— Мои запасы, к сожалению, кончились, — сказал он.
— Подожди, у меня еще осталось несколько яблок.
Сидя на лугу, Вебер и Харкус молча ели яблоки. Со стороны реки веяло прохладой. Иногда то там, то здесь слышался всплеск воды, и где-то совсем рядом квакали лягушки.
Харкус бросил огрызок яблока в воду и, повернувшись к Веберу, спросил:
— Молчишь, старая гаубица?
— Молчу.
Оба чувствовали, что они сейчас говорят совсем не так, как вчера, встретившись после четырехлетней разлуки. Раньше они всегда приходили к единому мнению при обсуждении главных вопросов, хотя во второстепенных их взгляды иногда и расходились.
— Заснул, Курт?
— Нет, думаю.
— О чем?
— О полке, о себе, о первом дивизионе.
— И считаешь, что дела там все еще идут хорошо?
Курт встал и сделал несколько шагов к реке, говоря:
— Сегодня он оказался не на высоте.
— Кто сегодня плох, тот не сможет и завтра исправиться! — крикнул Харкус ему вслед.
Вебер вернулся. Харкус услышал его приближающиеся шаги.
— Знаешь, Курт, утром я еще жалел, что поехал в поле. Теперь же я доволен. С удовольствием я присоединился бы к вашему мнению, но не могу.
— После того, что ты увидел в дивизионе, я тебя понимаю, — ответил Вебер. — Но по одному дивизиону нельзя судить в целом о полке.
— Этого я и не делаю, Курт. Стрелять дивизион может. Марш тоже начался хорошо, без происшествий. Но мои опасения подтвердились — в дивизионе плохо обстоит дело с противохимической защитой.
— Мы обращали внимание на самое важное, — сказал Вебер.
— На самое важное? Эти слова мне сегодня уже кто-то говорил! — воскликнул Харкус. — Что же все-таки самое важное? Дивизион стреляет отлично, а средствами ПХЗ совсем не пользуется. Тут вы допустили ошибку. Так дело не пойдет. Любые задачи нужно решать в комплексе — только тогда можно добиться высокой боевой готовности.
— Сегодня после обеда ты говорил, что знаешь, как трудно полку отдать нескольких лучших офицеров. Мне кажется, что ты этого все-таки не знаешь. Офицеры упаковали свои чемоданчики, прошли через КПП, оставив в казарме солдат нового пополнения, которых далеко не сразу можно вести в бой. Есть над чем поломать голову. В полку всегда найдутся необстрелянные.
— Все как на войне, Курт, при больших потерях.
— Людей нужно готовить, учить. И унтер-лейтенанты, и вахмистры, и ефрейторы должны командовать, а они у нас только учатся. На это мы не обращали должного внимания, да и на многое другое. Но мы решим и это! В полку ты должен мыслить иными масштабами.
— Ты не имеешь права так говорить! — горячо начал Харкус. — У нас один масштаб — высокая боеготовность. Двух подходов быть не может: для нормальных и для сложных условий. В свое время мы тоже командовали и учились. Такое и сегодня встретишь на каждом шагу. А с чего мы сами начинали тринадцать лет назад? Мог ли ты тогда сразу командовать взводом или батареей? А имеешь ли ты право в настоящее время, когда некоторые из нас еще только учатся командовать и руководить, тормозить наше общее дело? Можем ли мы разрешить целому полку уйти с фронта? Или ты надеешься, что Пельцер и на войне будет ехать за сто километров за мной, чтобы я отменил приказ только потому, что он сейчас занят другим делом?
— Ты слишком много говоришь о войне.
— Да! А ты думаешь, что колонны частей, которые мы недавно встретили на шоссе, совершают увеселительную прогулку за город? Оглянись вокруг. В мире царит глубочайший покой. Многие государства отказываются от применения атомного оружия, многие признали Германскую Демократическую Республику и готовы пойти на разоружение… Но…
— Меня не нужно агитировать!
— По-видимому, нужно!
Вебер повернулся и удалился быстрым шагом.
«Злится, наверное, — думал Харкус. — Но я не оставлю его в покое, да и других тоже, пока они не поймут, что полк должен быть способен решить любую задачу».
— А что будет, когда мы с дивизионом вернемся в Еснак? — спросил Вебер, вернувшись к Харкусу.
— Это мы обсудим в четверг утром. До конца учебного года осталось еще четырнадцать дней, а к тому времени у нас должно быть единое мнение в оценке как полка, так и дивизионов.
— А как этого добиться?
— Так же, как и сегодня.
— Тогда сомневаюсь, что мы с тобой когда-нибудь договоримся.
— Почему?
