— Слушай, иди лучше по святым местам, а мне не мешай! — отмахнулся от него Илья.
— Ладно, оставляю тебя, — сказал Сергей.
Он попрощался с мастером и вернулся в машину Игоря.
— Едем? — спросил тот.
— Да, — сказал Сергей.
Лицо Игоря расплылось в улыбке. Он был профессиональным экскурсоводом, и это занятие ему нравилось куда больше, чем возить кого-то по опасным точкам и договариваться о съемках с местными военными или чиновниками.
По очень крутым дорогам машина забралась на Масленичную гору, откуда открывался великолепный вид на Старый город. По склонам горы лепились могильные плиты, и даже отсюда было видно, что в городе многолюдно и многочисленных паломников, которые съезжались в Иерусалим со всего света посмотреть на святыни, нисколько не испугала идущая сейчас война. Некоторых из них начало боевых действий застало в дороге, и они не захотели возвращаться домой. К тому же война была где-то далеко, очень далеко, может в другой стране, испугать могли только теракты, но они и так изредка случались на протяжении последних лет. Террорист-смертник, обвешанный взрывчаткой, заходил в автобус и отправлял на воздух и себя и пассажиров. То же самое могло случиться на остановке или в магазине, но вряд ли кто-то посмеет сделать это там, где две тысячи лет назад Христос тащил на себе тяжелый крест, на котором его потом распяли.
Игорь водил Сергея по старым улицам. Камни были стерты до блеска миллионами ног, которые по ним прошли. Он показывал на небольшую капеллу и говорил, что вот здесь Христос упал в первый раз. Глаза Игоря загорались, как будто он видел все, что происходило здесь так давно, и сейчас описывал увиденное тем, кто не может проникнуть сквозь столетия взглядом.
— Вот здесь, где улица Скорби перекрещивается с Базарной площадью, Иисус упал во второй раз.
Торговля шла бойко, на прилавках были выставлены сувениры, одежда, огромные склянки с духами, чемоданы на колесиках, судя по низкому качеству, сделанные в Китае. Точно такие же можно было купить на любом рынке в Москве. Сергей остановился возле торговца майками, стал разглядывать его продукцию. Ему надо было купить каких-то сувениров, и потом раздарить их дома.
— Я хочу вот такую, только черную, — указал он на оранжевую майку, на которой была карта Израиля с указанием достопримечательностей, с верблюдами и бедуинами. — У вас есть?
Вопрос был почти таким же, как тот, что задавал Никулин в «Бриллиантовой руке».
— Черную? — переспросил торговец. — Точно купите?
— Да.
— Сейчас сделаю.
Он вытащил из огромного тюка маек черную, затем достал из пачки картинку, приложил ее к майке, положил все это под пресс, который располагался у него за прилавком. Через секунду майка нужного цвета и с нужной картинкой была готова. Она была еще теплой. Сергей расплатился, усмехаясь тому, что торговля сопутствующими святыням товарами поставлена на поток. Легенду о сыне господнем надо было придумать хотя бы для того, чтобы местные жители до скончания веков могли заработать на кусок хлеба с маслом. Правда издержки тоже были велики — Крестовые походы и прочие нашествия…
У другого торговца Сергей купил несколько магнитов, один из которых, правда пока не решил какой, он намеревался оставить себе, а остальные раздарить, еще серебряные крестики, иконки в серебряных окладах — все это тоже пойдет на подарки тем, для кого они хоть что-то значат. Ценность их стала еще больше оттого, что Сергей положил все сувениры, за исключением конечно магнитов и майки, на плиту, где лежал Христос.
Отовсюду слышалась речь на разных языках.
Сергей уже был здесь однажды, но тогда у него оказалось не так много времени, как сейчас и у него не было такого хорошего проводника.
Несколько военных стояло, уткнувшись в Стену плача лицами. Их береты были разного цвета. Игорь стал пояснять, кто из них десантник, кто летчик, но Громов эти подробности тут же забыл, сделал только фотографию этих людей. Он видел похожую в одном из рекламных буклетов. Иногда фотоаппарат у него отбирал Игорь и начинал фотографировать Сергея на фоне Стены плача, на фоне Храма гроба господня, на фоне толпы, заполнявшей улицы.
На одном из прилавков он увидел свою мечту — старое фитильное ружье. Ему было больше сотни лет. Да какое там, больше двух сотен! Наверняка такие ружья были у бедуинов, которых Лоуренс Аравийский сподвиг на войну с турками в Первую мировую, но уже и тогда, 90 лет назад, это ружье было старым. Приклад сделали в форме оскаленной морды какого-то чудища, похожего на дракона. Глаза, зубы — все было покрашено в разные цвета. Функционально — неудобно, такой приклад можно использовать разве что вместо колотушки, но очень красиво. Сергей взял ружье в руки, повертел, приклад рассохся, местами пошел трещинами, курок был новым или его просто очень хорошо очистили.
