СС — элита Великой Германии? Не где-то, в элите, служили наши, родные хлопцы — эсэсы? Они что, — кивнул за окно Ткаченко, — интересы вот этой земли защищали? Где? В Словакии, Польше, Югославии, даже во Франции — там они провели войну. Там выполняли присягу верности высшему руководителю немецких войск, Адольфу — понятно какому, да?! И понятно как: дома и костелы жгли, с людьми вместе. Они же единственный раз могли праведно в землю, как воины лечь — под Бродами 15 июля в 1944-м. Высшую честь оказали им немцы — двинули в бой на врага заклятого, в бой против Советов! Там они и полегли, в тот же день. Все 15 тысяч*. (*комдив бригаденфюрер СС Н. Хейманн сообщал, что вырваться из пекла удалось не более чем 500 ЭсЭсам, позитивно отметив, что случаев дезертирства при этом не было) Русские танки поджечь — не так же легко, как поджечь костел; а пехота в атаке — не те же крестьяне, которых можно в костел согнать и поджечь, а можно и так расстрелять, не сгоняя, …
Как понять мне позавчерашнюю акцию УПА в Козюбах? Убили директора школы, инспектора райобраза, и двух парубков-комсомольцев. Глоток долгожданной свободы в Козюбах? Как считаешь? Как мне считать? Моему народу? В пол-жизни живем, потому, что бандеровцы убивают специалистов — не работают школы; больницы; колхозы, даже детский садик. Мне, моему народу нужна вот такая свобода?!
— Да, уж, арифметика…
— Арифметика, Мирка. А незалежная Украина — вывеска, как на бакалейной лавке. Молодежь мне жалко — щеночков слепых, в волчьей стае…
— Повадки… порода… о чем говорим?
— Как есть.
— Волчья стая…
— Разве не так?
— Я о нас, то же самое слышал.
— В порядке взаимности?
— Нет, от своих я слышал. «Волки пролетарской революции».
Ткаченко согласно кивнул:
— Волки. Да волки, да разной породы…
— Две волчьи стаи сошлись на земле нашей, да? Кто остановит? Одни передавят других? Об Украине душа болит…
***
Викентий внедрял Мирку в среду тех, кто был задержан. Мирка ел, ночевал с ними, и должен был быть среди них своим. А служба Викента вершила судьбы. В нем Мирка, видел бескомпромиссного, преданного делу НКВДиста… Много думал о нем, но сказать, как тогда, в Освенциме, что-нибудь, не мог. Мысль не находила слов... И от того, что не находила, царила в душе сумятица. Мысли метались безлико, Мирка не понимал себя, какая-то обреченность блуждала внутри. Иногда, на грани сна и сознания, он удивлялся, что еще жив...