— Я думаю теперь о твоем назначении. — Вебер остановился напротив Харкуса, но вместо его лица различал только светлое пятно. — Ты игнорируешь всех. Если ты будешь продолжать так, как начал, то поставишь под угрозу не только единство полка, не только существующие сроки и планы, но и боевую готовность полка. Да будет тебе это известно! Не говоря уже о том, что ты наживешь себе массу врагов!
— Врагов! — Харкус вызывающе засмеялся. — Наверное, они у меня и без того уже есть?
— Боюсь, что да. Я представлял, что ты свою службу как командир полка начнешь несколько иначе.
— Я тоже. — Берт поднялся с травы. — Подождем, старина, когда дивизион закончит учения. Подождем до совещания.
Послышались чьи-то шаги. Это подошел Древс.
— Что нового? — спросил у него Харкус.
— Завтрак. — Шофер подал каждому по два сухаря, намазанных маслом. — Приятного аппетита! Больше я ничего не смог достать.
— Скажите, Древс, сколько времени вам осталось служить?
— Год, товарищ майор.
— Я думал, что намного больше.
Харкус улыбнулся и, когда Древс пошел к машине, крикнул ему вслед:
— Я еще подумаю о вас!
Стоя рядом с машиной, Харкус выстрелил из ракетницы. Древс испуганно выскочил из машины. Над вершиной холма застыл желтый пучок звезд. Желтая ракета означала, что «противник» нанес по дивизиону ядерный удар.
Вебера знобило. Он, поеживаясь, прислушивался к шуму моторов, который становился все сильнее.
Харкус перезарядил ракетницу, отдал ее Древсу и послал его на вершину холма, приказав дать сигнал, когда следующая батарея приблизится к мосту.
Было около четырех часов. Первая батарея опаздывала почти на три часа. Древс бежал по склону холма, а в это время Харкус и Вебер спускались к дороге, где шум моторов был тише. Зато здесь хорошо слышались голоса, крики, команды, ругань. Лейтенант Хаген не запрещал солдатам своего подразделения ругаться. Тем более что иногда он и сам был не прочь чертыхнуться. Подарок, купленный им ко дню рождения жены, лежал в шкафу канцелярии. Дома за праздничным столом собрались гости. Жена небось бранится, не считаясь ни с чем. Она будет ругать и его, и всех других. Вспомнит при этом, почему он стал офицером и почему именно его загнали в такую глушь.
Хаген злился, что результаты стрельб пошли теперь насмарку, что он должен мотаться по дорогам, не зная, зачем. Он видел, что творилось в батарее, но ничего не делал, а лишь подгонял командиров взводов окриками: «Ну, давай! Вперед, черт бы вас побрал! Быстрее! Так и к завтрашнему утру не попадем в Еснак!» Он знал, что и эти крики не помогут, однако все же кричал, давая выход своему гневу и досаде. Хаген метался в хвосте колонны, где около тягачей и орудий артиллеристы и унтер-офицеры с трудом справлялись с защитными накидками и длинными прорезиненными чулками. Многие из солдат сбросили противогазы, чтобы в темноте легче найти и быстрее застегнуть пуговицы и завязать тесемки.
— Лишь бы только мучить людей! — выругался кто-то.
— Ни черта не клеится!..
— Если бы я только знал, как застегнуть эту шкуру!
— В мои чулки, — закричал кто-то громко и радостно, — влезет еще по две ноги!
— Будет ли польза от этой резины?
— Конечно, положись на нее.
— Что с тобой случилось, Титце?
— Чем быстрее я надену противогаз и накидку…
— Ну и натягивай, а не причитай!
У пятого орудия кто-то громко крикнул:
— Посмотрите-ка сюда! Если все завязать, то после чаю не успеешь!..
Раздался дружный хохот.
— Спокойно, еще немного вперед, подтяни, — проговорил унтер-офицер.
— Запоздал ваш показ, Нужно было раньше учить.
— Кто это сказал?
— Не все ли равно? Теперь лишь бы как-нибудь облачиться.
Харкус шел вдоль колонны, украдкой посматривая на часы. Вебер не отставал. С каждым шагом в нем росло раздражение. Он злился и на солдат, и на самого Берта, который молчал, за все время ни разу не похвалив и не побранив ни одного солдата. Майор шел вдоль колонны, заложив руки за спину. Вебер повернул назад, к мосту, воодушевляя по дороге солдат своим спокойным, глубоким голосом:
— Давайте, ребята! Покажите, на что вы способны! Давайте, ребята! — Это несколько помогло ему. Он не мог, как Харкус, молча идти вдоль колонны, отмечая лишь одни недостатки. Его подбадривающие возгласы должны помочь солдатам наверстать время, хотя бы даже несколько секунд.