— Сколько? — спросил Сергей.
За ружье просили всего 150 долларов, а если поторговаться, то, наверняка, его отдали бы и за меньшую сумму. То есть Сергей вписался бы в суточные за два с половиной дня, и можно было считать, что это ружье ему просто подарили за очень хорошо выполненную работу. Но ружье было старым и наверняка в Бен Гурионе на таможне его не выпустят без документов. Громов подумал, что ружье просто великолепно смотрелось бы на стене рядышком с копьем из южной Африки, вьетнамским пробковым шлемом и щитом кочевников, который он привез из Казахстана. А если провезти ружье контрабандой? Положить его в кофр со штативом? Нет, такая хитрость, возможна в других аэропортах, но никак не в Бен Гурионе. Там тщательно просвечивали весь багаж.
— Можно попробовать разрешение на это ружье получить, но я не уверен, что успеем, — сказал Игорь.
— Жалко…
Сергей с сожалением положил ружье на прилавок.
Ноги начинали гудеть. Они чуть отдохнули, попив кофе и кажется успели посмотреть почти все, что хотели, когда наконец-то позвонил Илья.
— Я все, — сообщил он. — Вы как?
— Да, мы тоже закругляемся, — сказал Сергей.
— Когда за мной заедите?
— Жди. Сейчас заедем.
У Ильи был такой вид, словно последние часы он провел в застенках инквизиции, причем там его так искусно пытали, что не оставили следов на лице и теле, а только смертельную усталость в глазах. Ноги у него едва тащились, как у бегуна, который пробежал гораздо больше, чем мог себе позволить. Илья грузно осел на заднем сидении машины, но не развалился, сидел так, чтобы спина кресла не касалась.
Громов повернулся к нему.
— У тебя вид мученика, — сказал он, — если тебя по улицам водить, то милостыню давать начнут. Ты похож на тех придурков, которые умерщвляют плоть и хлещут себя по спине хлыстами, на которых — крючки.
— Ладно издеваться-то, — сказал Илья, но голос у него был веселый, точно он от испытанной боли получал удовольствие.
— Удачно хоть зашел-то? — спросил Сергей.
— Супер! Мастер просто класс. Жалко, что времени мало оказалось. Вот если бы парочку сеансов сделать, то я бы у него рисунок на всю спину заделал.
— И стал похож на члена якудзы.
— Ну, для такого рисунка, как у якудзы, двух сеансов — не хватит. Пришлось бы, как приехали сюда, каждый день ходить.
— Похвастаешься, что тебе нарисовали?
— Ща не могу. Кровь все еще идет. Пришлось забинтовать, а то майка к коже могла прилипнуть, пришлось бы отрывать.
— Представляю, что подумают о тебе в аэропорте, когда увидят свежую повязку, — сказал Сергей.
— А что они подумают?
— Решат, будто тебя на войне подранили, упекут в госпиталь, чтобы немного подлечить.
— Я им все объясню, а если не поверят, то сниму повязку и покажу татуировку.
— Что там хоть? — не унимался Сергей.
— Замысловатые узоры на спине, — сказал Илья. — Я же говорю — мастер просто высшего класса! К нему бы в Москве клиенты валом валили, а здесь он постоянно в простое. Обычно приходят девчонки мушку над губой нарисовать. Он сказал, что на этих мушках уже себе состояние сколотил, хоть и берет он за это пять баксов всего, но делаются-то они в три прокола. За день таких мушек можно несколько сотен понаставить.
— А с тебя сколько содрал?
— Полтос.
Машину качнуло, Илья отклонился назад, спина его задела спинку кресло.
— С-с-с, — только и смог он прошипеть, терпеливо перенося боль. — Даром в общем, — добавил Илья, сквозь стиснутые губы.
Наколку ему закрыли салфеткой, приклеили ее к коже пластырем, чтобы не слетела, потом еще забинтовали на всякий случай, вручили запасные салфетки и тюбик с кремом. Этим кремом, каждые два часа, Илья должен был протирать наколку. Приходилось каждый раз сдирать, прилипшую к телу салфетку. Илья делал это, стиснув зубы, ну совсем как герой какого-нибудь фильма, который не стонет и не кричит, когда ему делают операцию без анестезии. Илья изворачивался, чтобы достать рукой наколку, косил глазами, но все равно ее не видел, а только чувствовал боль, когда дотрагивался ладонью до кожи. Вот по этой боли он и определял — то ли место намазал. Пластырь вскоре стал отклеиваться. У Ильи был только скотч, которым он намеревался замотать в аэропорту кофр от штатива и сумку, в том случае, если там не запечатывают багаж. Приклеивать скотчем салфетку было как-то неправильно. Пришлось Илье искать аптечный киоск и покупать там пластырь.
