— Русскому, истинному русскому этой вашей заушистой словесности не понять, — улыбнулся Семенов.
— Тогда я скажу проще, господин генерал. Как полурусский я сочувствую вашему белому движению, и в этом вы полностью можете положиться на меня, на мою поддержку.
— Сабельно, подполковник, сабельно… — Имоти уже знал, что в этом «сабельно» заключен весь смысл высшей похвалы атамана.
— Но как полуяпонец я должен предупредить вас, что правительство Страны восходящего солнца давно решило: все, что способен переварить японский имперский желудок, мы уже проглотили. Русская Сибирь нам не по желудку.
— Бросьте, подполковник: «не по желудку!» Ваши генералы спят и видят себя — кто во Владивостоке, кто в Омске. И я совершенно не осуждаю их за это. Что это за генерал, который не мыслит себя у ворот чужой столицы? Ну а моя программа вам известна.
— Она нам не по желудку, — спокойно продолжал свою мысль Имоти, словно бы не слышал Семенова. — Во всяком случае в эту войну. Поэтому любое ваше возмущение «маньчжурским стоянием за Амуром» не вызывает у командования Квантунской армии ничего, кроме раздражения.
Вряд ли подполковник обратил внимание, насколько вдруг вытянулось лицо командующего, воспринявшего его предупреждение как ультиматум.
— Вам специально поручили разъяснить мне это?
— Есть время задавать вопросы, но есть и время осмысливать советы. Сейчас — время осмысливать.
— Осмысливать? Сабельно, подполковник, сабельно…
Семенов оглянулся. Имоти сидел, упершись руками в колени, почти в позе Будды, и смотрел прямо перед собой, в просвет между его плечом и плечом водителя.
«Значит, недовольство японцев и в самом деле находится на том пределе, когда злоупотреблять их терпением не стоит, — проскрежетал зубами главнокомандующий Вооруженными силами Дальнего Востока. — Слишком много предупреждений. И слишком настойчиво они звучат. Но в то же время… Будь у них кто-то на примете вместо тебя, хватило бы и одного предупреждения. После него Сото нежно приласкала бы тебя порцией змеиного яда».
— В конце концов армия должна проявлять готовность сражаться, — сказал он, наблюдая, как водитель сворачивает на небольшую тупиковую улочку, в конце которой находилась японская контрразведка. О подвалах ее предпочитали не упоминать даже в среде прожженных белогвардейских контрразведчиков.
— Ваша армия?
— Моя — тоже, в соболях-алмазах.
— Ваша армия должна проявлять готовность выполнять приказы штаба Квантунской армии. Любые приказы, в любое время.
— Таким образом меня пытаются поставить на место?
— Можете поверить, что я, как отпетый полурусский, делаю это самым деликатным образом. Не хотелось бы мне, чтобы вы хоть однажды стали невольным свидетелем того, как вас ставят на место, учитывая, что делают это в ваше отсутствие.
— А почему вдруг вы столь откровенны со мной? — недоверчиво поинтересовался Семенов. — И слишком храбры, — незаметно кивнул в сторону водителя.
— Это мой шофер. Если внимательно присмотритесь к его лицу, поймете, что он тоже полурусский-полуманьчжур. Откровенность же моя происходит из сочувствия. Может, я не менее вашего желаю видеть Дальний Восток и всю Сибирь свободной страной. Свободной от большевиков и всей их прожидовской России. Если хотите, перед вами дальневосточный националист. Кстати, замечу, что если бы вам, господин генерал, все же удалось стать правителем Дальнего Востока или хотя бы Забайкалья, более удобного для японцев военного министра вам попросту не сыскать.
Семенов оглянулся. Нет, Имоти не шутил. Всего лишь пользовался случаем высказать то, чего раньше высказывать вслух почему-то не решался.
— Сабельно, подполковник. Предложение принимается. Но… так считаете только вы? Или же этот вопрос — о военном министре — уже обсуждался в штабе Квантунской?
— Японцы еще более пунктуальны и дотошны в своих планах, чем германцы. У них уже заранее разработано и предусмотрено все — вплоть до дипломатического протокола переговоров с Гитлером во время раздела Советского Союза по линии Урал — Каспийское море.
— Были бы они столь же дотошны в подготовке своей армии к войне с Россией. А то ведь на всю Квантунскую и двух автоматов не сыскать, — довольно озлобленно парировал командующий. — Долго ли с карабинами против такой автоматики навоюешься? Красные генералы в сорок первом хлебнули свое трехлинейками. Многие так и захлебнулись.
— Господин генерал! — окрысился на него Имоти. — Вы забываетесь.
— Ну, сабельно, сабельно… — признал свою горячность Семенов. — Но ведь как военный с военным.
— Так вернемся к посту министра… Вы назвали бы кандидатуру более подходящую? Если учесть, что японцы являются главным вашим союзником. Для меня это важно. Тут можете быть откровенным.
«Да уж!» — саркастически осклабился генерал.
— К разговору о союзничестве вернемся после свидания с мадам Кондратьевой.
— Мадам Лукиной.
— Лукиной? Ишь ты, соврала, мерзавка. Господь ее разопни на ее же собственных грехах.
— На ее грехах сейчас ее распинают офицеры контрразведки, — уточнил Имоти. И по-лошадиному заржал.
«Это в нем явно схамила душа полурусского», — сообразил Семенов, уставившись на подполковника.
— Сейчас все поймете, — с истинно японской вежливостью склонил голову Имоти, считая, что выразился недостаточно образно.
— Где она, в тюрьме? Так стоит ли мне встречаться с этой мерзавкой?
— Стоит — не стоит. Так вопрос не ставится. Вы обязаны встретиться.
— Как это понимать?
— Мы, японцы, говорим то, что говорим.
«Мы, японцы… — обиженно хмыкнул генерал, не привыкший, чтобы с ним говорили в таком резком, категоричном тоне. — Это-то как раз не о японцах».
А видеть сейчас Лукину, или как ее там, Семенову крайне не хотелось.
— Мой фюрер, сведения, полученные по ведомству адмирала Канариса, опять заставляют нас настораживаться. Слишком уж они неопровержимы.
— Верный признак неточности, — заметил Гитлер. — А то и лживости.
Он сидел в низеньком кресле у камина и бездумно смотрел в огонь. Холодный застывший взгляд его, казалось, способен был погасить неяркое пламя каминного костра, разведенного не столько для тепла, сколько для домашнего уюта. Впрочем, за окном, по склонам горы Оберзальцберг, все предвечерье гулял обычный для конца мая в этих краях юго-западный ветер, прорывавшийся с высокогорий Восточных Альп и приносивший с собой затяжные моросящие дожди да холодное слякотное омерзение бытия. То самое омерзение, из-за которого Гитлер в последнее время все острее недолюбливал Берхтесгаден.
Кейтель выдержал паузу, прокашлялся и, взглянув на разинутую, со свисающим набок языком пасть овчарки Блонди, словно испрашивал у нее разрешения продолжить несвоевременный доклад, уточнил:
— Речь идет, как вы поняли, о Западном фронте. Я и сам невысокого мнения о работе абвера, но в данном случае сведения его агентов веско согласовываются с общей обстановкой.
Задрав морду, Блонди уставилась в потолок, словно собиралась завыть, но вместо этого тоскливо потерлась мордой о боковинку кресла, в котором восседал хозяин.
— Считаете, что там назревает что-то серьезное? В таком случае говорите, что именно.
— Агентура абвера дает точную дату высадки англо-американских войск на побережье Франции.
— Точную? — коварно ухмыльнулся фюрер.
— Как они считают…
— И как скоро ожидать? — полусонно пробормотал фюрер, откровенно зевнув.
— Пятого, в крайнем случае шестого июня. Возможно, это произойдет в ночь с пятого на шестое.
— Июня?!
— Да, мой фюрер.
— А в самом деле, вас не настораживает точность этой судной даты? — в голосе Гитлера появились какие-то новые нотки, скорее всего — осуждения. — Назовите тогда уж и дату конца света.
— Для нас они могут совпасть, мой фюрер.
— Это уж точно.
— Мне хорошо известно, что, когда речь идет о столь крупных операциях, точная дата в разведданных — скорее всего откровенная дезинформация, умышленно запущенная штабом противника. Но в данном случае что-то не похоже…
— Тогда чем вы готовы подкрепить, эти сведения? Замечены крупные скопления войск и техники на побережье от Брайтона до Дувра? Появились целые флотилии десантных судов англичан? Усилились налеты вражеской авиации? Где факты, фельдмаршал?
— Мы дали разведке задание усиленно прочесать весь район Южной Англии, особенно побережье Па-де-Кале.
— Не только, не только Па-де-Кале. Мы должны исходить из того, что союзники могут произвести высадку в Нормандии. Нужно быть готовыми отражать атаки их десантов в районе Шербура или даже Сен-Брие, Морле… Англичане ведь прекрасно знают, что там у нас мощная укрепленная линия.
